— Не смеши, — процедила Ралина. — Выпишите нового из Академии. Нас там по этому направлению пятнадцать человек было.
— Не узнаю тебя, — дракон поднялся с места. — Выше нос! Точно больше ничего не нужно?
— Нет. Это все. Спасибо за помощь.
Разговор с Ралиной вывел Криса на весьма актуальную почву для размышлений. Выходя из палаты, гвардеец задумался о решении проблемы с кадрами в городе и, в особенности, на мануфактурах. Это не такая уж и простая задача после стольких пропавших без вести работников.
День летнего солнцестояния принес в южный город невероятный зной. Грозы прекратились ещё неделю назад, но именно сегодня воцарилась настоящая жара. Камни домов разогрелись до такой степени, что верхний слой побелки начал крошиться, предвещая большой спрос на малярные работы ранней осенью. Кованные ручки, перила, железные вставки накалились под палящим солнцем, грозясь оставить ожоги на коже. Солоноватый воздух загустел, и теперь даже ветер не приносил облегчения.
Натягивая тонкую льняную рубашку, Кристофер вспомнив свою военную форму. Это благо, что ему не надо сегодня надевать чёрный мундир. Для местного климата такой цвет и плотность ткани не совсем удачный выбор, мягко говоря. А позолоченные пуговицы и вовсе разогрелись бы как угли в камине.
В этом году в Вирентисе День Люсиора официально не праздновали. Никаких мероприятий в виде ярмарок, уличного театра или же вечернего салюта не проводилось. Возвращавшийся к прежней жизни город продолжал носить траур по пропавшим без вести и погибшим в дни мятежа. Порт возобновил свою работу, поставки товаров и продовольствия постепенно налаживались, открывались лавочки. Однако местные горлопаны продолжали роптать. Пока никто не отваживался собирать народ на площадях, но Кристофер иногда, случайным образом, мог услышать на улицах и в лавках разговоры о несостоятельности нынешней власти. Которые, впрочем, прекращались при виде гвардейца. Особенно нынешнему королю доставалось за Алиту, которую местные называли никак иначе, как «ледяной принцессой». В последние дни гвардеец часто вспоминал хранительницу городской библиотеки, что пересказала ему последние слухи в наиболее мягкой форме. В послевоенных бедах многие обвиняли привезённую во дворец сестру короля.
Ежедневно на стол королевского посланника ложились многочисленные отчёты осведомителей и агентов, сообщавших о недовольстве королём и его семейством. В городе даже начали возникать заговорщицкие ячейки. Пока ничего серьёзного: местные неудачники и тунеядцы строили из себя «нибелийцев» и играли с огнём себе на потеху, дабы почувствовать свою значимость. Но Кристофер хорошо помнил слова отца, сказавшего однажды: «Даже маленькая искра в сухой траве вскоре превратится в огненный вихрь». Говорил он это, конечно, об их мятеже против короля синих драконов. Гвардеец с детства видел, как поднимается восстание изнутри, поэтому при первых признаках опасности отдал приказ усилить патрулирование, начать аресты всякого, кто считал сам себя заговорщиком, избавителем или просто слишком сознательным представителем своей расы. Многим хватало пары дней в темнице, чтобы больше не попадаться на глаза стражам или Драконьей гвардии. Но были и те, кто не отказывался от своего занятия и с ними предстояло «работать».
Кристофер изо всех сил пытался приструнить этих горлопанов, которые могли всколыхнуть народное спокойствие и привести Вирентис к ещё одному кровопролитию, несмотря на то, что дела в городе в последнее время пошли, наконец, в гору.
Оказавшись в Администрариуме, королевский посланник направился в свой кабинет. За последние две недели комната перестала называться «кабинет мэра». Кристофер называл её «своим кабинетом». Норман — «кабинетом посланника», когда его слышали посторонние, и «кабинетом чинодрала», когда его не слышал никто. Гвардейцы называли заветную комнату «кабинетом начальника», а стража — «логовом дракона», или просто «логовом».
Выборы главы города были назначены городским советом на начало осени. К тому времени, гвардеец надеялся вернуться в столицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ближе к обеду к нему зашел Норман с блаженным выражением лица. Устроившись на диване, рядом со стопкой томов уголовных дел, Норман задал пару дежурных вопросов о необходимости в людях и работе порта, а затем принялся болтать на отвлечённые темы.
