— Эротический? — с надеждой спросила она.
— Конечно, а какой же еще?
— Лечебный, показанный для пожилых…
Джон смеялся, заглянув ей в глаза. Натали любовалась им, его диковатой и резкой красотой, будоражащей глубинные желания у женщин. Словно средневековый воин такой сильный и суровый. Но улыбка затрагивала глаза, рассыпала морщинки-смешинки вокруг, а в зрачках вспыхивали золотистые искорки. Чувственные губы с изгибом открывали белые ровные зубы, а от улыбки вперед выступал волевой подбородок. Натали коснулась его лица. Он побрился вечером. Знал, как она любила поцелуи с ним и не хотел ранить ее нежную кожу.
— У тебя и Алекса… между вами что-то было? — голос Джона значительно снизился, а улыбка сошла с лица.
— В том смысле, в каком ты себе воображаешь — никогда. Но…
— Что значит это твое «но», — Джон невольно сдавил ее ребра.
— Если ты не перестанешь пялиться на Мишель при всех, я ничего не обещаю.
— Не играй со мной в эти игры, — а вот теперь он разозлился. Брови нахмурились, глаза сузились, губы напряжены. — Я целиком и полностью твой, а ты глупо ревнуешь и еще глупее мстишь. Натали, чувства к тебе не похожи на все, что было раньше, до тебя. Если я узнаю, что ты и какой-то другой мужчина… в общем, я не отвечаю за себя. Ты — моя. Ты обещала.
Натали в принципе сложно представить какого-то другого мужчину в своей жизни, кроме Джона. И ради него готова на все, пускай любой психотерапевт скажет ей, что она чокнулась. Она не может без него даже дышать нормально. Безумие.
— Но ты смотрел на нее и восхищался.
— Она очень красивая, Натали. Меня это все время сбивает с толку. Но в свою защиту хочу сказать, что Алекс тоже не сводил с тебя глаз, как и добрая половина гостей.
— Это ничего не объясняет, — она хотела вырваться из его рук, но он не отпускал.
— Напротив. Это лишний раз подтверждает, что ты не доверяешь мне. Скажи, Мишель заставляла Алекса ревновать из-за того, что смотрел на тебя? Заигрывала со мной?
— Она тебя касалась.
— Как друг. Чтобы поддержать и успокоить. Я неосознанно реагирую. Но опять же, что тебе мешает подойти ко мне и сказать, что тебя это обижает? Попросить пересадить нас, чтобы мы были рядом? Сказать Мишель, чтобы не трогала меня? Но нет, тебе проще свести меня с ума и заставить полыхать от злости. А в совокупности с тем, что я тебя вообще никак не заслуживаю, мне хочется убивать.
— Что? Что значит не заслуживаешь? — возмутилась Натали.
— Я чувствую себя Аидом, похитившим Персефону, — признался Джон. — Ты принесла с собой весну и лето в мою жизнь, но при этом я забрал тебя у остальных.
— Мне нравится версия со Змеем и Ведьмой, — прошептала она, касаясь пальцами его губ, мечтая о поцелуе.
— Это почти одно и тоже. Змей, Аид, Сатана — все одно.
— Мне не нравится то, как ты себя демонизируешь. Ты же знаешь, что мне по-настоящему хорошо только с тобой.
— Я тебя только расстраиваю, ты все время плачешь и переживаешь, а счастливой давно сделать не могу, — Джон упрямо не соглашался.
— То, что ты вытерпел всех моих родственников и никого не поубивал, уже делает меня счастливой. Ты рассказал все о себе. Больше не будет вопросов и недомолвок со стороны близких, чтобы они, как ты опасался, не вставали между нами. Ты осчастливил моего отца, согласившись на прием и публичное объявление помолвки. Я знаю, что он мечтал выдать меня замуж по всем правилам.
Натали поцеловала его упрямый подбородок и спустилась по шее к ямочке, где так сильно отбивал пульс.
— Если так, то ты согласишься на мои условия? — хрипло спросил Джон, схватив ее за волосы и легонько потянув назад.
— Какие?
— Католический обряд бракосочетания и никакого брачного договора, — голос опустился до шепота.
— Но зачем это тебе? — Натали удивилась, ведь в случае бракоразводного процесса ему придется отдать половину ей.
— Все, что мое — твое, и наоборот. Ты — моя, а я — твой. Даже если ты разлюбишь меня, никакого развода, а у меня всегда будет шанс вернуть твои чувства.
