Отец направился не к центру города, а в противоположную сторону, безлюдными переулками, миновал выезд на Кросс-Каунти-парквей и, свернув под пешеходный мостик, въехал по пандусу на территорию торгового центра. Магазины были уже закрыты. Отец затормозил поблизости от «Мейсис» и заглушил мотор.
— Садись за руль.
Оба вышли из машины. Уже стемнело. Светящиеся вывески магазинов, огни машин на шоссе и неяркие уличные фонари окутывали все вокруг сияющей дымкой. На стоянке стояло всего несколько машин. Коннелл никогда еще не пробовал водить ночью. Он уже многому научился урывками, но огромное открытое пространство сбивало его с толку, тем более что в темноте трудно оценивать расстояние. Слегка задыхаясь, он повернул ключ в замке зажигания.
— Как выедешь со стоянки, поворачивай налево, потом у светофора направо.
Коннелл проехал по Мидленд-авеню, параллельно шоссе.
— Сейчас еще один светофор, а на следующем сворачивай влево, на Кросс-Каунти-Ист.
— Мне на шоссе нельзя же...
— Делай что говорят, — спокойно ответил отец.
Он не дергался, не орал и не махал руками. В последнее время прежний отец появлялся изредка и ненадолго, словно призрак, проступающий из другого измерения.
Светофор, как раз когда они подъехали, поменялся на красный. Коннелл проверил ремень безопасности. Включился зеленый. Коннелл осторожно двинулся вперед и перестроился в левый ряд. Ему казалось, что машина идет слишком быстро.
— Как перестроишься, прибавь скорость. Поедем к Хатчинсон-Ривер-парквей.
— Хатчинсон? А если меня остановят?
— Там двигайся на север. Перестройся в левый ряд. Спокойно, не волнуйся. Машин сейчас на дороге мало. Ты будешь отличным водителем, если перестанешь нервничать. Давай пятьдесят — пятьдесят пять миль в час[23].
Коннелл нажал педаль газа. Скорость кружила голову, и он вдавил сильнее, глядя, как стрелка спидометра ползет к пятидесяти, потом к шестидесяти. Коннелл чуть-чуть сбавил скорость. У отца глаза были закрыты.
— Тебе нужно привыкать к реальным условиям на дорогах. Держись левого ряда. Сейчас мы выедем на Хатчинсон-Ривер-парквей. Ищи указатель на Мамаронек-авеню, выезд двадцать три-эн.
Коннеллу казалось, что он может сейчас поехать на любое шоссе Америки и вообще куда душа пожелает. Всю ночь бы так мчаться!
— Вон указатель, приближается, — сказал отец. — На въезде притормози, если за тобой машин не будет. Мало ли что может случиться — надо все время быть начеку.
57
Перед уходом на работу Эйлин должна была принять душ, помочь искупаться Эду, одеться сама и одеть Эда, соорудить завтрак и приготовить Эду про запас обед и ужин.
Она обвела розовым маркером кнопку «Вкл.» на микроволновке. На переднюю панель приклеила карточку с надписью «Нажать здесь» и стрелкой, указывающей на кнопку. Тарелку с едой заранее помещала в микроволновку и устанавливала нужное время. Делала это в последнюю минуту перед выходом, потому что весь день ее преследовал образ еды, которая протухает в микроволновке.
И все время она боялась, как бы Эд не ошибся. Если он нажмет не «Вкл.», а какую-нибудь другую кнопку, будет потом грызть замороженные блинчики или давиться холодным тушеным мясом. Часто она, вернувшись вечером домой, находила половину обеда на полу, разбитую тарелку под столом и нетронутую газету. Эд перестал читать.
В микроволновке можно заготовить еду только на один раз. На ужин Эйлин оставляла Эду в холодильнике сэндвич на тарелке под крышкой. Эд ужинал рано, еще до ее прихода, — когда солнце садилось. Проще было бы делать два сэндвича, но Эйлин казалось постыдным заставлять его дважды в день есть холодное. Коннелл возвращался слишком поздно, чтобы подогреть отцу ужин.
Эд уже не догадывался поесть, когда проголодается, и на часы не смотрел. Эйлин звонила ему, напоминала про еду и подсказывала нужные действия.
Утром она включала телевизор, выбрав программу, где непрерывно показывали старые добрые сериалы. Так было проще, чем позволить Эду самому переключать каналы. Эйлин незаметно прятала пульты от телевизора и кабельного блока в ящик стола.
Эд превращал в хаос все вокруг себя, но Эйлин по-прежнему доверяла ему оплачивать счета — это же мужская прерогатива. По каким-то счетам он платил дважды, а другие выбрасывал не вскрывая. Эйлин позвонили из телефонной компании и сообщили, что у них уже лежит пятьсот долларов ее денег, больше пока присылать не нужно. Следующий счет Эйлин успела перехватить и припрятать, но через месяц Эд первым добрался до почтового ящика и погасил «задолженность». Теперь у них получилась переплата больше тысячи долларов.
