утра пораньше занять очередь в кассу. Глядишь, и достану бесплатный билет. Или отбить Кушнеру срочную телеграмму, пусть вышлет денег…
Я вошел в кафе. Там было очень темно. Над стойкой мигали разноцветные гирлянды. Музыка продолжала орать. Кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся и увидел официантку. Она что-то спрашивала, оценивающе глядя мне в лицо. Я кивнул, хотя ничего не расслышал. Она отвела меня к столику у стены, протерла его влажной тряпкой и, когда я уселся, вручила тяжелую папку из черной кожи. Список блюд и спиртного был краток, цены – атомными. С моими капиталами здесь было нечего делать.
Музыка смолкла.
– Выбрали? – спросила официантка, ни на шаг не отходившая от стола.
– Чашку чая.
– И все?
– Пока да. – Я положил папку на стол.
Официантка посмотрела на меня с сожалением. Взяла папку под мышку, оглянулась на рослого бармена, который, глядя в нашу сторону, поправлял черную «бабочку», и сказала:
– Только не задерживайтесь. У нас заказано мероприятие, придется освободить место.
– Я освобожу.
Официантка, покачивая бедрами, ушла. За столом недалеко от меня сидели два парня в светлых рубашках с закатанными рукавами, возрастом не старше моего. Стоявшие перед ними бутылки и стаканы отражали огоньки разноцветных гирлянд. Когда официантка прошла мимо, один из парней шлепнул ее по заду. Она взвизгнула, обернулась и расплылась в улыбке.
– Ленчик, повтори нам еще раз.
– То же самое, Юрий Павлович?
– То же самое, то же самое… – Юрий Павлович вальяжно развалился на стуле и, когда официантка чуть отошла, подмигнул товарищу: – Симпотная девка, скажи?
– Ничего.
– Может, распишем ее на двоих?
– А она согласится?
– Заплатим. – Юрий Павлович похлопал по нагрудному карману, из которого торчал тяжелый бумажник. – Надо же как следует обмыть сделку. Скучно! Начнем здесь, а на шесть часов я договорился с Рустамом. Он все устроит по высшему классу.
– Как в прошлый раз?
Юрий Павлович пренебрежительно скривился:
– Забудь! Сегодня он нас в санаторий ЦК повезет. В баньке попаримся с комсомолками, в бильярд погоняем… Эй, ты чего пялишься? Выпить хочешь, солдат? Подходи, я налью!
Я отвернулся. Какое-то время Юрий Павлович смотрел на меня, потом продолжил расписывать своему товарищу прелести предстоящего вечера. Говорил он красочно и, по-моему, громче, чем раньше. Передо мной, наверное, выпендривался. Нет-нет, а я ловил на себе его горделивые взгляды: смотри, как люди живут.
Я впервые услышал выражение «обмыть сделку» не в кино, а в жизни. А через пару минут, закончив живописать прелести заготовленных развлечений, Юрий Павлович назвал себя бизнесменом и раскрыл некоторые подробности провернутого им дельца. Это уже для моих ушей не предназначалось, но кое-что я расслышал. Он по липовым документам толкнул куда-то партию поддельных, якобы американских купальников и польскую косметику под видом французской. Его товарищ выразил сдержанное восхищение и задал ряд технических вопросов. Юрий Павлович охотно пустился в объяснения, жонглируя названиями фирм, цифрами и фамилиями.
Официантка сначала обслужила их стол, потом принесла мне остывший чай. Когда ставила, пролила из чашки на блюдце. Вместо извинений недовольно сказала:
– Мы сейчас закрываемся, так что поторопитесь.
Я молча положил на стол деньги. Она смела их в карман фартука и пошла к стойке. Юрий Павлович схватил ее за руку и усадил на колени. О чем они шептались, я не слышал. Но судя по тому, как официантка болтала ногами в колготках-сеточках и обнимала молодого бизнесмена за шею, они нашли общий язык. Встав, она одернула юбку, с каким-то непонятным превосходством посмотрела на меня и ушла к стойке, виляя бедрами пуще прежнего. Юрий Павлович по-кавказски цокнул языком, а когда она обернулась, показал большой палец.
Я неторопливо прихлебывал чай.
