наша компания. На него можно надеяться почти как на себя, если дело касается участия в «стрелке» или разборке. Там он не подведет. Там он сможет базарить на равных с любым оппонентом, а потребуется – и грудью от пули закроет. Дружба для него свята.
Но в бытовом плане Пучковский не тянет. Единственный из всех нас, он до сих пор не обзавелся мотором. Были какие-то старые тачки, которые он по пьяни поразбивал. Последнюю – прошлой зимой, аккурат тридцать первого декабря, за полчаса до Нового года. И с жильем у него вечный вопрос. Болтается по друзьям и подругам, благо тех и других у него просто немерено. Или ночует в своей коммуналке на Ваське; я как-то был в этой комнате, там нет ничего, кроме дивана с клопами и окна с видом на реку. По идее, денег у Лехи должно быть ровно столько же, сколько у каждого из нас – но у него обычно нет ни копья. Куда он их девает? Поначалу я подозревал всякое. Долго присматривался, проверки устраивал. Леха ведь не совсем из нашей, спортивной, тусовки. Когда-то фехтованием занимался, потом легкую атлетику пробовал, но ни одного разряда не получил и бросил потуги классе в восьмом, переключившись на девочек и портвейн. Учился в путяге, служил в армии, в Зауральском стройбате. После демобилизации загремел на три года по сто сорок пятой[7] и чалился от звонка до звонка.
Я долго присматривался к Пучковскому и не торопился брать его в команду. Кадровый вопрос я решал основательно. Балласта быть не должно. Как советовал Владимир Ильич, лучше меньше, но лучше. Зачем раздувать штаты? Плакса – отменный водитель и неплохой рукопашник. Вадим Берестнев – Терминатор и Рэмбо в одном, как говорится, флаконе. Кушнер – финансовый гений и аналитик. Ну и несколько «быков» на подхвате; куда же без них? Они привлекались для «массовых мероприятий», но не были, естественно, посвящены ни в какие тонкости наших дел.
Леха был мне симпатичен, но хороший человек – не профессия, и я склонялся к тому, чтоб отсеять его из команды, как неперспективного, когда у меня будто открылись вторые глаза. Я неожиданно понял, что он каким-то образом цементирует коллектив. Не отличаясь выдающимися личными качествами, он понемногу дополняет всех остальных, и получается именно то, к чему я стремился. Как будто взяли несколько кирпичей, каждый из которых крепок по отдельности, и сложили. Вышло устойчиво, но не очень, пока не залили все щели раствором. Вот тогда образовался подлинный монолит, которому любые потрясения нипочем. И скрепляющим этим раствором, к моему удивлению, оказался именно Леха.
Вот только его безденежье вечное меня удивляло. Выбрасывает он, что ли, весь заработок? Или в детский дом отдает? В церковь таскает? Деньги утекали у Лехи сквозь пальцы, не принося ему благ, для покупки которых они, собственно, и были придуманы. Мне пришлось с этим смириться: одни люди заработать не могут, другие – удержать заработанное. Каждый несет свой крест в одиночку. В конце концов главное, что Леха себя не ощущает ущербным или там обделенным. Надоест нищенствовать – возьмется за ум.
Вслед за Пучковским подтянулись и остальные. Сначала приехал Кушнер, последним – Вадим Берестнев. В ОМОН его не взяли из-за ранения, и он, как и обещал, пришел ко мне. Плакса быстро ополоснулся под душем и вернулся в зал, уже одетый в рабочее: спортивный костюм, утепленные кроссовки и короткую меховую куртку из бычьей кожи, носившую на воротнике, локтях и спине следы множества схваток. Мы сели в тренерской и в последний раз обсудили предстоящее дело. «Стрела» предполагалась мирной и не требовала привлечения дополнительных сил. Тем не менее кое-какое оружие мы взять решили.
– Ну, с Богом. – Берестнев встал первым и перекрестился.
