Самообладание никогда не покидало Аммона, даже в самых опасных случаях.
А. Грин. «Искатель приключений»
Когда я проснулся утром, то первым делом бросился к двери. Она легко открылась.
— Ты что, Молокоед? — спросил Димка, глядя на меня со второй полки.
— Я? Ничего… — мне не хотелось беспокоить Димку ненужными подозрениями. Димка вдруг рассмеялся:
— А я думал, ты что-нибудь приметил…
Я внимательно посмотрел на Димку. Он все так же смотрел и улыбался.
— Что смотришь?
— Думаю над тем, кто о нас тут печется. Ночью мне надо было выйти, я стукнулся, а дверь закрыта… Наверно, нас все-таки подозревают…
Поезд между тем несся на восток. Летели мимо станции, разъезды, будки и телеграфные столбы. От столба до столба идти да идти… А мы пролетали это расстояние за секунды!
Все чаще попадались разрушенные станции и города. Мелькали тянувшиеся на многие километры развалины. Удалось прочитать табличку со знакомой надписью «Брест». Значит, поезд шел уже по советской земле, истоптанной фашистскими сапогами.
Мы с горечью следили за разворачивавшейся панорамой. Небо — серое-серое — будто плакало оттого, что на нашей родной земле хозяйничали фашисты. Под дождем, едва шевелясь, работали на железной дороге наши люди, и по тому, как смотрели они на поезд, по взглядам, которые бросали на нас, мы чувствовали всю глубину ненависти русских к фашистам.
Из соседнего вагона пахнуло чем-то до головокружения вкусным. Я сознательно написал: «до головокружения». Так действовал этот, проникавший в душу аромат.
Перейдя через крытый переход в соседний вагон, я остановился в тамбуре. Из вагона слышался торопливый стук ножей и оживленный говор двух, должно быть, поваров.
Первый: — Опять наш шеф нашел каких-то мальчишек…
Второй: — Да, завтрак и обед — на четыре персоны. Шеф сказал, чтобы мы кормили ребят из одного с ним котла…
Первый: — Долго ли? Может, опять, как Эрнст и Гельмут, взлетят на русских минах?
Второй: — Что ж, зато генерал жив и здоров. Ходят слухи, что скоро сам Гитлер вручит ему крест с дубовыми листьями…
Первый: — Все-таки хитрый наш шеф! Мальчики взлетают в воздух, а он награды получает…
Я осторожно ушел к себе в вагон. Дудки! Никогда мы не будем заслоном для генерала, никогда не спасем его ни от пули, ни от мины!
Часов в десять нас позвали к генералу. Перед уходом я предупредил Белку, чтобы она не забывалась и лучше изображала глухонемую.
Генерал уже побрился и стоял перед зеркалом, причесывая реденькие седые волосы. В зеркало я видел, что он внимательно изучает нас блестящими серыми глазами.
— По вашему приказанию явились! — отрапортовал я.
— А, это вы? — как будто только что заметил нас генерал. — Ну, молодые люди, как спали?..
— Спасибо, господин генерал… Очень хорошо отдохнули.
— Ну давайте знакомиться, — повернулся он к нам. — Меня зовут дядя Вальтер. А вас?
Я подумал, что генерал что-то слишком уж забывчив, и потому напомнил ему, что мы братья — Отто, Руди и с нами бедная глухонемая сестра Грета.
— Хорошие германские имена! — повторил он свои вчерашние слова. — Так ты, Отто, говоришь, что вы из Познани… Скажи…
— Простите, дядя Вальтер, я вам говорил, что мы из Грюнберга…
— Ах, да, да, — улыбнулся он и пригласил: — Итак, Отто, Руди и Грета, идемте завтракать!
Он ввел нас в прекрасный обеденный зал, где все сверкало — и графины, и рюмочки, и тарелки, и даже повар в белом халате, гладко выбритый и надушенный. Как только мы расселись за столом, повар внес большую серебряную миску и разложил перед нами котлеты с красивым гарниром.
Генерал сразу взялся за графин, хотел и нам налить вина, но я остановил его:
— Дядя Вальтер, мы пока не пьем… А вот если у вас найдется лимонад…
— Неужели не пьете? — захохотал генерал. — Я-то думал, вы уже совсем большие…
Он протянул руку через стол и, доставая бутылку с лимонадом, нечаянно задел меня:
— Извини, Руди…
«Что он путает наши имена? — подумал я. — Это, видимо, наука Фольмера».
— Простите дядя Вальтер, меня зовут не Руди, а Отто.
— Ты прости, Отто… Я забыл.
И генерал налил нам всем лимонаду, а себе коньяку. Подняв рюмку, провозгласил:
— За победу германского оружия! Выпьем, господа!
Мы принялись уписывать еду, что была в тарелках.
