и несла атакующих вперед, продвижению мешали убитые и раненые. Гренадеры оступались на скользких от крови камнях, но такая масса просто не могла остановиться, да и оборонявшихся было уже так мало, что сдержать наступление им бы не удалось при всем желании. Некоторые красномундирники пытались очистить улицы залповым огнем, но гренадеры просачивались через глухие переулки, преодолевали садовые ограды, обходя роты британцев с фланга, так что тем оставалось лишь отступать вверх – сквозь пыль, по битой черепице и горящей соломе. Раненые умоляли товарищей перенести их в безопасное место, но атака развивалась слишком быстро, и шотландцам с англичанами приходилось ретироваться в полной спешке. Они оставили всю деревню, даже дома в верхней ее части, чтобы укрыться на кладбище.
Передовые отряды французских гренадер, продвигавшиеся от деревни к стоявшей чуть выше церкви, были встречены мушкетным залпом солдат, засевших за кладбищенской оградой.
Первые упали, но те, что следовали за ними, переступив через умирающих товарищей, пошли на штурм кладбищенской стены. Застучали по каменной кладке штыки и приклады, а потом здоровяки-французы перелезли через ограду, даже обрушив ее местами, чтобы начать охоту на выживших среди могильных холмиков, поваленных надгробий и сломанных деревянных крестов. Помощь из деревни прибывала, но в какой-то момент из-за каменных глыб на залитом кровью склоне по атакующим ударил свинцовый град: британцы открыли огонь из винтовок и мушкетов. Гренадеры падали и катились вниз. Почти тотчас над потревоженными пушечными ядрами могилами раскатился еще один залп: новые отряды красномундирников вышли к кромке плато и ударили из-за церкви и от седловины, откуда Веллингтон с недоверием взирал на этот французский весенний разлив, поднявшийся едва ли не до копыт его коня.
И тут атака приостановилась. Французы сначала завалили деревню убитыми и ранеными, но захватили ее, а теперь взяли и кладбище. Солдаты притаились за могилами или брустверами, сложенными из трупов врагов. Они были всего лишь в шаге от вершины, всего лишь в шаге от победы, а позади них на изрытую пушечными ядрами, опаленную разрывами гранат и заваленную телами равнину подходили новые пехотные части.
Осталось только слегка поднажать, и французские «орлы» воспарят в триумфе.
Легкая дивизия построила свои батальоны. Каждая рота образовала прямоугольник глубиной в четыре шеренги и шириной от двенадцати до двадцати человек, после чего десять рот каждого батальона сформировали колонну, так что с высоты птичьего полета батальон походил на штабель узких красных кирпичей. Потом одна за другой батальонные колонны развернулись спиной к врагу и двинулись к северу, в направлении плато. Французская кавалерия без промедления устремилась следом, и воздух наполнился медной какофонией: это, опять же одна за другой, призывали к наступлению трубы.
– В каре от первой роты! – прокричал полковник ближайшего к Шарпу батальона красномундирников.
Майор, командовавший головными ротами батальона, повторил приказ, и первый «кирпич» остановился, а второй пристроился к нему таким образом, что образовалась одна длинная стена в четыре шеренги глубиной и сорок человек шириной.
– Равняйсь! – кричали сержанты, и солдаты придвигались друг к другу, посматривая на правофлангового.
Пока первые две роты выравнивали шеренги, майор отдавал приказы следующим ротам.
Надрывались французские трубы, земля дрожала от ударов сотен копыт, но голоса сержантов и офицеров, несмотря на опасность, звучали спокойно.
– Ровнее! Тыловые, ближе к фронту!
Шесть центральных рот батальона теперь разделились на четыре секции каждая. Секции раздвинулись парами направо и налево, как двустворчатые двери, и солдаты в глубине каждой секции укоротили походный шаг с тридцати до двадцати дюймов, в то время как те, что ближе к краям, удлинили свой до тридцати трех дюймов. Секции развернулись наружу, формируя двойные стены каре. Конные офицеры поспешили въехать внутрь быстро выстраивающегося каре, сейчас представлявшего собой прямоугольник. Северный фас составляли две передовые роты, две длинные стороны – следующие шесть рот, а заполнить задний фас предстояло последним ротам.
– Стой! Через правое плечо – кругом! – крикнул последним двум ротам майор, командовавший арьергардом.
– Встретить кавалерию – товьсь! – скомандовал полковник таким тоном, будто появление огромной кавалерийской массы не произвело на него должного впечатления.
Он вытащил саблю, прихлопнул свободной рукой слепня. Два подростка-энсина стояли за ним, крепко сжимая драгоценные флаги. Охранял знаменосцев особый взвод под началом закаленных в боях сержантов, вооруженных эспонтонами.
– Задняя шеренга! Оружие на грудь! – прокричал майор.
Шеренги, стоявшие ближе к центру каре, служили резервом батальона, и стрелять им не полагалось. Кавалерия была уже в ста шагах и быстро приближалась – вихрь из лошадей, сабель, труб, флагов и грома.
– Передняя – на колено! – прокричал капитан.
Передняя шеренга опустилась на колено и вдавила мушкеты с примкнутым штыком в землю, создав тем самым сплошную преграду из стали.
– Товьсь!
Две внутренние шеренги взвели курки заряженных мушкетов и прицелились. Все было проделано в ровном темпе, без суеты, и эта картина – наведенные ружья и частокол из штыков – побудила скачущих в первых рядах кавалеристов уклониться в сторону от неподвижного, молчаливого, плотного каре. Пехота в этом построении была почти в такой же безопасности при атаке кавалерии, как у себя дома в постели: действуя столь быстро и спокойно, батальон красномундирников разом свел конную атаку на нет.
– Красавцы, – отдал должное профессионализму батальона сержант Латимер. – До чего же четко! Будто на парадном плацу в Шорнклиффе.
– Пушка справа, сэр! – крикнул Харпер.
Люди Шарпа занимали один из тех участков скального выступа, которые окружали равнину и давали стрелкам защиту от кавалерии. Задача «саранчи» состояла в том, чтобы стрелять из укрытия по всадникам, а главное – по французской конной артиллерии, пытавшейся извлечь пользу из перестроения британцев в каре. Солдаты в каре защищены от конных атак, но крайне уязвимы для пушечных ядер. Правда, и артиллеристы были столь же уязвимы для британских стрелков, вооруженных бейкеровской винтовкой. Легкая пушка заняла позицию в двухстах шагах от Шарпа, и теперь прислуга наводила ствол на кучно стоящих британцев. Два канонира тащили от передка снарядный ящик, в то время как третий забивал поверх пушечного ядра жестянку с картечью.
Дэн Хэгмен выстрелил первым. Солдат, заряжавший пушку, крутанулся на месте и схватился за ручку банника, словно цепляясь за саму жизнь. Вторая пуля чиркнула по стволу орудия, оставив на закопченной меди яркую царапину. Упал еще один пушкарь, затем пуля попала в упряжную лошадь, и та, вскинувшись на дыбы, завалилась на соседку.
– Внимательнее, – сказал Шарп. – Цельтесь, парни, цельтесь. Не тратьте пули впустую.
После еще трех выстрелов канониры укрылись за пушкой и призвали на помощь драгун в зеленых мундирах, требуя выбить проклятых стрелков из укрытия.
– Кто-нибудь, займитесь командиром драгун, –
