– Известное дело, мало, – ответил Семимес. – Только я могу быть проводником. Даже Мэт пока не может. А вдруг меня…
– Семимес! – оборвал скорбную мысль сына морковный человечек.
– Мало, – ответил Фэлэфи Дэниел. – Только Семимес с помощью своей палки может защитить Слезу от тех, у кого мечи, секиры и стрелы.
– Мало, – сказал Мэтью с улыбкой в глазах. – Один Семимес знает, когда надо идти навстречу опасности, чтобы избежать встречи с ней.
– Запомнил, – проскрипел Семимес с довольством.
– Мало, – сказала Фэлэфи. – Управляющий Совет решит, кто, кроме вас, будет охранять Слово. Я попрошу всех собраться после празднования Нового Света. Вы должны будете прийти и предстать перед Советом.
– Фэлэфи, а что если Слово показать тому человеку, который предсказал его приход? – спросил Мэтью.
– Фэдэфу, – подсказал Семимес.
– Да, Фэдэфу. Может быть, он укажет путь, который уготован Слову и его Хранителям?
– Он жив? – спросил Дэниел, ухватившись за эту мысль.
– Почти тысячу лет назад Фэдэф избрал путь отшельника. Никто не видел его с тех самых пор. Людская молва гласит, что он сгинул в Тёмных Водах Дикого Леса, – ответила Фэлэфи.
– Жаль.
– Не горюй, Дэн, – проскрипел Семимес, но в скрипе его тоже слышалась горечь. – Что-нибудь придумается. Потерпи. Нам всем надо потерпеть, очень потерпеть.
– Не хочу терпеть! – завёлся Мэтью. – Если грядёт беда, мы должны что-то делать, а не ждать и терпеть собственное ожидание.
– Если для дела надо ждать, будешь ждать, Хранитель Слова! – твёрдо возразил Семимес: ему не хотелось, чтобы кто-то раздражал Фэлэфи. – Ожидание зряче – спешка теряет даже собственный след.
– Сам придумал, или Семимес подсказал? – не без подковырки спросил Семимеса Мэтью.
Семимес одобрил шутку взглядом и скрипучим смехом, но без ответа не оставил:
– Один умник так спешил, что обронил да не заметил.
Малам показал жестом, чтобы Семимес остановился, и сказал спокойным, умеряющим пыл голосом:
– Слышал я, друзья мои, не так давно, не так близко слышал, лет сорок тому назад: видели Фэдэфа в горах… только не припомню, в каких.
– Стойте! – неожиданно воскликнул Дэниел и обхватил голову руками… Затем сказал с растерянным видом: – Нет, ничего…
Оставаясь невозмутимым, Малам продолжил:
– Так что слухи разные ходят. Бывает, на одной дороге сталкиваются и друг дружке места не уступают. А вот палка моя в тот самый день, когда Саваса, сына Фэдэфа, Перекрёсток Дорог отпустил, сказала мне, что расстояние между сыном и отцом сокращается.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Мэтью. – Прости, Малам, но я ничего не понял.
– Растолкуй нам, Малам, – попросил Дэниел.
– Не покинул Мира Яви Фэдэф – вот и весь толк. И правда в твоих словах, Мэтэм: дневник Нэтэна Фэдэфу нести надо.
– Так-то так, дорогой Малам, но в горах и лесах слишком много укромных мест, чтобы без зацепки да следа отправиться можно было на поиски его, – сказала Фэлэфи.
– А сын Фэдэфа? Может, у него есть зацепки? Встретиться с ним и расспросить об отце, – продолжал будоражить всех Мэтью.
Малам покачал головой.
– Правильно, что кричишь, Мэтэм. Глядишь, и разбудишь нашу общую мысль. Про Саваса скажу так. Было ему десять лет, когда мать его, Лелеан, и её брат Лебеард отнесли его на Перекрёсток Дорог. Очнулся он десять лет назад. Сейчас ему двадцать. Но Мир Яви прожил почти тысячу лет, пока он в бесчувствии лежал между жизнью и смертью. Не думаю, что осведомлён он об отце больше тех, кто эти годы не покидал Мира Яви.
– Теперь его имя Савасард. И живёт он среди лесовиков, потому как мать его из лесовиков, – сказал Семимес: ему очень захотелось рассказать Мэту и Дэну про Савасарда. – Эвнар говорил мне, что ни один лесовик не владеет оружием так, как он. Когда в руках его два коротких меча, три тройки лесовиков не сладят с ним. Лесовики всегда упражняются, и Эвнар знает, что говорит… Жаль только, что за десять лет он ни разу не приходил в Дорлиф.
– А может, приходил, да ты его прозевал, – сказал зачем-то Мэтью.
– Эвнар знает, что говорит, – покосился на него Семимес. – И Семимес знает.
– Память о случившемся мешает ему посетить места своего детства, – объяснил Малам.
– Мне очень хочется увидеть его и его славные мечи, оставленные ему Фэдэфом, – сказал Семимес и мысленно добавил: «И помериться с ним силами: он с мечами – я с палкой».