— Вот и началось пекло. Теперь до осени не будет дождей, — задумчиво протянул генерал, глядя в открытое окно.
— Угу, — кивнул Кристофер, не отрываясь от бумаг.
— В Южной крепости такая же погода в это время года. Здесь хоть океан радует глаз, да вечерний бриз. А там… поля пшеницы да кукурузы.
— Угу, — королевский посланник слушал генерала вполуха, надеясь, что вскоре собеседник потеряет интерес и оставит его одного.
— Ты не хочешь вечером отужинать со мной? Праздник как никак. Знаю одно место, наедимся и напьемся вдоволь. Можем партейку в бильярд сыграть. Ну?
Кристофер оторвался от чтения и задумчиво посмотрел на Нормана.
— Почему бы и нет? Я давненько не играл. Согласен.
— Тогда не забудь прихватить записную книжку для расписки, — с азартным блеском в глазах проговорил Норман.
— Хорошо, — гвардеец усмехнулся, вернувшись к работе.
Повисла тишина, в течение которой Кристофер силился разобраться в записях одного из капитанов городской стражи. Почерк, как и грамотность, оставляли желать лучшего, и когда гвардеец с ходу прочитал «вдивитяром», ему стало не по себе от того, что он так легко понял написанное.
Закинув ногу на ногу, Норман смотрел в окно и чуть покачивал ногой. Его присутствие раздражало и, что хуже, отвлекало от работы. Выпрямившись, Кристофер уже собирался задать вопрос нет ли у генерала дел, когда тот заговорил.
— Знаешь, я скучаю по Ралине. Бедняжка, сломала ножку и так некстати. С этими мертвяками куча дел, так еще и праздник. Мы бы отлично провели время втроем, а? Что скажешь? Я думаю, нам было б хорошо. Она очень красивая, способная — губы собеседника расплылись в озорной улыбке, а глаза заблестели.
«Наглая же у тебя рожа. Я надеюсь, твой намек мне только померещился», — гвардеец скривился.
— Вместо рассуждений, лучше б проявил заботу о ней, — зло процедил Кристофер, надеясь, что собеседник не продолжит своих рассуждений. — Ей бы палату отдельную, а то в общей лежит неизвестно с кем. Да сиделку, чтоб поручения выполняла и помогала.
— Откуда ты все это знаешь? Навестил красотку вперед меня? — хитро улыбаясь, поинтересовался Норман.
— По улицам хожу, в госпиталь заглядываю, — сердито ответил Кристофер. И это не было преувеличением, он действительно посвящал часы на прогулки по городу, самолично следя за ходом восстановления Вирентиса. — Из окон ратуши весь город не видно, а иногда полезно собственными глазами взглянуть на то, как идут дела.
— Понятно. Я всё устрою, — генерал поднялся с места и тяжко вздохнул, как если б работал без устали последнее время. — Вот только, где средства взять…
Кристофер посмотрел на собеседника исподлобья. Жалование генерала Южной Драконьей гвардии нельзя назвать скромным, а нрав Нормана не оставлял надежды, что тот живёт только лишь на одни эти деньги. «Мог бы и раскошелиться, скряга», — пронеслось в голове королевского посланника.
— Есть такая статья расходов: получение увечья при исполнении королевского приказа. Насколько я помню она действовала на основании такого документа. Так что подготовь прошение, — процедил он.
Норман хотел было что-то сказать, но стук в дверь прервал его размышления, заставив обернуться ко входу. На пороге возник гвардеец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Разрешите доложить, — молодой дракон часто дышал. По его испачканному то ли сажей, то ли землей лицу сбегали капли пота. В ответ генерал кивнул. — Бригада, что расчищала тоннели под разрушенными кварталами под завалами обнаружила ожившего мертвяка в доспехах дружинника. Он двигается.
— Как это? Двигается? — внимательное рассматривая собеседника, задал вопрос Кристофер.
— Когда его нашли, мертвяк лежал придавленный ниже пояса деревянной балкой. Его руки тянулись вверх. Поначалу мы не поняли, почему он замер в столь странной позе. А когда освободили, то он начал вырываться и ползти, — с трудом выговорил гвардеец, заметно разволновавшийся от собственного ответа.