— Что-то я потерял нить.
— Мое третье утверждение заключается в том, что в случае особо мучительных болей самая гуманная альтернатива для пациента — это эвтаназия.
— Боль можно перетерпеть.
— Нет, ты скажи по-другому: в наше время постоянно разрабатываются новые эффективные болеутоляющие, а значит, не следует спешить с подобными решениями, поскольку научно-технический прогресс вносит свои коррективы.
— Я знаю одно: я не верю в эвтаназию.
— На мой третий аргумент противник так и не ответил. Давай обосновывай свою позицию!
— Какой аргумент? Сынок, а может, просто поговорим?
— Знаешь, пап, какой самый яркий отрицательный пример можно привести? Твой случай! Вот смотри: если бы можно было проводить эвтаназию всем подряд, может, тебя уже давно усыпили бы ради общего блага.
— А может быть, тебя?
— Когда мы с той девчонкой из «Стайвесанта» встретимся в финале, она очень сильно пожалеет, что меня не усыпили!
54
В начале весеннего семестра Стэн Кави, заведующий кафедрой, позвонил Эйлин на работу и сообщил, что студенты жалуются на Эда и даже написали анонимку, грозя ему смертью, хотя это, конечно, не следует принимать всерьез.
— Грозят смертью?!
— Ну, не смертью, это я зря сказал. Просто побоями.
— Большое облегчение!
— Я не по поводу угрозы звоню. С подобными анонимками мы и раньше сталкивались. Многие студенты не верят начальству и не надеются, что несправедливость можно исправить законным порядком. Я хотел поговорить о другом...
— Стэн, его собираются избить!
— По всей вероятности, они рассчитывали кого-нибудь нанять, — рассудительно ответил Стэн.
— Киллера?!
— Скорее, просто какого-нибудь мордоворота. Вначале Эд получил бы предупреждение...
— Неблагодарные сопляки! — воскликнула Эйлин. — Мерзавцы, уроды! Он им лучшие годы жизни отдал, а они!..
— Их накажут, — заверил Стэн.
— Надо бы исключить! — сказала Эйлин, а про себя продолжила: «Вывалять в смоле и перьях, зарубить саблями, поставить к стенке».
— Скорее всего, так и будет. Слушай, не об угрозах речь. Речь об Эде. — Стэн помолчал. — И о его работе.
Сердце заколотилось у Эйлин где-то в горле. Она давно боялась этого разговора. До тридцатилетнего стажа Эду оставалось еще полтора года.
— Почему же ты мне звонишь? — Она решила скрыть свой страх за удивлением. — Наверное, лучше с ним самим поговорить, напрямую?
— Я давно уже хочу с ним поговорить, но он совсем перестал с нами общаться. Забегает на кафедру только проверить, нет ли для него сообщений, и сразу исчезает. Я ему оставил записку — он ее проигнорировал. Просил его задержаться, поговорить, а он проскочил мимо меня. Я хотел с ним побеседовать сначала как друг, а не как завкафедрой, вот и решил позвонить тебе.
— Спасибо, — сказала Эйлин, хотя внутри все пылало от обиды.
Этот средненький человечишко несколько раз обедал у них на Джексон-Хайтс, еще когда был младшим научным сотрудником. Да он и завкафедрой-то стал только потому, что Эд отказался от этой должности!
— Насколько мы смогли разобраться, Эд ставил студентам несправедливые оценки. Я видел работы — там явно что-то неладно. В оценках за осенний семестр — полная неразбериха.
Откуда там может быть неразбериха? Эйлин сама проверила вместе с ним все оценки. Наверное, Эд потерял ведомость и в последнюю минуту пришлось заполнять заново.
— Послушай, Эд не говорил — может, у него со здоровьем что-то?
Эйлин чувствовала, что ее загоняют в угол.
— Нет, ничего не говорил.
— Эйлин, мне необходимо знать! Мы же с ним десять лет коллеги. Для меня Эд как родной. Что с ним происходит?
Может, Стэн и называет себя другом Эда, но звонит-то он как заведующий кафедрой.
— У него в последнее время случаются головные боли, — по наитию сказала Эйлин. — Мигрени. На следующей неделе ему будут делать компьютерную томографию головного мозга. Врачи хотят проверить, нет ли опухоли.
— Опухоли? Боже, Эйлин, как я вам обоим сочувствую!
— Спасибо. Мы надеемся, что все обойдется.
Закончив разговор, она сейчас же позвонила Джасперу Тейту — подопечному Эда и его соавтору по исследованиям. Четырехлетняя дочка Джаспера была крестницей Эда.
Эйлин пересказала ему разговор со Стэном, только опустила свои слова про опухоль.
— Тебе, наверное, нелегко было это слушать, — сказал он.