– Его может призвать только весть о Фэдэфе, сынок, – сказал Малам.
– С чего начали, к тому и пришли, – пробурчал Мэтью себе под нос.
– Что случилось, Фэлэфи? – спросил Дэниел, тронутый грустью её взгляда.
– Дэнэд, дорогой, – Фэлэфи положила свою руку на его, – я просто немного поддалась усталости. Но я счастлива, что теперь у нашей семьи есть ты. Ты и Мэтэм и, конечно же, Семимес должны прийти к нам в гости. Приходите завтра. Теперь только Нэтэн, мой младший сын, живёт с нами, со мной и Лутулом, мужем моим. Его старшие братья живут отдельно, со своими семьями. Нэтэн ваш ровесник и, уверена, будет рад знакомству с вами.
– Серебристых ферлингов увидите. У Лутула самые красивые во всей округе, – сказал Семимес с блеском в глазах, не раз вспыхивавших при виде ферлингов Лутула.
– Ферлингов посмотрите, – с улыбкой сказала Фэлэфи.
– Мы обязательно придём, Фэлэфи, – сказал Дэниел.
– Дэнэд! – вдруг Фэлэфи изменилась в лице, будто испугалась чего-то. – Дэнэд, мальчик мой…
– Фэлэфи?! – растерялся от неожиданности Дэниел. – Что не так?!
– Дэнэд, я… почувствовала что-то… моя рука услышала, – Фэлэфи закрыла глаза и отдалась во власть руки. – В тебе есть то, что прячется от тебя… Оно хочет спрятаться от нас.
Все посмотрели на Дэниела: Семимес – недоверчиво, Мэтью – с изумлением, Малам – пристально.
– Я знаю. Меня гнетёт это, – признался Дэниел, переводя свой взгляд от одних глаз к другим. Когда ты, Малам, сказал, что Фэдэфа видели в горах, оно показалось и ускользнуло от меня. Я хотел зацепиться и удержать… Я едва не вскрикнул от досады. Потому что это что-то важное.
– Ты вскрикнул, – сказал Мэтью.
– Пусть тебя не смущают мои слова, – продолжила Фэлэфи, – но это что-то чуждое… Но в этом чуждом есть что-то близкое тебе. Найди это близкое – и чуждое само выдаст себя.
– Фэлэфи, если бы я хоть немного догадывался. Его будто и не было. Но я не обманываюсь – оно промелькнуло…
– Но ты же сказал: показалось. Ты же говоришь: промелькнуло, – проскрипел Семимес. – Чуждое это было или близкое?
Фэлэфи, сгладив улыбкой придирчивый тон Семимеса, мягко сказала, слушая своей рукой руку Дэниела:
– Близкое всегда с тобой, Дэнэд. Я чувствую это.
– Одно я знаю точно: я с тобой, – невольно вспомнив, произнёс Мэтью свою присказку. – Но это тут не при чём.
Дэниел вскочил со стула.
– Ещё раз, Мэт! – воскликнул он. – Скажи это ещё раз!
– Пожалуйста, если так надо для дела, – уже с какой-то весёлостью в глазах сказал Мэтью. – Я этим горжусь. Одно я знаю точно: я с тобой.
– Ты сейчас доказал это, пёрышко… как тогда на Нашем Озере. И как в моём сне.
Все смотрели на Дэниела, но никто ничего не понимал.
– Мне на выручку всегда прилетало пёрышко, – продолжал он восторженно. – Это пёрышко – ты, Мэт.
Мэтью пожал плечами.
– Я рад.
– А чуждое – это Торнтон. Он во мне. Каждая его картина во мне. Он ворвался в мою душу вместе с картинами. Но поначалу он не был мне чужд, – сказал Дэниел и задумался.
– Это тот художник, о котором я говорил тебе, дорогая Фэлэфи, – тихо сказал Малам. – Огонь Чёрной Молнии сделал его чуждым добру. Соединившись с Повелителем Тьмы, он удвоил его и свою жажду власти.
– Фэлэфи, мы встретили Повелителя Тьмы у подножия Харшида. Он страшен и силён, – проскрипел Семимес.
– Дэн, не молчи – рассказывай! – в нетерпении сказал Мэтью.
– Я не знаю… Одна картина промелькнула в моём сознании, когда Малам обмолвился о горах, где якобы видели Фэдэфа. Не сама картина – скорее, то, что почувствовала в ней Кристин. Это была бездна. Она назвала это бездной… На картине было изображено перо, Мэт.
– Ты хочешь сказать, что там был я?
– Нет, Мэт. Просто я вспомнил то перо, когда вспомнил пёрышко, которое превращалось в тебя.
– Дэнэд… ты сказал: бездна. Это её я почувствовала рукой, – сказала Фэлэфи. – Что ещё было на той картине?
– Смерть. Люди умирали страшной смертью… словно какая-то стихия застала их врасплох, не оставив им шанса на спасение.
– Шорош? – предположил Малам.
