Колдун уже собрался было отвести руку, как к ней припала узница, торопливо и благодарно целуя. Парень выхватил ладонь у вампирши и отступил на шаг.
— Довольно. Лесана, выходи.
— Нет.
— Что? — он перевел на нее недоумевающий взгляд, надеясь, что ослышался.
— Нет. Ее надо вывести.
— Ты сдурела? — парень постучал пальцем по лбу. — Она — кровосос. Она — Ходящая. Ты ее выпустишь, а он пойдет жрать соседние деревни. Ты в уме? Или совсем рехнулась, роды приняв?
— Я. Ее. Выпущу. — Мрачно сказала Лесана и заслонила пленницу собой.
— Только попробуй, — спокойно ответил Тамир, понимая, что девка окончательно повернулась умом от жалости.
— Я — боевой маг.
— Ну, а я — некромант. Дернись только, упокою обоих. Выходи.
И Лесана, понимая, что он никогда ее не простит, ударила. Ударила так, как учил Клесх, вкладывая в кончики пальцев всю силу, позволяя ей устремиться с них прямым лучом. Лишь за миг она ослабила удар, чтобы не убить, а только оглушить.
Тамир рухнул, как подрубленное дерево.
— Ну, чего вылупилась? Быстрей, дура! — рявкнула девушка, хватая узницу за плечо. — Бегом!
Она волокла ее коридорами, вталкивая то в один поворот, то в другой, они бежали, оскальзываясь на гладких каменных полах, а как вылетели из низкой двери прямо в морозную ночь — пленница и вовсе не поняла. Ей вообще казалось, будто она спит и видит дикий сон. Только когда мороз и яростный колючий ветер ударили в лицо, она уразумела, что происходящее не мерещится.
— Иди. Быстро. Если я тебя или этого выродка встречу еще хоть раз, убью обоих. Поняла? — спросила странная Охотница и встряхнула вампиршу. — ПОНЯЛА?
— Да! — она вцепилась вдруг в руку человека и спросила о том, что мучило ее с первого мига их встречи: — Почему ты помогаешь мне? И как ты меня назвала?
— Зорянка. Потому что ты — моя сестра. А теперь — пошла вон!
И Охотница толкнула ее в спину, выпихивая в объятия метели и ветра.
* * *
Прежде, чем возвращаться в казематы, Лесана поднялась в мыльню и набрала полное ведро ледяной воды. Она собиралась привести в чувства Тамира, а уж потом идти с повинной к Дарену — признаваться в содеянном. Девушка не собиралась, чтобы за ее самовольный и глупый поступок наказание настигло ни в чем неповинного ученика Донатоса.
Поэтому она шла, стараясь не расплескать свою ношу, и думала о том, как ее покарают. Однако когда отступница вернулась в каземат, там уже царил невиданный переполох: трое старших послушников из числа боевых магов изучали темницу, а Тамира выхаживали двое целителей — глаза у парня были мутные, но на Лесану он посмотрел… ох, лучше бы и вовсе не смотрел. Выученица Клесха поняла — дружба их закончилась.
А над гудящим роем голосов вдруг вознесся скрипучий и командный окрик старика Рэма:
— Ты тут откуда? — подскочил к девушке крефф.
Уже одно то, что седой старик двигался прытко и шустро — говорило о многом.
— Я?.. Вот, за водой ходила… Меня Дарен приставил казематы убирать, — пробормотала Лесана, не зная, что еще сказать, не понимая, почему их с Тамиром не собираются вязать и предавать смерти.
— За водой! Дура безмозглая. Кровососка стража как-то подозвала, зачаровала, видать, а потом вырвалась. Гляди, вон, еле очухался.
Тамир смотрел прямо и зло.
— Я… за водой ходила… — растерянно повторила послушница и вдруг оживилась: — А как она смогла-то?
— Как, как… не твоего ума дело. Смогла вот, — отрезал Рэм, на миг замешкавшись. — Ты-то помнишь хоть что? — повернулся он к выученику Донатоса.
Тот, не отводя глаз от Лесаны, сказал:
— Мне помстилось, Лесана зовет, спустился, а потом не помню ничего…
— У-у-у, дурень… Тьфу. Остолопы! Хорошо хоть охранное заклятье на двери взвыло, а то бы так и лежал тут — бревно бревном, — и Рэм, махнув рукой, заторопился прочь.
Девушка в растерянности застыла, недоумевая, не понимая, как вышло так, что их не подозревают? Отчего? Увы, объяснять ей никто ничего не собирался…
— Лесанка, — окрикнул послушницу старший из учеников Ольста. — Ну чего стоишь-то? Иди отсюда. Не до уборок теперь. Иди, иди…
Она пошла прочь, огорошенная не столько самим произошедшим, сколько последствиями. Она ждала даже не наказания — казни, а на деле выходило, никому и дела не было ни до нее, ни до Тамира, ни до их причастности к побегу пленницы…
* * *
Нэд тяжелыми шагами мерил свой покой. В душе у смотрителя Цитадели поселилось тоскливое беспокойство. Слишком многое навалилось в последние месяцы. Сначала потеряли девку с Даром, теперь вот Ходящая с выродком смогла сбежать оттуда, откуда еще никто не сбегал. Выученица Клесха бесполезной оказалась. Хотя, чего от такого наставника, как ее, ожидать-то! Только такого ж дурака бешеного или бездарного.
Одна радость — теля Донатоса вздел-таки ярмо некроманта. Но то — лишь капля в море. Колдунов всегда по пальцем пересчитать — да что себе врать! — магов вообще стало мало. Скоро весна, поедут креффы искать выучеников и только Боги знают — кого они привезут, и привезут ли. Вон, Бьерга второй год с пустыми руками возвращается. Хоть самому садись на коня да поезжай по городам и весям искать годных к послушанию. И поехал бы. Вот только нельзя Цитадель оставить. Не на кого.
Скрипнула дверь. В комнату зашла Бьерга. Как всегда при виде нее у мага быстрее забилось сердце. Сколько лет прошло, а он так и не смог вырвать ее из души. Много жарких ночей у них было… Каждую он помнит. И еще помнит, как две седмицы они жили вдвоем, когда погиб целитель из их тройки. Нэд забыл тогда, что он — маг-боевик, а она — некромант. Были только мужчина и женщина, и любовь, что их связала. И хотелось, чтобы никогда это не кончалось, но… прилетела сорока из Цитадели, и пришлось, едва дождавшись новых сторожевиков, возвращаться в крепость. Тогдашний Глава слег после удара и, чувствуя, что дни его вот-вот оборвутся, собирал всех молодых магов, годных для креффата.
Так закончилось короткое счастье Нэда и Бьерги. Они разъехались на поиски выучеников, да и когда возвратились, виделись лишь изредка, все больше времени проводя, вразумляя послушников. Сами не заметили, как отдалились друг от друга, а потом Нэд и вовсе стал Главой. И их без того редкие встречи прекратились. Претило гордой колдунье тайком к любовнику бегать. И он не мог так оскорблять ту, которую любил.
И вот смотрел сейчас Нэд на женщину, в чьих волосах серебрилась седина, а перед глазами все одно — стояла юная девушка, которая запала в сердце много лет назад. Пусть молодость и зрелость прошли, и уже старость неслышно, словно кошка, подкрадывается, но по-прежнему хочется подойти к ней, обнять и стоять молча, слушая, как бьется сердце… Нет. Не к лицу Главе такая слабость, да и креффы вот-вот придут. Оттого Нэд лишь скупо кивнул вошедшей и глазами указал на лавку.