— Ого! — рассмеялся генерал. — Аппетит у Бас неплохой. Розен, — обратился он к повару, — дай им еще по тарелке.
«Дядя Вальтер» закусил икрой, выпил и принялся есть мясо. Он повеселел и попросил себе еще порцию, обнял меня за плечо, спросил:
— Как ты, Руди, думаешь, стоит съесть еще одну тарелку?
Опять!
— Дядя Вальтер, — засмеялся я. — Руди — мой брат.
— Извини, извини, Отто! — придержал меня за плечо генерал. — Это больше не повторится.
Повар поставил перед нами еще тарелку мяса. Генерал налил себе снова рюмку:
— Честное слово немецкого офицера! Вы действуете на меня положительно… У меня никогда не было такого аппетита.
Потом мы пили кофе и генерал курил папиросу. Вдруг за дверями кто-то громко прокричал: «Будет исполнено, господин штурмбанфюрер!» В тот же миг в дверь заглянул маленький тщедушный подполковник с гитлеровскими усиками, но генерал так на него глянул, что тот моментально исчез.
Некоторое время спустя мы сидели уже в кабинете.
— Вот здесь, дорогие друзья, я имею обыкновение работать…
На столе лежали карты с красиво выписанными кружочками и стрелочками. Карта побольше висела на стене.
— О, я так люблю заниматься стратегией! — воскликнул я. — Покажите мне, пожалуйста, где проходит фронт.
— Да? Ты любишь стратегию? — расхохотался генерал. — Ну говори, что ты здесь видишь?
Он обвел карандашом линии железных дорог и одной шоссейной дороги, которые вырисовывались на чертеже. Я быстро читал про себя названия пунктов, соединяющихся этими дорогами: Полоцк — Невель и Полоцк — Витебск; Лепель — Витебск и Лепель — Орша.
Жирной синей чертой выделялась должно быть, линия фронта. А к ней, причудливо извиваясь, от самого Полоцка подходила черная линия с одной, северной, стороны к Невелю и к южной — к Орше. От Невеля на юг и от Орши на север стремительно тянулись две стрелы, соединявшиеся где-то за Витебском.
Я посмотрел на своих товарищей. Димка наклонился и уперся взглядом в колени, а Белка, разыгрывая глухонемую, смотрела во все глаза на губы генерала. Вдруг Димка поднял голову:
— Дядя Вальтер! Дайте нам пистолеты!
— Пистолеты? Ты сказал — пистолеты?
— Ну да, чему вы удивляетесь? Мы научимся так мстить этим русским, что они у нас заплачут…
Генерал рассмеялся:
— Пистолеты — это можно… Но сначала надо научиться стрелять… И потом… Форма у вас неподходящая…
Он тут же нажал кнопку и распорядился:
— Фенриха[129] Гейнца ко мне!
Пришел фенрих и снял с нас мерки.
— Чтобы к вечеру было готово! — приказал генерал.
— Будет исполнено! — четко отрапортовал фенрих.
— Ну, милые мои друзья, — поднялся генерал, — вы можете теперь идти. А я займусь с подчиненными.
Мы вошли в свое купе.
— Тс-с… — приложил я палец к губам и, немного подождав, резко открыл дверь. Передо мной стоял растерявшийся Фольмер.
— Что угодно, господин штурмбанфюрер?
— М-может, вам… принести молока? — спросил, неловко улыбаясь, этот тщедушный фюрер.
— Нет, спасибо, мы с генералом хорошо поели, — ответил я и с шумом двинул дверью.
Виденное у генерала не давало мне покоя. Карта стояла перед глазами. Почему Гитлеру потребовалось отводить свои войска к Полоцку, когда в руках у немцев еще Витебск?
И вдруг одна мысль, как говорится, прожгла меня. Гитлеровцы хотят, удерживая за собой Невель и Оршу, отступить за Полоцк, а потом ударить от Орши и Невеля на север и юг, чтоб замкнуть кольцо окружения. Вот с какой миссией едет генерал на фронт!
Мы тихонько начали совещаться. Ясно было одно: до места назначения нам ехать нечего. Мы должны похитить карту генерала и бежать: здесь уже недалеко. Этот план нового Сталинграда надо обязательно поломать!
— Как думаешь, Молокоед, — спросил Димка, — если мы украдем карту, генерал заметит или нет?
— Конечно, заметит. Да нам — что?
— Что-то я тебя не понимаю, Молокоед… Они изменят свой план вот и все, и наши старания будут ни к чему…
Димка был прав, конечно. Но как сделать, чтобы генерал ничего не заподозрил? И мы решили списать карту. Я тут же отправился к Фольмеру и попросил у него бумаги.
— Надо написать письма своим… — я чуть было не сказал родителям, но быстро поправился, — родственникам… А то они нас уже не считают за живых!