А может, женщина тоже ему приснилась — вместе с городом и всей его жизнью в чужом серо-черном мире? И вместе с «Текорой», неумолимо идущей прямо к причалу?
…Ночь, туман над морем, пустая палуба, холодный мокрый металл под руками. Да сходил ли он на берег? Сейчас сон закончится, он вновь окажется на палубе бразильского «голландца», пройдет коридором, полным призраков, откроет белую дверь, ведущую в никуда. «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен…»
Нет, не болен! Пора назвать вещи своими именами. Он умер — и не воскрес.
Тот, кто был и Ричардом Граем, и Родионом Гравицким, давно уже понял, что винить некого. Он попытался рискнуть — и проиграл. Какая теперь разница, кто взглянет на тебя из зеркала?
— Начальство! — коротко бросил рыжеусый, выглянув из-за ящика. Второй «ажан», поспешив выбить о каблук трубку, приосанился, огладил усы. Ричард Грай не сдвинулся с места, лишь покосился в сторону близкого океана. «Текора» была уже недалеко, над трубами вился еле заметный дымок, острый нос уверенно резал невысокие темные волны. Ближе к вечеру распогодилось, розовое предзакатное небо казалось чистым и удивительно спокойным.
— О! Вот и Рич! Слава богу, с тобой ничего не случилось. Знаешь, я с утра только и делаю, что волнуюсь. Да-да-да! У меня даже сердце схватило, представляешь? Давно не болело, а вот сегодня…
Даниэль Прюдом, комиссар полиции славного города Эль-Джадиры, жестом отогнав вытянувшихся по струнке «ажанов», подошел совсем близко, заглянул в лицо.
— Ты тоже грустный? Тебе уже, значит, сказали? Честное слово, я не виноват! Да! Мы всё делали по инструкции, я лично наблюдал…
— Рич! Гершинин умер.
Он резко обернулся. Мод стояла рядом с невозмутимым майором. Курила, смотрела куда-то вбок.
— Мы только что из больницы. Сердце остановилось час назад.
Бывший штабс-капитан кивнул, прикрыл глаза. Темно…
— Ну, умер. Все мы смертны, Рич! Да-да-да! И с этим ничего не поделаешь. Мы его кормили каждые два часа, из ресторана еду носили. Да! Кто ж его знал, что у него сердце такое слабое, почти как у меня? Рич, я не виноват! Не виноват, слышишь?
Голос друга Даниэля доносился откуда-то из несусветной дали. Слова исчезали, теряли смысл, разлетаясь на мелкие осколки.
— Врачи очень старались, я всех собрал, за кардиологом машину отправил. Рич! Рич!.. Мадам! Господин майор! Вы побудьте с моим дорогим другом, а я пробегусь, погляжу, все ли готово. Да! Не время горевать, впереди — самое главное!..
Голос исчез, темнота осталась. И ничего не было в темноте.
«У красных тысячи штыков, три сотни нас. Но мы пройдем меж их полков в последний раз…»
Наконец он открыл глаза, надеясь увидеть Мод. Увидел совсем не ее и пожалел, что расстался с темнотой.
— Гершинина допрашивали всю ночь, о-о-от… Можете мне не верить, гражданин Гравицкий, но я этого полицая предупреждал. Заморил подследственного, штукарь! Вредительством, о-о-от… Вредительством пахнет!
«Баритон» ронял слова, словно плевался. Внезапно почудилось, что майору смертельно надоела его роль, он играет через силу, на грани омерзения.
Бывший штабс-капитан отвернулся, нашел взглядом женщину:
— Простите, Мод! Вчера на меня что-то нашло, не помню даже, что я говорил. Может, вы правы, я и в самом деле болен.
Она не ответила. Достала из сумочки пачку «Галуаз», долго щелкала зажигалкой. Зато отозвался неутомимый Сонник.
— А это, знаете, хорошо, о-о-от… Каяться начинаете, гражданин Гравицкий? Правильно, правильно, о-о-от… Протокол — он слезу любит. И не думайте, что мы без понимания. Это ваш полицай людей на допросах в гроб вгоняет. Наше советское следствие гуманно, о-о-от… Думаю, надо вас, гражданин Гравицкий, от участия в операции освободить, по состоянию, значит, здоровья, о-о-от…
— Что?!
Одновременно вырвалось — и у него, и у женщины. Сигарета упала на грязный бетон. «Баритон» же только пожал плечами.
— А чего вы удивляетесь, товарищи и граждане? Гражданин Гравицкий заболел, о-о-от… Зачем же его примучивать?
— У нас приказ, товарищ майор! — резко выдохнула Мод.
— У вас, — Сонник внезапно улыбнулся. — Я, товарищ капитан, ваших приказов не получал, о-о-от… У меня подследственный болен. Давайте, Родион Андреевич, я вам такси вызову. Отправляйтесь прямо в больницу, о-о-от… Я попозже подъеду, узнаю, что и как.
Женщина медленно расстегнула сумочку. Ричард Грай шагнул вперед, но майор взял его за локоть.