Плакса, Пучковский и я загрузились в нашу рабочую тачку – австралийский «холден» с правым рулем, с виниловой крышей, темно-коричневый, сверкающий массой хрома. Машина была двухдверной, но в каждую из дверей могло заехать по паровозу, а в отделанном светлой кожей салоне этих паровозов можно было разместить несколько. Плакса буквально влюбился в эту машину, увидев ее в прошлом году на авторынке на Энергетиков. Я поначалу отказался ее покупать. Нам требовалось что-то престижное, но не настолько приметное. И проблемы с ремонтом. Где брать запчасти? И какой слесарь возьмется их ставить? Но Плакса, который после пробной поездки просто впал в экстаз, убедил и меня. Броская тачка станет нашей визиткой, говорил он. А ломаться в ней нечему. Все агрегаты еще несколько лет отработают, как часы. На крайняк, через моряков или командировочных достанем запчасти. Ну, постоит она месяцок в гараже, ничего страшного. Зато какой кайф в ней кататься! И второй такой ни у кого в городе нет…
Я вышел на улицу первым. Вспомнил то, что давно забывал спросить, и остановился, поджидая Берестнева.
– Слушай, ты когда этого своего друга покажешь?
– Какого?
– Афганского, который руку потерял.
Лицо Вадима продолжало изображать недоумение. Я с досадой поморщился:
– Ты мне в Душанбе про него сто раз рассказывал! Толиком, кажется, звать. Тащи парня сюда, найдем, как к делу пристроить.
– А-а-а, Толик! Так он уехал давно. Я ж тебе говорил, ты просто не помнишь.
– Уехал? Куда?
– Да фиг его знает. У меня с ним, знаешь ли, давно связи нет. Не пишет – значит, не надо…
В машине я пропустил Пучковского назад и занял переднее пассажирское место. Столько времени прошло, а я так и не привык сидеть слева. Мотор уже был включен и прогревался, бодро наращивая обороты. Плакса суетился снаружи, очищая стекла от снега. Я вытащил из-за пояса и переложил под сиденье ТТ. Второй ствол и граната РГД-5 были у Берестнева, который ехал в БМВ Кушнера.
Мы были готовы к работе.
И дурные предчувствия меня отпустили.
2
«Стрелка» была забита на пустыре между гаражными кооперативами в районе Ржевки. Прежде чем подъехать непосредственно к месту, мы покрутились вокруг. Присматривались к обстановке и, по выражению Плаксы, «сжигали лишнее время» – появляться раньше срока было не принято.
Метель прекратилась, но снег продолжал падать, и в свете мощных фар «холдена» все выглядело очень красиво.
– Новый год скоро, – вздохнул сзади Пучковский.
Ровно в пять мы были на месте. Не успели остановиться, как появились наши оппоненты. Они тоже приехали на двух машинах. Их «вольво» и «Нива» описали полукруг и остановились метрах в двадцати напротив нас. Из машин все вышли одновременно и с минуту молча разглядывали друг друга. Я знал тех, кто должен был приехать, и два момента мне не понравились. Вместо Софрона, с которым я договаривался о «стреле», прибыл Жорик по прозвищу Молоток. А среди его бойцов оказался Вова Большой, которого привозили в тех случаях, когда требовалось оказать на оппонентов психологическое давление. Вова имел рост свыше двух метров и атлетическое сложение, но обладал интеллектом десятилетнего школьника. Как правило, в его задачу входило облокотиться на крышу машины и в нужный момент пробасить:
– Ну чо, пацаны, договорились?
Вот и сейчас Вова небрежно оперся на крышу высокой «Нивы» и ничего не выражающими глазами смотрел в нашу сторону.
Жорик направился к середине площадки, образованной четырьмя машинами. Я пошел ему навстречу. Мы остановились друг напротив друга и обменялись рукопожатиями. Ладонь у Жорика была влажной, а его пальцы вцепились в мои так, как будто он упал за борт, а я подал руку, чтобы затащить его обратно в лодку. Кажется, мы вляпались… Условным знаком я предупредил своих, что следует ждать осложнений.
– Где