— Джаспер, можно я тебе что-то скажу? Только чтобы это дальше не пошло.
— Конечно.
— Эд любит тебя, как сына.
— И я к нему так же отношусь.
Эйлин долго молчала, стискивая трубку.
— У него нашли синдром Альцгеймера.
— Господи...
— Мы хотим, чтобы на кафедре пока об этом не знали.
— Хорошо.
— Мы надеялись, он еще сколько-то продержится. Эд очень хочет и дальше преподавать.
— Конечно.
— Я соврала Стэну.
— О чем?
— Сказала, что у Эда подозревают опухоль в мозгу.
Джаспер хмыкнул, и Эйлин почувствовала, как отпускает мучительное напряжение.
— Извини, я не хотел смеяться, — заторопился Джаспер. — Просто... Стэн — такой Стэн!
— Не извиняйся, мне сразу легче стало. Все это словно во сне. Безумие какое-то.
— Я его прикрою, — сказал Джаспер. — Помогу готовиться к занятиям и выставлять оценки. Пусть его студенты обращаются ко мне с вопросами.
Эйлин знала, что ответил бы Эд: «Я не могу повесить на тебя такой груз, Тейти! У тебя и своей работы хватает». А она, кажется, давным-давно потеряла свой нравственный компас. Наверное, нехорошо заставлять этого чудесного человека участвовать в обмане.
— Помоги ему, если можно! Совсем недолго.
— Конечно, обязательно.
— И еще... Я тебя попрошу...
— Все, что надо!
— Эду не говори, что я тебе рассказала. Просто помоги, он и не заметит. Ну, с оценками надо как-то объяснить... Постарайся представить дело так, словно это он тебе услугу оказывает. Например, что ты хочешь сравнить результаты у студентов по разным темам или еще что-нибудь... Что я тебя буду учить? Ты Эда не хуже меня знаешь.
Неделю спустя она перезвонила Стэну. Сказала, что опухоли у Эда не нашли и врачи продолжают обследование. Пообещала позвонить снова, как только что-нибудь прояснится.
Наутро она перехватила Эда перед выходом на работу:
— Уходи домой сразу после лекции. Понял?
Эд кивнул.
— Ни с кем не разговаривай. Ни со студентами, ни с кем. Только с Джаспером Тейтом.
Он снова кивнул.
— Если с тобой кто-нибудь все-таки заговорит, ни в коем случае не говори, что у тебя синдром Альцгеймера.
— Какой синдром? — переспросил Эд, и у нее чуть не остановилось сердце — но тут она увидела его хулиганистую улыбку.
— Прекрати сейчас же! — сказала Эйлин, а про себя подумала: «Господи, не отнимай пока эту часть его личности! Если надо, я составлю список, какие забрать раньше».
55
Когда зазвонил телефон, Эд уже спал. Эйлин целый месяц со страхом ждала этого звонка.
— Дела все хуже, — сказал Стэн. — Эду пора оставить преподавание. Не только ради студентов — ради него самого.
Эйлин включила чайник, чтобы успокоиться. За стенами дома выл ветер, оконное стекло дребезжало.
— Если ты считаешь, что так надо... И как это будет оформляться? Посадите его в комнату, обитую войлоком?
— Я думал, он уйдет на пенсию.
— Он не собирается уходить. Ему еще лет пятнадцать можно об этом даже не думать.
— Эйлин, он не справляется с работой.
— У него есть права как у преподавателя на постоянной должности. Ему должны дать время на лечение, разве нет?
— Для кафедры было бы лучше, если бы он ушел на пенсию.
Эйлин затрясло — от злости, а больше от ужаса. Невольно хотелось кинуться за советом к Эду: в таких ситуациях он всегда сохранял ясность рассудка. Заставлять его работать дальше — только мучить. А раз уж возникла конфликтная ситуация, начальство только и будет искать, к чему бы придраться.
— Плевать мне на кафедру! — не сдержалась она. — Меня волнует благо моего мужа! Мало он сделал для кафедры?
Мозг лихорадочно работал. С каждой секундой у нее все меньше шансов выйти из этого разговора с победой. А что Эд сделал бы на ее месте? Он запустил бы глубоко в подсознании некий алгоритм, который выдал бы правильный ответ. Да нет, он бы просто сразу увидел правильный ответ.
— Я думаю, Эд еще года два мог бы проработать, — сказала она. — Особенно учитывая его безупречную работу в прошлом.
— Слушай, никто здесь Эду не враг...
И тут ее осенило, как будто Эд на ухо шепнул: реальный выход, который избавит обе стороны от затяжной борьбы. Наконец-то пригодится его маниакальная добросовестность. А сколько раз Эйлин злилась на него за то, что тащится на работу в любом состоянии! Теперь благодаря этому они все-таки смогут дотянуть до тридцатилетнего стажа.
