эта критическая оценка.
Во-вторых, определить отношение высказанных оценок произведений и издательских предприятий Некрасова к современным поэту критериям художественности и к процессу формирования литературной критики.
В-третьих, коснуться специфики фельетонной критики.
§ 2. К вопросу о репутации Некрасова – «литературного промышленника»
Поскольку Некрасов совмещает с творческой деятельностью редакторско-издательскую, общее представление о нем включает оценку обеих ипостасей. В сознании современников эти ипостаси были «антагонистами». Чтобы уяснить оценку и специфику восприятия поэта, вновь кратко проследим формирование репутации Некрасова.
В эти годы идея материальной состоятельности у Некрасова вполне сформировалась и начала осуществляться. В записях А. С. Суворина есть рассказ Некрасова о рано принятом им решении:
«Я дал слово не умереть на чердаке <…> идеализма было у меня пропасть, того идеализма, который вразрез шел с жизнью, и я стал убивать его в себе и старался развить в себе практическую сметку»[660].
В автобиографической записи 1872 г. читаем:
«С 44 года дела мои шли хорошо. Я без особого затруднения до 700 рублей ассигнациями выручал в месяц, в то время как Белинский, связанный по условию с Краевским, работая больше, получал 450 рублей в месяц» (XIII-2: 48–49).
Фигура «литературного промышленника» рассматривалась в литературе и журналистике как типичная для своего времени и имела отрицательную коннотацию: делец, пользующийся чужим интеллектуальным трудом, малодаровитый, преследующий материальную выгоду, следовательно, чуждый творчеству как бескорыстному выражению этических и эстетических ценностей. Поэтому восприятие Некрасова как предприимчивого и успешного человека, как «литературного промышленника» во многом определяло его репутацию. Формирование репутации и отношение к ее носителю заметно по оценкам, привязанным к событиям.
Вначале это качество привлекает знакомых Некрасова. Например, в декабре 1839 г. К. А. Данненберг сообщает в письме своему приятелю об ожидаемом успехе начатого совместно с Некрасовым предприятия – оперы «Испанка»[661].
В 1843 г. Белинский уповает на доход от совместных с Некрасовым «афер» – «популярной мифологии»[662].
В 1844 г. в ближайшем кружке литераторов обозначаются противоречия между «идеалистами» и «практиком» Некрасовым:
«Идеалисты сердили меня, <…> они все были в мечтах, и все их эксплоатировали»[663]; «я сознавал, что все это было не то, что нам нужно, но в то же время спорить с ними не мог, потому что они знали гораздо больше меня, гораздо больше меня читали»[664].
В 1846 г. с предпринимательским талантом Некрасова связываются надежды на основание журнала:
«Один я между ними был практик, и, когда мы заводили журнал, идеалисты эти прямо мне говорили и возлагали на меня как бы миссию создать журнал» (Суворин Дн: 7).
В 1847 г. его «практическая» позиция послужила поводом для тяжелых обвинений в «литературном кулачестве» (см.: Летопись I: 256–269, 271–272, 524–525).
В последующие годы тема «торгаша» и «кулака» будет занимать в репутации Некрасова видное место[665].
Восприятие современников выражено, например, в письме Т. Н. Грановского к жене Е. Б. Грановской (1853 г., августа около 20):
«Некрасов приезжал больной и неприятный. В нем много отталкивающего. Но раз стал он нам читать стихи свои, и я был поражен непонятным противоречием между мелким торгашом и глубоко и горько чувствующим поэтом. Есть вещи необыкновенно хорошие»[666] (курсив мой. – М.Д.)
Цитата иллюстрирует, как репутация влияет на целостное восприятие личности и, тем более, поэта и его поэзии. Понятия «практик», «торгаш», «промышленник» выступают как антонимы понятия «поэт»[667].
Представление о взаимоисключении этих ипостасей в рамках одной личности выражено в оценочном эпитете «мелкий торгаш». Возможно, Грановский имел в виду некие частности редакторско-издательской практики Некрасова. Возможно, неприязненное чувство в отношении Некрасова вызывала его черта, позднее отмеченная Л. Ф. Пантелеевым, который видел в поэте «человека огромного житейского ума, ни на одну минуту не терявшего из виду расчета, понимая это слово в более широком смысле, чем принято»[668] (курсив мой. – М.Д.) В любом случае, называть мелким торгашом издателя и редактора одного из крупнейших столичных журналов было необъективно.
Высказывание Грановского дает основание предполагать, что его знание о Некрасове как о «торгаше», очевидно, обладало большим определяющим значением, чем уже совершившееся к тому времени признание поэтического дара Некрасова кругом общих друзей. Поэтому открытие этого дара его «поразило» и привело к непониманию. А высокая оценка поэтического дара автоматически умаляет то, что воспринимается Грановским как противоположность поэзии.
В литературоведении наличие у Некрасова одновременно коммерческого и поэтического чутья, его самореализация в обеих областях – творческой и «торгашеской» – также традиционно рассматривались отчасти как вынужденные действия «литературного пролетария» в годы «литературных мытарств», отчасти как противоречие и двойственность его личности. В XX в. большую роль в закреплении этого взгляда сыграли остающиеся классическими работы К. И. Чуковского, в первую очередь статья «Тема денег в творчестве Некрасова»[669]. Чуковский, во многом подходивший к биографии как к литературному жанру, а к фактическому материалу – как художник[670], в работах о Некрасове выдвинул эту противоречивость личности как конструктивный принцип построения художественного характера («поэт» – и «торгаш», «гений уныния» – и человек, страстно любивший жизнь)[671]. Освещение коммерческого таланта в работах Чуковского и литературоведов следующих десятилетий обрело оттенок своеобразного «оправдания» факта, «компрометирующего» поэта.
Между тем научный подход к проблеме не подразумевает вынесения морально-этической оценки – «обвинения» либо «оправдания». В определенном контексте, говоря о референте (Некрасове), уместно пользоваться денотатом («промышленник», «предприниматель»), но некорректно – коннотатом («жулик», «кулак»). Обращение же к явлению, лежащему на стыке разных дисциплин, порождает закономерные уточняющие вопросы. Некоторые из них поставлены и прояснены еще В. Е. Евгеньевым-Максимовым[672]. Предпринимательский талант Некрасова и его журнально-издательская политика (рекламные акции для привлечения подписчиков, привлечение авторов для сотрудничества) нашли освещение в работах Б. В. Мельгунова[673].
Специальным трудом, посвященным проблеме, стала монография М. С. Макеева[674]. Но соотношение репутации литератора и критического восприятия поэта в должной мере не освещено.
В обиходном мнении практика предпринимательства ближе всего к идее личного стяжательства[675]. Не отрицая очевидного, уточним существенное. В случае с Некрасовым мотив его стремления к материальной независимости подкреплен свидетельствами поэта и современников, в первую очередь Ф. М. Достоевского: «Миллион – вот демон Некрасова!»[676].
Однако уместно привести и продолжение цитаты из Достоевского:
«Что ж, он любил так золото, роскошь, наслаждения и, чтобы иметь их, пускался в “практичности”? Нет, скорее это <…> была жажда мрачного, угрюмого, отъединенного самообеспечения, чтобы уже не зависеть ни от кого»[677].
Е. Ф. Литвинова также записала высказывание поэта о деньгах
