Далась ему эта длинная тирада с трудом – он хрипел, и во время речи воздух выходил через пробитую грудину, выдувая красные пузыри.
– А теперь послушай моё предсказание, – ответил я. – Не пройдет и двух минут, как твой очередной клон рассыпется в труху. Не пройдет и двух дней, как я приду к тебе и разорю весь инкубатор по производству твоих поганых клонов. А потом я доберусь до твоей полувысохшей мумии и скормлю её твоему любимому Каменному дракону!
– Ты умрёшь, – начал хрипеть Кащей.
Но договорить ему не удалось. Вылетевшая на метле из золотистого сияния баба Вера одним взмахом меча‑кладенца снесла клону голову, та долетела до земли, ударилась и рассыпалась облачком чёрной пыли. В такую же труху стало превращаться и остальное туловище. И тут меня почему‑то с неудержимой силой потянуло на патетику, хоть и понимал, что ужасно глупо, но мне категорически захотелось, чтобы последнее слово осталось за мной:
– Да, я смертный и когда‑нибудь умру, но не сегодня, а очень не скоро.
Ступу отпустило, и я усилием воли направил её к огромному камню с торчащей из него медной трубкой, закрученной в спираль. Оказавшись над ручьем, я усилием мысли наклонил мой летательный аппарат и вместе с таблетками рухнул в воду. Глубина ручейка за ночь явно увеличилась, теперь вода доходила мне до пояса, поэтому падение оказалось чрезвычайно удачным, разве что подняло тучу брызг.
Я лежал в прохладной воде и наслаждался восхитительным ощущением процесса излечения – живая вода вымывала из моих ран остатки кащеевских проволочных когтей, вылечивала и закрывала раны, унося боль. Только сейчас я заметил, что запах сивухи пропал вовсе и ручей источал ароматы самой настоящей утренней лесной реки с нотами кувшинок, фиалок и мяты. Вылетевшая следом за мной баба Вера только проворчала:
– И тута посвоевольничал! Был нормальный ручеёк, так он из него реку сделал! Ух, невкусненький! А таблетки‑то намочил! Они ж мине для науки надобны!
Вокруг меня плавали белые стандарты с таблетками, совсем я про них забыл, а ведь именно за ними‑то и летал. Баба Вера парила на метле прямо над поверхностью воды и вылавливала белые бумажные прямоугольники без надписей, выбрасывая их на берег. Пришлось и мне помогать, правая рука ещё не слушалась, но я достал стандарты левой, когда моя орлиная лапа успела поменяться на обычную руку – даже не заметил.
Из золотистого облачка вышла Василиса и прямо в сарафане и лаптях кинулась ко мне, подняв кучу брызг. Она омывала мне правую руку и плечо живой водой и плакала, или по её прекрасному лицу текли вовсе не слёзы, а брызги живой воды?
– Сашенька, как же ты меня пугаешь! И опять всё сам да сам! Когда же ты поймёшь, что с тобой вместе четыре клана, и мы пойдем за тобой куда угодно – только скажи.
Такого оборота я никак не ожидал – не было никогда раньше разговора, что мне надо вести всех за собой. Следом из огненного портала появилась Анфиса, но баба Вера её остановила:
– А ты куды поперлась, дурра старая! Нельзя табе в живой воде так запросто! А ну как зашипишь, словно железяка раскалённая?
– Так меня же здесь живой водой лечили! – возразила Анфиса.
– То табе кто‑то из наших пользовал, а то самой купаться. А ежели энтот твой огонь погаснет?
Анфиса послушно осталась на берегу, баба Вера покидала подмокшие стандарты в ступу и сказала:
– Ладно, покедова. Тама работа срочная‑научная. Висит и мине дожидаетси.
Когда баба Вера ушла, Василиса вызвала Эолову арфу, подняла меня из воды и положила на травку.
– Всё, хватит купаться, а то вода прохладная.
– Как он там? – спросила Анфиса.
– Все хорошо. Правую руку придется разрабатывать – кисть и запястье быстро не восстановятся.
Анфиса собралась наклониться ко мне, но посмотрела на Василису, остановилась и произнесла вслух:
– Ты мой герой! Я тобой горжусь!
– Ладно, давай‑ка я заберу этого героя‑одиночку домой, в баню и дальше им займусь. Говоришь ему, говоришь: не суйся один, скажи, позови – так нет, каждый раз одно и то же!
– Может, мне обед по поводу свадьбы Егорушки и Янушки перенести на другой день? – забеспокоилась Анфиса.
– Ни в коем случае! К обеду он будет как огурчик. А то, что правая рука не столь подвижная, то это даже лучше – не так сильно напьется.
– Да я могу и левой рукой рюмку поднимать, – попытался пошутить я.
Анфиса улыбнулась мне и скрылась в огненном портале.
Я взял Василису под руку, и мы пошли к нашему дому, вернее, к бане, которая по традициям нашего клана при необходимости служила ещё и лазаретом.