И правда Аид. Поглощал ее разум, подавлял волю, но, ах, как прекрасно ему подчиниться, отдаться ему полностью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Только если ответишь, почему мне нельзя называть тебя Джонни? — вспомнила она свои условия.
Он отпустил ее, немного отодвинулся, дал ей чашку в руки, заодно вручил сэндвич.
— Наш с тобой уговор действует, пока мы живы.
— Ладно-ладно, ты говоришь, а я ем, — Натали не нужно было напоминать, к тому же она правда проголодалась.
— Многие друзья зовут меня Джонни, и другие женщины в прошлом тоже. Это как-то несерьезно и намекает на легкость в общении и отношении. Но вот, когда ты впервые меня назвала по имени там у себя в квартире, я понял, что это самый сексуальный звук, если такое существует. Ты очень эротично ешь и зовешь меня по имени. Когда говоришь “Джонни” особенно в момент, когда злюсь, это доводит меня до бешенства.
— Но ты же называешь меня Нэт, Нэтти…
— Жуй, а то подавишься.
Натали жевала, но логики не видела. Однако она так проголодалась, что с большим удовольствием поглощала сэндвичи. Перед сном. Проснется еще толще.
— А тебя это разве бесит? Если тебе не нравится… — после небольшой заминки спросил Джон.
— Ни в коем случае. Но тогда как мне быть, если я хочу к тебе обратиться? — Натали задумалась, прикидывая как можно еще переделать его имя.
— Любимый, милый, дорогой, родной, — Джон забрал у нее тарелку с сэндвичами и чашку и поставил обратно на столик, наклоняясь ближе к ней, чтобы поцеловать. — Уверен, твоя фантазия тебе подскажет.
— Искуситель, — Натали упала на софу и протянула к нему руки.
— М-м, может быть, — отозвался он стаскивая с себя футболку. — Помню наш поцелуй здесь, когда ты в первый раз осталась у меня. Потом всю ночь не спал.
— А меня ничего не беспокоило. Говорят, люди с возрастом…
Джон не дал ей договорить и дальше издеваться, закрыв рот поцелуем, наслаждаясь, как ее руки гладят его грудь и спину. Он раскрыл ее грудь, раздвинув, но не развязывая халат и вызвал у нее горячую истому пытливыми ласками, но больше всего прикосновением своей кожи к ее. Касался, но не вжимал в диван, ведь она беременна. И он был очень, очень осторожным и медленным. Она затряслась от оргазма сразу, как только он, припустив свои брюки, вошел в нее. Такой горячий, сильный. Заполнив ее собой, заставил потерять разум.
— Моя Натали, ты согласна на мои условия? — сквозь туман в голове, спрашивал Джон, погружаясь в нее раз за разом.
— У меня есть свои, — простонала она.
— Знал Змей, на что шел, когда совращал Ведьму, — усмехнулся Джон, легонько прикусив ее сосок. Она вонзила ногти ему в плечи. Вечно он исцарапанный и израненный от ее любви. Но его, кажется, это только заводило.
— Я хочу еще детей. Хочу большую семью. Нашу семью. Ноулз.
— Хм, и не хочешь взять мою настоящую фамилию и дать ее детям? — Джон прервался и вышел из нее. Она едва не задохнулась. Он развязал ей халат и раскрыл его, но не снял. Опустился на пол и накрыл губами ее лоно, заставив буквально через мгновение затрястись и кричать от наслаждения. Он впитывал ее соки снова и снова, пока она обмякла. — Потрясающая. Моя Натали.
— Это ты потрясающий, — воскликнула она. — Я разбужу детей.
— Я закрыл кабинет и здесь у меня звукоизоляция.
— Поэтому принес сюда?
Ее Змей только улыбался, снова припав к ее груди. Накрыв ее своим телом, медленно погрузился в ее очень влажное лоно, войдя в нее легко и до самого упора.
— Так что насчет фамилии? — простонал на этот раз Джон, закинув ее длинные стройные ноги себе на плечи, приподняв ее, чтобы оказаться еще глубже. Натали вскрикнула. — Тебе не больно?
— Господи, я убью тебя, если остановишься, — прорычала она. Джон продолжал свои пытки очень медленно и очень глубоко.
— Натали, моя фамилия с рождения — Конте, но для всех я Ноулз. Я не хочу денег Конте, но я хочу дать тебе их фамилию.