— А не надо, гражданин Гравицкий. Товарищ капитан сейчас подумает — и решение правильное примет. Из трех фигурантов один уже умер, о-о-от… Хотите и остальных потерять?
Мод отступила на шаг, закусила губу:
— Самолет ждет, товарищи. Если мы не доставим Тросси в Москву… Понимаете, что будет с нами со всеми? У меня семья, у меня сын…
Бывший штабс-капитан согласно кивнул.
— У бедняги Гершинина тоже была семья. Мод! Отсюда мы Тросси не заберем. Пусть его увозят в комиссариат, а я поговорю с Прюдомом. Если понадобится, захватим полицая с собой.
— А вот это уже план, о-о-от… — подхватил Сонник. — Правильно делаете, гражданин, сотрудничество со следствием вам непременно зачтется… Все, разговор закончен, сюда полицай идет, о-о-от… Надеюсь на вас, Родион Андреевич!
Ричард Грай поглядел на море. «Текора» подошла совсем близко — громадная черная тень на фоне заката.
Гудок…
Корабль нависал огромной темной горой. Трап уже спустили, но пассажиры не спешили на берег. Два равнодушных матроса наверху, двое «ажанов» внизу, на причале, остальные отошли подальше. Ричард Грай вернулся к ящику № 11, достал пачку «Фортуны», щелкнул зажигалкой.
— И мне тоже, — Мод наклонилась, поймав сигаретой трепещущий бензиновый огонек. — Я вам не ответила, Рич, не хотела при нем, при майоре. Вам незачем извиняться. Прошлым вечером мы очень интересно поговорили, но потом вам стало плохо, и я отвезла вас в отель. Так что забудьте, ничего не случилось.
— Ничего не случилось, — повторил он, не отводя глаз от трапа. — Любимая присказка старины Даниэля… Знаете, Мод, я вам, пожалуй, помогу. В этом мире все чего-то боятся, Прюдом — не исключение. Теперь мне незачем жалеть этого типа.
Женщина коснулась губами его щеки, улыбнулась.
— Чуть не сорвалась! Сонник вцепился в вас, как клещ, отпустить боится. По-моему, он к вам, Рич, неравнодушен.
— Лет через семьдесят ему бы посочувствовали. Смотрите-ка, Мод, уж не Тросси ли это?
На трап ступил человек. Длинное темное пальто, широкополая шляпа, в руке — саквояж, под мышкой — зонтик. Шагнул, оглянулся, неуверенно двинулся вперед.
— Пойдемте! — выдохнула женщина. — Если не он, то очень похож. Думаю…
Договорить не успела. Черная тень, вынырнув из-за соседнего ящика, метнулась к трапу. Обогнула ближайшего «ажана», сильным толчком сбила с ног следующего. Еще двое полицейских кинулись наперерез…
— Господи! — Мод выхватила из сумочки пистолет. — Только бы не… Только бы…
Выстрел! Хлесткий, с оттяжкой, с долгим хриплым эхом. Человек на трапе остановился, словно наткнувшись на невидимый барьер.
Замер.
И в тот же миг выстрелы ударили вновь. Револьверы «ажанов» били в упор, без жалости, не переставая. Тень упала, но полицейские продолжали расстреливать лежавшего, пока кто-то не крикнул: «Стойте! Стойте! Только живым! Живым!..»
Бывший штабс-капитан даже не пытался пробиться сквозь плотное людское кольцо. Он спешил к трапу. Человек с саквояжем и зонтиком по-прежнему стоял почти на самом верху, словно чего-то ожидая. Но вот с негромким стуком упал на ступени зонтик.
Саквояж…
Тело, словно потеряв опору, мягко скатилось вниз, на серый бетон причала.
…Узкий, похожий на щель, рот, длинный подбородок, острые, словно прилипшие к черепу уши. Светлые усы, волосы бобриком, брезгливая гримаса на побелевших губах.
— Тросси, — вздохнула Мод, — Точно такой же, как на кладбище.
Ричард Грай кивнул, вспоминая фотографию.
— Да, и тоже мертвый.
Склонившийся над телом «ажан» расстегнул пальто, прикоснулся к черному от крови пиджаку. Единственная пуля вошла точно в сердце.
— Готов…
Бывший штабс-капитан, обернувшись, посмотрел на полицейских, по-прежнему суетившихся возле лежавшего на бетоне стрелка.
— Пойдемте, Мод, поглядим на второго.
Женщина, спрятав бесполезное оружие, зябко повела плечами.
— Поглядим…
Их пропустили, хотя и не сразу. Знакомый рыжеусый сержант ретиво отгонял сослуживцев от тела, то и дело повторяя: «Врача! Ребята, тащите сюда врача!» Среди растерянных полицейских Ричард Грай заметил Сонника. «Баритон» стоял с самым равнодушным видом, поглядывая в темнеющее небо.
Человек лежал на спине. Пули пробили пальто, разорвали щеку, простреленная шляпа каким-то чудом все еще держалась на голове. Рядом с телом белели выпавшие из кармана резные шахматные фигуры. Конь, ферзь, пешка…