К обеду, как и обещала Василиса, я стал почти как огурчик, только что без пупырышков – правая рука и плечо работали плоховато. Но это не страшно – постепенно восстановятся, почему‑то не умели мои замечательные колдуньи моментально реабилитировать после сильных ранений, мне уже несколько раз через такое проходить доводилось. Мы с Василисой надели праздничную одежду, хотя последнее время я обнаглел и носил парадные наряды нашего клана словно повседневные, да и Василиса тоже вовсю пользовалась сарафанами – на все боевые вылазки так и одевалась, почему‑то предпочитая их более удобным брючным вариантам. Может, чтобы подчеркнуть свою приверженность волшебству вместо физической силы, кстати сказать, я её в брюках ни разу и не видел – может, она принципиально не признаёт их? Но это не важно, главное, что мы облачились в совершенно новые комплекты и выглядели, если верить словам Василисы, чрезвычайно нарядно.
По пути мы зашли к бабе Вере, Василиса долго открывала ларчики, пока не нашла совершенно шикарный подарок: золотые серьги с огромными, почти чёрными камнями в мелкую светлую блёстку. Я почувствовал, что передо мной не простая вещь, и спросил Василису:
– А какие в них магические свойства? И что это за камень?
– Почувствовал? Серьги ясности разума, и камень в них особенный – авантюрин из единственного волшебного месторождения. Яна ведь новичок, а камни защитят её от возможных ментальных атак. Кстати, эти серьги принёс ты – за пазухой среди прочих безделушек, когда непроизвольно ограбил Ивана.
Уже перед самым выходом произошла перепалка с бабой Верой по поводу алкоголя. Василиса попросила, чтобы кое‑кто не усердствовал со спиртным. На что Яга в грубой форме возразила и, ссылаясь на заслуги и почтенный возраст, заявила, что ограничивать себя не намерена. Весь диалог протекал в весёлой непринуждённой форме с большим количеством ненормативной лексики со стороны бабы Веры, поэтому меня, чтобы не мешал разговору, Василиса отослала подождать в баню. Может, она имела в виду переносное значение этого слова, но я решил сходить в настоящую – где парят и лечат.
Зашёл в предбанник и сел на лавку – именно сидя на ней я и ел печёное мясо с чесноком в мой первый визит. Новобранцы из бани уже съехали, так как Заповедный лес подготовил Славику и Мишке два дома, куда они со своими дамами и переехали. Посмотрел на дверь и вспомнил, как я тут скользил, когда меня целовала Анфиса, – висел, уцепившись за ручку, и перебирал ногами, пытаясь обрести точку опоры. Как же давно и совсем недавно всё это происходило! А ещё чуть раньше здесь баба Вера лечила меня от заклинания земли, насланного моей бывшей пассией. Вот только непонятно – почему мне тогда показалось, что Яга боится, что я съем всё мясо и им ничего не останется, – ведь стоит только захотеть и Заповедный лес всё исполнит! А ещё я непрерывно повторял фразу: «Сытое брюхо к эротике глухо», сейчас‑то мне смешно, а ведь тогда сильно напугался. И как же давно это происходило! Хотя если посмотреть по календарю, то окажется, что и месяца не прошло!
Наверное, в жизни каждого человека наступают подобные этапы, когда события несутся с такой скоростью, что их едва успеваешь замечать. А потом вспоминаешь прошедший период и с удивлением понимаешь, что всё случилось за чрезвычайно короткий срок. А ещё бывают такие моменты, которые кардинально меняют твою судьбу, их продолжительность тоже, как правило, ничтожно мала по сравнению с другими этапами, зато о них вспоминают всю оставшуюся жизнь. Например, мои родители всё время вспоминали своё первое путешествие на море – сколько с ними в тот раз приключений и неурядиц произошло, на десять поездок с лихвой хватит. Ведь потом у них случались интересные и увлекательные происшествия, а вот больше всего запомнился почему‑то именно трёхдневный спонтанный тур.
Сидя в просторном предбаннике, я вспоминал события последних дней и всё больше осознавал, что у меня как раз и наступил тот самый прекрасный период жизни, когда за один день случается столько, сколько раньше не набиралось и за месяц; когда за несколько часов получаешь такое количество счастья и радости, сколько раньше не видел за год; и когда каждый шаг, каждое слово и каждый поступок отливаются в бронзовый исторический памятник, к подножию которого мне предстоит возвращаться всю оставшуюся жизнь. Уже потом, когда повзрослею и стану рассказывать эту историю моим детям и внукам, я и сам начну удивляться: разве может так измениться человек за столь короткий промежуток времени? И дело даже не в том, что я «подкачал мышцу», как сказал бы Венька, и обрёл новые навыки, – самые сильные изменения произошли и во мне самом. И если бы тот молодой человек, которым я был месяц назад, посмотрел на меня сегодняшнего, то бы точно сказал: «Нет! Да вы что? Это точно не я!»