Юрий Павлович встал, объявил на весь зал:
– Пойду отолью, – и направился к незаметной двери в дальней стене. Проходя мимо стойки, он сказал бармену:
– Поставь чего-нибудь такого, душевного. Шуфутиныч или Токарев есть?
– Сделаем.
– Давай. – Юрий Павлович, левой рукой расстегивая ширинку, правой изобразил дирижерские жесты.
Когда он заходил в туалет, я успел разглядеть, что там не одиночная кабинка, а длинное помещение с умывальником, «электрическим полотенцем» и несколькими загородками.
Приятель Юрия Павловича сидел, с задумчивым видом опустив голову и скрестив на груди руки. Проходя мимо, я чуть замедлил шаг и двумя ткнул его в известную мне точку повыше ключицы. Никто ничего не заметил. Он остался сидеть, как сидел. Если не всматриваться, могло показаться, что он перебрал водки и задремал.
Бармен, стоя ко мне спиной, возился с магнитофоном. Официантка помогала ему выбрать кассету, но, услышав мои шаги, обернулась:
– Ты куда? Я же русским языком сказала, что мы закрываемся!
– Туда. Можно?
– Только быстро.
– Спасибо.
Когда я вошел, Юрий Павлович заканчивал справлять малую нужду. Для этой цели он воспользовался не унитазом, а раковиной умывальника. Стоял, приподнявшись на цыпочки, что-то насвистывал и глумливо улыбался своему отражению в зеркале. При моем появлении лыбиться перестал и недовольно поморщился.
– Из каких краев, земеля?
– Из светлого будущего.
Я ударил его ребром ладони по шее, и он отключился. Прежде чем позволить ему упасть, я повозил его мордой по раковине и отпустил, только когда убедился, что стер все желтые капли.
В бумажнике оказалось почти три тысячи в крупных купюрах. Я взял тысячу и положил бумажник на место. Потом оттащил тело в кабинку, пристроил на унитазе и закрыл дверь.
В зал я вышел тихо, и официантка с барменом, продолжавшие возиться с магнитофоном, меня не заметили.
На вокзальной площади я сел в такси:
– Пожалуйста, в аэропорт.
Повезло, на ближайший рейс были билеты, и я выбрал себе удобное место. Когда ТУ-154 стал разворачиваться над городом, я посмотрел в иллюминатор и сказал что-то типа: «Худшее осталось позади…»
Часть третья. Никто не хотел отдыхать
Санкт-Петербург, 1991 год
Глава двадцатая. Бандитские будни
1
За стенами спортивного зала завывала метель.
Это был тот же спортзал завода «Метеор», в котором я занимался до армии. Теперь я числился здесь главным тренером.
Часы показывали четверть второго. На пять у нас была назначена «стрелка».
Я нервничал, но старался не показывать этого.
Утром Инга сказала, что я кричал.
– Громко?
– Соседи не слышали. Один раз погромче, а потом тихо-тихо. Я так испугалась! Что ты увидел?
– Что тебя потерял, – соврал я, потому что такой ответ должен был ей понравиться.
– Ты называл женское имя.
– Какое?
– Оксана.
Я изобразил недоумение и пожал плечами. А про себя подумал, что это неспроста. Больше двух лет я ее не вспоминал. А сегодня, получается, увидел во сне. К чему бы это? Дурной знак?
Я сидел на скамейке и наблюдал, как Юрка Плаксин – Плакса, – лупцует тренировочный мешок. Он бил ногами с разворота и в прыжке, проводил руками длинные серии, наносил удары локтями, коленями и головой. В бою такая манера была бы внешне эффектной, но слишком рискованной. Впрочем, он всегда любил риск. Если его недоставало в повседневной жизни, Плакса искусственно создавал опасные ситуации. Когда мы два года назад познакомились, он баловался «русской рулеткой». С настоящим «наганом» и с повышением ставок: если револьвер обходил весь круг игроков, а выстрела так и не прозвучало, в барабан добавлялся второй патрон.
Открылась дверь, и я обернулся.
Пришел Леха Пучковский. Пожимая ему руку, я улыбнулся.
– Как дела? – традиционно приветствовал он.
Леха – раздолбай, каких мало. И симпатичный, какими обычно бывают все жизнерадостные и общительные раздолбаи. Его привлекает атмосфера нашей работы. Привлекает
