Внизу уже сидят несколько иностранцев. Мгновенно натянули сонные улыбки при виде меня. Засыпав бетель за губу, «отельный человек» (именно так на английском называют этих служащих), смачно почесывая зад, повел нас к месту отправления. И вправду прохладно… толстовка очень даже кстати. Лодочник встречает нас на набережной, пора в путь.
Лодка за лодкой тихо отталкиваются от берега и уходят в неторопливое скольжение. Весла не хотят тревожить спящую Гангу, отталкиваются от нее осторожно, словно перебирают шерсть спящего тигра.
— Сколько здесь «гатов»? — чей-то вопрос.
— Около 360, - лодочник явно не настроен на общение.
— И сколько времени надо, чтобы проплыть мимо всех?
— Около трех часов.
Разговор умер. Каждый смотрит в свою сторону, закутавшись потеплее.
Когда-нибудь я смогу совершать удивительные путешествия в совершенно иную реальность. Я должна найти дорогу. И вдруг укол страха — а вдруг меня случайно занесет куда-то туда, откуда я не знаю выхода — вдруг я затеряюсь? Вокруг будет вроде все то же, люди, города, идет какая-то жизнь, но это другая жизнь, другие люди с другой историей, и может быть это даже будут не совсем люди… или совсем не люди? Я потерялась и не знаю, как вернуться назад — туда, где я жила, где живут те, кого я люблю, с кем занимаюсь совместной практикой. Тотальное одиночество… унесена в другое пространство, в другую реальность, в другое время, отстоящее от нашего может на сотни, может на тысячи лет.
Есть картина, которая особенно ярко ассоциируется с полным, тотальным одиночеством. Послеполуденное мягкое солнце, маленький, замшелый городок, наступает осень, пыльная дорожка в небольшом парке, скамейка, я сижу на ней, рядом время от времени проходят люди, которые бесконечно далеки от меня. Я никогда не найду здесь никого близкого — хотя бы чуть-чуть. Все спят своим сном, все погружены в безнадежно далекую от меня жизнь. Я осталась совершенно одна, заброшенная навсегда туда, откуда не найти выхода, и всё, что мне остается, это почувствовать восторг одиноко летящей птицы, почувствовать буйный экстаз непредсказуемости того, что впереди, почувствовать переполняющую любовь к тем, кого я уже никогда не встречу, и продолжить свое путешествие несмотря ни на что.
Над пустынным берегом загорается светлая полоса, — скоро оттуда покажется солнце. Лодка плывет недалеко от набережной, на которую стекаются и стекаются люди. Большими кувшинами зачерпывают воду (неужели они используют ее для приготовления еды??? Похоже на то…), все умываются, чистят зубы, мужчины ныряют со ступеней, раздевшись до трусов, женщины заходят в воду прямо в сари, которое тут же прилипает к телу, откровенно высвечивая так тщательно скрываемую грудь. Они и моются в сари! Это уже выше моего понимания… Молятся, сложив руки, закрыв глаза, подставив лицо восходящему солнцу. Всматриваюсь в лица… да что-то не видно никакой радости, скорее религиозная обыденность… Кое-где сидят группки мокрых людей и слушают своих учителей… Дельфин! Как такое может быть? Еще один!
— Дельфины?
— Ага — речные!
— Но здесь же такая грязная река!
— В этом месте в нее впадает еще одна, поэтому здесь чистое течение, зато сильное — видите, как лодка тяжело идет.
Красный диск солнца… на него можно пялиться в упор, никогда еще такого не видела. Этот цвет гипнотизирует, хочу одним рывком броситься в него, сбросив все… Рассекаемый орлиными крыльями воздух, монотонные молитвенные напевы, крошечные свечки на больших сухих листьях, гонимые мощным течением, разноцветные лодки, сверкающие вспышками фотоаппаратов… Пестрая и шумная набережная каменными ступенями уходит в воду, горящую в восходе солнца.
А это что??? Нечто плывет в метре от нашей лодки, очень похожее на человеческое тело. Немка напротив тоже увидела, побелела, сморщилась и прижалась к мужу. Ну точно, трупак…
— Мертвое тело, — безразлично проговорил лодочник. — Этого добра тут навалом… Мы сейчас будем проплывать гаты для сожжения, поэтому уберите фотоаппараты. Если кто-нибудь увидит, сразу же вышлют лодку с полицией.
— Но там ведь сейчас нет костров!
— Не важно, все равно нельзя. Таков закон.
Мы плывем совсем близко к берегу. На черной от углей площадке на корточках сидит лохматая девчонка лет пяти в грязном ярко-розовом платье… Ножки раздвинуты, бесстыдно торчит писька… Похоже, это ее песочница, — что она там делает?
