вкус. Я тоже пробую его на вкус и наслаждаюсь им так, как всегда хотела.
Когда мы целуемся, это никогда не бывает прирученным или сладким, я всегда хочу большего, и он всегда дает мне больше. Поэтому я прекращаю поцелуй, прежде чем мы унесемся. У меня есть вещи, которые он тоже должен услышать.
— Я люблю тебя, — говорю я ему, и его глаза загораются от признательности.
— Я тоже тебя люблю. Я любил тебя всю свою жизнь. Мне жаль, что я тебя бросил.
Я качаю головой. — Не надо. Я понимаю и прощаю тебя. Я не хочу, чтобы мы больше об этом думали.
— Нет?
— Нет, — хрипло говорю я, проводя пальцами по его бороде. — Я хочу других воспоминаний с тобой.
Он улыбается. — Вот то, что я всегда хотел сделать с тобой.
Он тянет меня в гостиную, подходит к своей музыкальной станции и включает ее. Когда прекрасный голос Билли Холидей заполняет комнату, я точно знаю, что он хочет сделать.
— Сегодня пятничный вечер. Вечер свиданий, — говорит он. — Я хочу танцевать со своей куклой так, как мой отец танцевал со своей.
Радость кипит во мне при мысли о таком чувстве и воспоминании. Это сжимает мое сердце так, что я не могу описать. Когда он протягивает мне руку, чтобы я подошла к нему, я так и делаю и проскальзываю в его объятия.
Пока мы танцуем, воспоминания о его родителях наполняют мой разум, и теперь я знаю, что они, должно быть, чувствовали. Призраки прошлого все еще влюблены друг в друга. То же самое я чувствую сейчас.
Мы танцуем, пока песня не заканчивается, а затем Доминик снова целует меня в губы, который столь же яростен, сколь и бесцеремонен.
Это отправляет нас прямиком в его постель, где он безжалостно овладевает мной снова и снова.
Ранним утром мы вместе сидим в его ванне. Он обнимает меня, а я у него между ног, прижавшись к его груди.
Мы сидим в тишине, наслаждаясь обществом друг друга.
Я знаю, что он думает обо всем остальном, что существует вне нас, и я тоже.
По мере того, как я размышляю, я понимаю, что мне нужно сделать еще кое-что для себя, чтобы обрести искупление.
Повернувшись, чтобы посмотреть на него, я вдыхаю воздух, и он проводит рукой по моей щеке.
— Ты в порядке, Ангел?
— Да. Доминик… когда ты найдешь моего дядю. Я хочу его увидеть.
Его брови нахмурились. Я сказала когда, потому что знаю, что он его найдет, где бы он ни был. Это действительно вопрос времени.
Когда я сказала ему правду, в его глазах была смерть. Она там и сейчас.
— Как ты думаешь, это хорошая идея, Ангел?
Я киваю. — Да.
Глава 40
Доминик
Я резко вхожу в поворот на своем мотоцикле и ускоряюсь, словно соревнуюсь со временем.
Сегодня был трудный день. Понедельник, начало четвертой недели дома, и со мной произошло столько событий, сколько должно было произойти в моей жизни.
Сегодня утром у меня было первое собрание Синдиката, после которого я поговорил с братьями о Кэндис.
Я не хотел им ничего говорить, но она хотела, чтобы они знали. Думаю, это означает, что какая-то ее часть исцелилась, чтобы позволить ей поделиться своими темными секретами.
Что касается их, я не знаю, кто из них выглядел хуже, услышав, что с ней случилось. Я думаю, Андреас выглядел бы так же, если бы он был жив и тоже слышал. Мы всегда очень ее защищали. Услышав, что мы не смогли защитить ее от дяди, мы все чувствуем, что мы в чем-то потерпели неудачу.
Она знает, что я обыщу каждый уголок земли, чтобы найти его, и она знает, что за этим последует его смерть. Не сомневайся, я прикончу его, и неважно, сколько времени мне понадобится, чтобы его найти. Его дни сочтены.
Мой телефон звонит, когда я паркую свой мотоцикл. Я достаю его из кармана и хмурюсь, когда смотрю на экран и вижу, что номер не распознан. Мне не нравятся такие звонки. Они никогда не бывают хорошими, и никогда не исходят от кого-то хорошего.
Больше всего я ненавижу то, что они принуждают и дают звонящему человеку рычаг давления на такого парня, как я, потому что мне приходится отвечать, чтобы узнать, кто это.
Я нажимаю на экран, чтобы ответить, и подношу телефон к уху.
— Да, — говорю я.
— Доминик Д'Агостино, — отвечает голос. Это не тот, кого я узнаю.
— Кто это?
— Кто-то, с кем вам будет интересно поговорить.
Мой интерес просыпается, и любопытство усиливается. — Я не знаю, кто ты, черт возьми, такой, но я не люблю играть в игры, и у меня нет времени на дерьмо. Так что говори.
— У меня есть ответы на ваши вопросы, но это будет стоить вам денег.
Я смеюсь фальшиво и не скрываю сарказма в своем смехе. — Кто ты, черт возьми, такой? Надо отдать тебе должное, ты позвонил мне и попытался напрямую получить деньги.
— Мистер Д'Агостино, это Питер Доусон. — В ту секунду, как он говорит имя, моя грудь сжимается, и я упираюсь ногами в твердый пол гаража. — Я слышал, вы меня искали.
Сразу вспомнился парень из переулка в Хармсворте, да и девушка тоже. Я подумал, что она послала его посмотреть на нас.
— Да.
— Отлично. Так что если вы хотите меня увидеть, это будет стоить денег. Я хочу полмиллиона долларов за информацию, которой я обладаю.
— Вы хотите, чтобы я заплатил полмиллиона, когда я не знаю, за что плачу?
— Если хочешь узнать, чем занимаются Казимир и его друзья из Ордена, ты заплатишь, — заявляет он, еще больше привлекая мое внимание. — Я думаю, ты найдешь цену справедливой и низкой за информацию о Кинге, но когда увидишь меня, ты поймешь, почему я не просил больше. Приходи ко мне домой завтра в полдень. Я не хочу, чтобы там был весь Синдикат. Только ты, твои братья и русский. Договорились?
Услышав это, я могу дать ему один ответ.
— Да.
* * *
Мы подъезжаем к странно выглядящему коттеджу с зеленым мхом, покрывающим всю левую сторону. Его окружает обширное пространство земли, а рядом с озером стоит конюшня с несколькими арабскими лошадьми.
Мы недалеко от Сан-Диего. Здесь живет Питер.
Я с братьями и Эйденом, как и просил Питер. До полудня осталось несколько минут, и я должен признать, что нервы берут надо мной верх.
Я просто надеюсь, что у Питера действительно есть