Невозможно оставлять списки с инструкциями на все случаи жизни. Во-первых, неясно, в какой мере Эд еще способен читать, да и вообще, где та граница, за которой помощь переходит в абсурд? Неужели записывать ему, как надо подтираться в уборной и как целиться в унитаз? Проще вымыть лишний раз пол после работы.
Когда они вместе выходили в город, Эд с упорством, граничащим с фобией, отказывался приближаться к банку. Он даже не входил внутрь, когда Эйлин брала деньги из банкомата. Наверное, это на него так подействовали тревожные разговоры Эйлин о возможных трудностях с финансами. Конечно, Эду тяжело, что от него ничего не зависит. Он не понимает, что Эйлин с огромной радостью вновь уступила бы ему всю ответственность. Да она бы просто счастлива была, но теперь это невозможно.
Эйлин отменила доставку газет и попросила Эда забирать их в газетном киоске. Сознание, что у него есть своя обязанность в семье, хоть отчасти возвращало ему чувство собственного достоинства. Заодно он покупал пакет молока. Иногда молоко было и не нужно, однако Эду требовалось, чтобы заведенный порядок не менялся. Повторяющиеся действия он еще мог помнить, поскольку тут задействована долговременная память. Чаще всего молоко благополучно оказывалось в холодильнике, но иногда оставалось стоять на столе и портилось. Выливать его почти не приходилось — Коннелл готов был хоть три раза в день уплетать кукурузные хлопья.
Вдобавок Эд каждый день приносил домой коробку с пончиками. Эйлин не могла понять, откуда у него такой пунктик. Пончики она часто выбрасывала, хотя и поесть их тоже не отказывалась. Она вообще стала больше есть — из-за стресса. Меньше чем за год располнела на два размера. Эд сметал по полдюжины пончиков в день, и куда что девалось — только отощал.
Когда настало лето, они завели обычай в выходные прогуливаться по городу. Эйлин поражало, как много им встречалось людей, с кем Эд был знаком. Оказывается, он подолгу просиживал на лавочке недалеко от супермаркета. Эйлин радовалась — все-таки не зря она настояла на переезде! В Джексон-Хайтс Эду не жилось бы так спокойно.
Вечером, когда он уже спал, Эйлин тайком подсовывала ему деньги в бумажник — как подкладывала их своему отцу после его ухода на пенсию, чтобы было на что вечерком сходить в бар. Эда хорошо знали многие владельцы магазинчиков, и это облегчало ему задачу расплатиться в кассе. Он протягивал бумажник, те сами забирали нужную сумму и клали в бумажник сдачу. Эйлин надеялась, что им хватает с ним терпения. В магазине канцтоваров Гилларда были так добры, что попросту записывали общую сумму, а Эйлин раз в неделю заходила расплатиться.
Эду нравилось выпить кофе с булочкой в кондитерской «Топпс», потому что там был столик со стулом. Хозяйка по имени Диана сама приносила ему заказ.
А Эйлин она сказала:
— Даже если вы не будете платить, у нас ему все равно не откажут.
Однажды Эд пришел из супермаркета расстроенный:
— По-моему, меня обсчитали.
Эйлин проверила бумажник: сдача не сошлась с чеком.
— Ты больше никуда не заходил?
Эд отчаянно затряс головой. Должно быть, кража была уж очень наглой, если он заметил. И все-таки на его слова нельзя полагаться — в последнее время Эйлин уже не знала, всегда ли он правильно воспринимает реальность.
— Пойдем туда еще раз! — потребовал Эд.
Эйлин представила себе: начнется скандал, все будут на них оглядываться, а доказать ничего невозможно, одно сплошное унижение. Эйлин, не сдержавшись, раскричится, а потом придется искать другой магазин.
— Да ну их, — сказала она. — Не волнуйся, этому сопляку еще отольется. Судьба его накажет.
Тут она представила злорадную морду наглого сопляка и так рассвирепела, что сама усадила Эда в машину и притащила в магазин. Эд заглянул в окно, по-детски прижимаясь носом к стеклу.
— Вот он!
Эйлин проследила, куда показывал его палец: чернокожий мальчишка, рубашка сзади не заправлена в брюки. Изящные скупые движения, руки так и порхают, проводя покупки через датчик сканнера. Похоже, он привык двигаться быстрее других — так, чтобы никто не уследил. Должно быть, Эд не раз уже попадал к нему на кассу и, протянув бумажник, просил взять, сколько нужно. Должно быть, в этот раз парнишка решил-таки рискнуть. У Эйлин кровь застучала в висках и во рту появился металлический привкус.