— Каждое утро здесь собирают золото. Ну коронки, кольца, — вы понимаете… — гнусавый комментарий лодочника.
По колено в воде стоит мужчина с большим ситом, — понятно, он таким способом ищет золото… И девчонка тоже, — вот такое у нее детство.
Мэйн гат, здесь мы делаем остановку, можно вылезти на берег и окунуться в действие. Но это только кажется интересным, — в реальности чувствую себя как соленый огурец в сладком варенье. Здесь нет места другой культуре. Скользкие грязные ступени, нищие, облепляющие со скоростью москитов, почти что непроходимая толпа мокрых тел, крики, похожие то ли на ругань, то ли на веселый разговор. Все пялятся на меня, гогочут, здороваются…
Почти сразу после восхода солнца стало жарко. Да, это фантастическая, потрясающая декорация, но на нее мне хочется смотреть только издалека.
— Вот здесь останови! — вроде бы нашла безлюдное место с небольшим открытым кафе.
— О-о-кей, мэм.
Четыре деревянных столика, обшарпанные стулья, пыльное меню, парочка грязных официантов — типичное уличное кафе в Индии. И это еще не худший вариант! С легкой тревожностью оглядываю стул, на который собираюсь сесть, провожу пальцем по столу, — все выглядит грязным, но на пробу вроде бы оказывается чистым.
— Привет! Мне можно позавтракать здесь? — голос из за спины.
А ничего так парень, правда улыбается резиново…
— Конечно:)
— Я — Рой.
— Майя.
— Очень приятно.
Симпатичный, только вот никак не пойму, почему я к нему абсолютно безразлична? Раньше мне такие нравились, — подвижный, смуглый, черненький… Надо с ним еще поболтать, может тогда понравится? Выглядит он как-то нерешительно, а хочется, чтобы проявил активность. Нет… похоже, так и будет молчать или задаст какой-нибудь дурацкий вопрос, лучше уж я сама.
— Я сегодня собираюсь посмотреть местные храмы, хочешь поедем вместе?
— Хочу! — сразу же оживился, в глазах мелькнула то ли надежда, то ли радость облегчения от того, что теперь не надо думать, что делать дальше, теперь все за него решили.
— Ты знаешь эти места?
— Ну в общем да, я здесь уже два месяца живу…
— Два месяца??? — никак не могу поверить в то, что кто-то здесь может прожить два месяца. — Я здесь всего второй день, но уже ловлю себя на мысли, что пора бы найти место почище и поспокойнее. Что ты здесь делаешь все это время?
— Учусь играть на некоторых этнических инструментах, хожу на курсы по йоге и ведической философии, знакомлюсь с людьми, читаю.
— Но все это, наверное, можно было бы делать где-то в другом месте в Индии?
— Наверное… Но мне здесь очень нравится.
— Ну надо же!
— Так ты скоро уезжаешь? — в этих словах слышится легкая тревожность, скорее всего из-за того, что он опять начал терять надежду.
— Думаю, что да. Здесь я хочу еще съездить в Сарнатх. Ты что-нибудь слышал об этом месте?
— Там Будда прочитал свою последнюю проповедь перед тем, как достичь просветления.
— Ну это я и сама знаю:) Там интересно?
— Много храмов, чисто, полянки, парки… Но мне там не понравилось, — слишком похоже на музей. Храмы Варанаси наполнены особой силой, ты сразу это почувствуешь, а там все какое-то игрушечное.
— Силой говоришь?:)
— Да, силой. Варанаси, местные храмы, Ганга — это места силы.
— Ты читал Кастанеду?
— Кое-что, но дело не в этом. Я действительно чувствую эту силу.
— И как ты ее чувствуешь?
— Как? Как… Я никогда не пробовал это описывать. Я думаю, что в этом нет смысла, это надо переживать:)
— Одно другому не мешает. Знаешь, многие люди говорят, что у них есть какой-то особенный опыт, но описать ничего толком не могут.
— Может быть, ты просто не понимаешь их? …Ой, прости, я не хотел тебя обидеть, но ведь такое может быть. Намкай Норбу Ринпоче говорил, что пока у тебя нет опыта просветленных состояний, ты будешь задавать вопросы, будешь все подвергать сомнению, пытаясь понять что-то рассудком, но то, о чем он говорит, рассудком понять невозможно. В этом случае он советует не разочаровываться в учении буддизма, а попытаться-таки измениться так, чтобы его слова доходили не до ума, а до сердца.
— Чувствую себя прямо как на лекции:) А почему ты на кого-то ссылаешься? У тебя самого есть понимание этого вопроса?
— Есть, конечно, оно совпадает с мнением Намкая Норбу Ринпоче.
