склон, уходящий к низине, и где под своими знаменами шла на юг Легкая дивизия. Это была бывшая дивизия Шарпа, составленная из стрелков и легкой пехоты и считавшаяся элитным соединением. Теперь перед ней стояла задача спасти от уничтожения 7-ю дивизию.
В миле от них, за ручьем Дос-Касас, возле разрушенного амбара, служившего штабом, маршал Андре Массена наблюдал за тем, как свежие британские части вышли из-под защиты плато и двинулись походным строем на юг, к окруженным красномундирникам и португальцам.
– Глупец, – пробормотал он под нос, а затем повторил уже громче, с ноткой ликования: – Глупец!
– Ваше сиятельство? – встрепенулся адъютант.
– Главное правило войны, Жан, – сказал маршал, – гласит: никогда не посылай подкрепления туда, где терпишь поражение. А что делает наш обходящийся без шлюх англичанин? Бросает войска туда, где они будут изрублены нашей кавалерией! – Маршал снова приложил к глазу подзорную трубу и увидел пушки и всадников. – А может, он уходит? – задумчиво произнес Массена. – Хочет обеспечить себе безопасное отступление в Португалию? Где сейчас бригада Лу?
– К северу отсюда, ваше величество, – ответил адъютант.
– И его шлюха, конечно же, с ним? – проворчал Массена.
Яркое присутствие в бригаде Лу Хуаниты де Элиа давно привлекало внимание всей армии и возбуждало зависть как у солдат, так и у офицеров.
– Разумеется, ваше величество.
Массена резко захлопнул трубу. Лу не нравился ему. Маршал видел в нем честолюбца и знал, что ради удовлетворения своих амбиций Лу растопчет любого. Лу хотел стать маршалом, как и Массена; он потерял глаз, как и Массена, и теперь мечтал получить все те высокие титулы, которыми император вознаграждал храбрецов и везунчиков. Но Массена не собирался помогать Лу в исполнении этих желаний. Маршалом становится тот, кто устраняет соперников, а не поощряет их, и пусть в такой важный день бригадный генерал Лу займется грязной работой.
– Сообщите бригадному генералу Лу, – сказал Массена адъютанту, – что ему придется отвлечься от его испанской шлюхи и сопроводить обозы через Фуэнтес-де-Оньоро, как только наши солдаты откроют дорогу. Скажите ему, что Веллингтон передислоцируется к югу и дорога на Алмейду должна быть открыта к полудню. Задача его бригады – эскортировать обозы в Алмейду, тогда как мы здесь покончим с неприятелем.
Массена улыбнулся. В этот день французы покроют себя славой, захватят кучу вражеских знамен и зальют берег реки английской кровью, но Лу участия в этом не примет. И пока его, Массена, «орлы» будут наводить страх на всю Европу, Лу потрудится обычным сторожем обозов.
Седьмая дивизия отошла к небольшой возвышенности над ручьем Дос-Касас. Отступая к северу, они смотрели на юг, где продвигалась крупная французская группировка, посланная для обхода армии с фланга. Они видели, как вдалеке, у Поко-Вельи, перестраиваются две неприятельские пехотные дивизии, но непосредственная опасность исходила от огромного корпуса французской кавалерии, который ждал своего часа, держась на расстоянии, где его не могли достать мушкеты 7-й дивизии. Никакого выбора у девяти союзнических батальонов не было. Они могли сформировать каре, зная наверняка, что даже самая отважная кавалерия будет уничтожена, если попытается атаковать плотный строй, готовый встретить атакующих пулями и штыками. Но пехота в каре чрезвычайно уязвима для артиллерии и мушкетного огня, и как только 7-я дивизия выстроится в каре, французы ударят по ней из пушек и будут бить до тех пор, пока не размолотят португальцев и британцев в кровавый фарш, после чего кавалерия сможет безнаказанно добить выживших.
Первой на помощь пришла британская и немецкая кавалерия. Уступая противнику численно, союзническая конница не могла и помышлять о разгроме грозного роя французов в кирасах и шлемах с плюмажем, но, проводя одну атаку за другой, гусары и драгуны по крайней мере не позволяли вражеской кавалерии изматывать пехоту.
– Придерживайте лошадей! – то и дело напоминал своему эскадрону британский майор. – Придерживайте лошадей!
Он опасался, что люди не утерпят и устремятся в безумную атаку ради славы, вместо того чтобы после каждого наскока отступить, перестроиться и налететь опять, поэтому снова и снова взывал к ним, требуя блюсти осторожность и дисциплину. Эскадроны атаковали французскую кавалерию по очереди: пока один сражался, другие отступали вслед за пехотой. Лошади были в крови и мыле, их трясло от усталости, но они терпеливо двигались шагом в шеренгах, ожидая, когда шпоры снова вонзятся в бока, требуя броситься в бой. Всадники только крепче сжимали палаши и сабли, когда французы выкрикивали оскорбления, пытаясь спровоцировать британцев и немцев на самоубийственный натиск, чтобы плотные ряды рассыпались и контролируемая атака превратилась в неистовую сшибку палашей, пик и сабель. В такой схватке численно превосходящие французы непременно победили бы, но офицеры союзников держали подчиненных в узде.
– Ты куда так рвешься! Остынь! Полегче! – закричал капитан на всадника, чья лошадь слишком рано перешла на рысь.
Драгуны были союзнической тяжелой кавалерией: рослые, сильные мужчины на крупных лошадях, вооруженные длинными, тяжелыми палашами с прямым клинком. Они не неслись в атаку галопом, а ждали, когда вперед бросится полк противника, и тогда неспешно двигались навстречу. Сержанты требовали от солдат держать строй и успокаивать лошадей, и лишь в самый последний момент, когда неприятель находился уже на расстоянии пистолетного выстрела, горнист подавал сигнал к атаке, коней пускали галопом, и драгуны, издавая боевой клич, кромсали вражеских всадников. Вот тут-то палаши показывали, чего они стоят в рубке. Драгун без труда отводил в сторону легкую саблю французского шассёра и вынуждал наездника пригибаться к конской шее, чтобы уклониться от клинка, которому позавидовал бы и мясник. Сталь билась о сталь, раненые лошади ржали и вскидывались на дыбы, затем труба возвещала отбой и драгуны откатывались назад. Случалось, их пытались преследовать, но британцы и немцы дрались в непосредственной близости от своей пехоты, и приблизившийся француз становился легкой добычей для вооруженной мушкетами роты. Это была тяжелая и грязная, построенная на жесткой дисциплине работа, и каждая контратака имела свою цену в людях и лошадях, но в конечном счете вражескую кавалерию удалось усмирить, благодаря чему девять пехотных батальонов продолжили путь на север.
Фланги отступающей 7-й дивизии были прикрыты огнем конной артиллерии. Канониры стреляли картечью, которая превращала лошадь и седока в жуткое месиво из плоти, ткани, кожи, стали и крови. Пока пехота отступала, пушки успевали дать четыре или пять залпов; затем спешно подъезжали упряжки, лафеты крепились к передкам, артиллеристы запрыгивали в седло и, подстегивая животных, уносились прочь, чтобы не попасть под горячую руку разъяренным французским кавалеристам. Оказавшись под защитой мушкетов, канониры спрыгивали с лошадей еще до того, как те успевали остановиться. Пушку отцепляли, передок откатывали в сторону,
