Даже еду бабка приносила выученице в коморку, не позволяя подниматься на верхние ярусы Цитадели:
— Нечего шастать. Знаю я вас, уйдешь, кобылища, так тебя и видели, потом до ночи не докличешься…
Девушка в ответ молчала. Эта грубоватая забота согревала выученицу, как жарко пышущая печь. Может, потому Лесану не тянуло из темной коморки к людям? Тело по-прежнему болело. Ходить и уж, тем паче, сидеть было невмоготу, а послушнице не хотелось, чтобы Донатос видел ее унижение, как она, с трудом переставляя ноги, приходит в трапезную и неловко усаживается за стол. Как бы и парни не углядели, не начали насмешничать, выспрашивать, далеко ли она на лошади без седла скакала…
Вечером, когда уставшая помощница прилегла на лавку, Нурлиса, наконец, захлопнула последний сундук и сказала:
— Завтра чесноку притащу. Перебрать надо.
Девушка кивнула, мысленно припоминая, когда последний раз она делала вот такую немудреную бабскую работу?
— Вялая ты, — заметила бабка. — Чего скукоржилась, подлечила бы себя, чай магичка…
Лесана вздохнула с болью:
— Трав нет у меня…
— Трав? Ты коза? Иль корова? На кой ляд тебе трава, ежели Дар есть?
Послушница хмыкнула:
— Все просто у тебя…
— Просто, — согласилась старая. — Чай ты не ведунья, не знахарка, чтобы на сено наговаривать. Дар пользуй, а не корешки.
Девушка задумалась. Накануне она лечила разбитое лицо именно Даром, но так ведь и в обморок без сил потом провалилась.
— Меня не учили, — сказал она. — Я только раз пробовала и то, едва сдюжила…
Бабка пожала плечами:
— Ну, как знаешь, как знаешь, спи, давай. Завтра делов не переделать, — и она полезла на печь, кряхтя и бормоча.
Озадаченная ее речами, выученица лежала в темноте и размышляла. Вчера, когда она исцеляла синяки и разбитый нос, то обрушила на себя Дар, словно ушат воды. Но ведь можно не лить его потоком, а позволить просачиваться по капле.
Лесана снова подняла руку. В кромешной тьме было видно, как ладонь охватило слабое голубоватое мерцание. Мягко девушка опустила ладонь на живот и закрыла глаза. Слабое покалывание родилось под кожей и рассыпалось по телу колючей волной. Боль стала глуше, словно бы отдалилась на полшага. В печи громко затрещало полено, послушница вздрогнула, зевнула, повернулась на бок и закрыла глаза. В это ночь она спала без сновидений.
* * *
Седмица, проведенная в царстве Нурлисы, исцелила Лесану. Не видя никого, кроме сварливой старухи и целые дни проводя в жаркой темноте, девушка словно отдохнула душой. Мир и покой воцарились в сердце, которое за полтора года отвыкло от заботы. Однако ворчливая бабка снова напомнила ему, что бывает в жизни людей такое, когда их опекают, берегут, жалеют…
Но, увы, все заканчивается. Закончилась и поденная работа выученицы. Пришла пора подниматься наверх, к солнцу, к новому наставнику, к занятиям и остальным послушникам… к Донатосу. И, хотя сердце по-прежнему обмирало от страха, а душа трепетала, отвращение к себе и пустота в мыслях у Лесаны исчезли. А с остальным… с остальным надо было просто жить. Иного не предлагалось.
Дарен оказался наставником вспыльчивым и гневливым. Супротив насмешливого, но всегда спокойного Клесха, он казался Лесане бешеным. А может, она просто размякла за последние дни?
Крефф по два раза ничего не объяснял, а затрещины отвешивал с завидным постоянством. Бил не больно, но обидно.
— Ты можешь быстрей шевелиться? — рявкал он на вяло топчущуюся Лесану. — Долго хороводы водить будешь? Нападай! Нечего тут кружить.
И он всердцах махал рукой.
— Чего только Клесх с тобой возился? Дар едва теплится, а сама как скаженная. Тьфу.
Выученица вытерла дрожащей рукой потный лоб. Крефф совсем ее загонял, словно хотел вызнать — где предел ее терпению и силе. Но девушка не оправдывала его ожиданий. Это вызывало досаду наставника, а у парней-соучеников — недоумение. Вьюд, поднимая в очередной раз послушницу с утоптанного сугроба, спросил вполголоса:
— Ты чего? Захворала что ли? Еле ноги волочишь.
Пришлось отводить глаза и бормотать, что устала.
Парень посмотрел задумчиво, но расспрашивать не стал. Мало ли, чего там Нурлиса ее работать заставляла… С этой старой ведьмы станется держать всю седмицу на воде и хлебе да заставлять вкалывать, как лошадь.
— Сходитесь! — тем временем махнул варежкой крефф, и Лесана мысленно застонала.
Еще одной сходки ей не вынести. Нет у нее сил. Да и откуда им взяться, ежели при одной мысли о том, что сегодня придется ночевать в своем покойчике — живот скручивает от ужаса? Нурлиса сказала — Донатос больше не придет, но… что если ошиблась старая?
Сегодня, спеша на урок, девушка столкнулась со своим мучителем в коридоре Цитадели. По счастью колдун был не один, а шел куда-то, беседуя с креффом целителей — Рустой. Некромант посмотрел на послушницу мельком, может, и не заметил вовсе. Но даже от вскользь брошенного взгляда льдистых глаз Лесана обмерла и споткнулась на ровном месте. Сердце колотилось бешено, и ноги ослабли. Выученица Клесха забыла, что она — боевой маг и снова превратилась в перепуганную до смерти девку.
Какие уж тут уроки! Ей и притворяться особо не приходилось. При одной мысли о грядущей ночи силы покидали, а рассудок заходился от ужаса.
— Что? Что ты стоишь столбом, дура бестолковая? — резкий окрик Дарена выдернул несчастную из мысленных переживаний, возвращая к жизни. Она опять пропустила удар. Деревянный меч Вьюда полетел навстречу, девушка пригнулась, уходя от удара, припала на колено, но поехала в утоптанном снегу, неуклюже заваливаясь на бок. Попыталась удержаться, но вместо этого растянулась посреди двора, всем весом рухнув на подвернутую ногу.
От ослепительной боли перехватило дыхание, и Лесана скорчилась, понимая, что сломала кость.
— Откуда ты такая взялась? — рявкнул крефф. — Полтора года — полтора! И, как корова, топчешься. Пошла вон с глаз моих, смотреть на тебя тошно!
Под обидные смешки Дареновых выучеников Лесана кое-как поднялась, стараясь не припадать на изувеченную стопу и, опираясь на деревянный меч, как на клюку, побрела в башню целителей. Пока шла, три раза растянулась. Никто не кинулся помочь — упала девка в одеже боевика, так сама и подняться должна. Как она будет людей от Ходящих защищать, если себя в горсть взять не может?
Выученица вошла в лекарскую потная, красная, дрожащая от боли и усталости, изваленная в снегу.
— Чего тебе? — на скрип двери обернулся Руста, ощупывающий лежашего на столе пузатого мужика.
— Да вот, ногу, видать, сломала, — виновато проговорила послушница.
