Женщин же к этому моменту и вовсе предлагалось изолировать и держать… как скотину, чисто для воспроизводства вида!
Возможно, я был не прав, не поддерживая такие устремления руководства, все же, если мыслить рационально…
Нет, что тогда, что сейчас, я этого принять не могу!
Впрочем, думается, я уже тогда был просто очень стар. Нет, стар не физически, мне тогда едва исполнилась сотня, а постоянное использование медкапсулы позволяло прожить и до двухсот с лишним лет. Стар я был морально и такое надругательство над личностью, какое предлагалось тогда ввести в угоду выживанию, я, воспитанный в других понятиях, приять не мог.
Так получилось, что из первого состава совета, действующим членом остался только я. Многие из моих соратников изначально были гораздо старше меня, кто-то ушел в годы эпидемии, и к тому моменту, о котором идет речь, в руководстве колонии их должности занимали сыновья.
В общем, оставшись один против шестерых, я, уставший неимоверно за прошедшие годы беспросветной борьбы, оставил свой пост на Шона и удалился сюда, в нашу с Майей квартиру.
Нет, оставаться здесь насовсем я тогда не планировал, думал лет через пять вернуться наверх. Но как-то так прижился, что и не заметил. Здесь было тихо, меня никто не беспокоил… впрочем, я и наружу-то не выходил. Жил старыми подборками фильмов и музыки, съемками семьи, читал много. И как-то так получилось, что прожил здесь не пять лет, а все двадцать.
Связь держал только с Шоном по выделенному секретному каналу, подключаемому только по необходимости. Но мой мальчик в последние годы был очень занят и я, понимая такую ответственность, частыми вызовами его не утруждал.
С Самантой говорил и того реже, дочь была обижена за мой уход. Она отчего-то считала, что я был способен что-то изменить. Один? Что я мог?! Впрочем, все, что мог, я сделал… но жизнь женщин видно была так тяжела, что, думаю, моя девочка просто нашла кого обвинить и укорить во всех бедах. Пусть, если ей так становилось легче…
А в какой-то момент я вдруг понял, что связи нет!
Признаюсь, я тогда испугался. Принялся подключать уже хотя бы к общей сети все что мог: давно отключенный коммуникатор, медкапсулу, даже комп на общедоступный канал вывел. Но все отвечало, что связь недоступна.
Хотел идти уже наверх сам, но тут вдруг оказалось, что наши звери в парке порядком одичали, и миновать галерею у меня не получилось. Я же не воин! Да, пистолеты у меня имелись, но вот практики пользования ими не было, да и, как я быстро понял, выстрелить в живое существо я вряд ли смогу.
А через месяц ко мне пришел Шон.
Воспроизводить наш последний разговор мне сложно, слишком горький осадок остался после него. Так что проще, думаю, будет показать некоторые выдержки из съемок с камер"
Текст сдвинулся в сторону и сам Александр замолчал. А на экране проявилась вот эта самая каюта, в которой я находился сейчас, показанная откуда-то сверху.
Передо мной на диванах, напротив друг друга, сидели сам Александр и немного похожий на него мужчина. Второй, видимо Шон, был чуть моложе, но с виду… как-то жестче что ли, суровей и сильней.
"— Да, все плохо отец, — произнес он, видно продолжая начатый чуть раньше разговор, — все ужасно. Мы не удержали народ. Вечные протесты в один день переросли в бойню. А часть хранов пошла за заговорщиками. Тоже ведь голодные мужики… хотели же всех колоть нещадно! Но нет, гуманисты чертовы все тормозили подписание указа! Вот и дождались!
— Спокойней, мой мальчик, — поморщился Александр на это, — не забывай, что твой отец тоже гуманист, — он горько усмехнулся.
— А я зверь?! Да?! — взвился молодой мужчина. — Вот и Саманта так говорит! Знаешь, она ведь была одной из зачинщиков. Ей, как сестре члена совета, воля была дана побольше. Вот и ее спасибо!
— Рассказывай, что все-таки произошло, — тяжело вздохнул Александр.
— Ладно. Слушай. Все было подготовлено и продумано. В один миг тысячи людей сорвались, вышли на улицы, храны передрались между собой. Пока мы вычисляли верных, потом с ними, как дураки, бегали по городу, эти скоты устроили кибер атаку на базу данных, сеть рухнула! А они ушли… и увели часть женщин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сколько ушло и куда?
— Десять тысяч мужчин и почти тысяча женщин. А ушли на дальние выработки думаю. Там инфраструктура, сам знаешь, предполагает самодостаточное существование объектов.
— Ну, если смотреть в процентном соотношении полов, то община не пострадала. Буйные самые ушли…
— Нет, отец, пострадала! Мы в последние годы достигли результата один к пяти-шести, так что женщин они забрали слишком много!
— Плохо то, что эти люди не выживут на тех выработках, их аграрная система не предназначена для прокорма такого количества ртов, — покачал головой Александр. — Сэми с ними?
— Да…
— Это очень плохо… но продолжай дальше.
— Они уже поняли это, — сурово ответил Шон, — потому и пришел звать тебя наверх. Это последняя твоя возможность вернуться. Мы засыпаем все улицы города, чтобы по ним невозможно было пройти. Ушедшие бунтари мародерствуют и пытаются заселиться там, где недалеко фермы.
— Так может, пусть живут?
— Нет! Пусть получают то, что заслужили. Вернее, к чему стремились, — Шон зло усмехнулся, — А мы все перекроем, а оставшиеся проходы и плантации будем охранять. Пойми отец, все изменилось кардинально, как бы нам лет через десять в каменный век не вернуться!
— Что, так все плохо?!
— Ну, как сказать… кибер атака уничтожила все базы данных. Все коммуникаторы сдохли, все, что было в компах спецов — тоже. Остались единичные планшеты, которые не были в тот момент подключены к сети. Вот, пять коммуникаторов осталось, — и он выставил вперед руку, на которой красовался знакомый браслет, только не черный, а разноцветный, — дети были наказаны, а гаджеты их отключены. Теперь вот ходим с ними, ботов-полицейских блокируем и где возможно роллетами проезды перекрываем.
— Что в синтезаторном отсеке? — воскликнул Александр.
— С ним самим, слава богу, все в порядке, он на замкнутом контуре. Но вот принтеры его, как ты помнишь, расположены снаружи и входили в общую сеть. Так что кое-какой материал мы получать из него сможем, но вот шить, паять, клеить… не знаю, что еще… теперь придется самим. Там у фармацевтов что-то по записям осталось, у медиков… у них же больше старых спецов выжило. А молодые не приучены видно личные записи были вести. Так что в других сферах придется учиться делать все по старинке — ручками. Технику, всю, что возможно, переводим с электроники на простую электрику, а то и вовсе, механику. Вон, лифты первые… хорошо, хоть вы, кто готовил переселение, подобрали пригодное к такому использованию оборудование.
— Мы воевали за это! — усмехнулся Александр. — Для нас фактически создавали специально, на Земле такой техники нетдавно. А что с дронами? Когда последний раз отправляли наверх? Что там, может уже скоро можно выйти будет, все ж последнее извержение могло быть не таким сильным. Розаноф такую возможность предполагал…
— Нет, дрон запускали лет шесть назад, и было понятно, что для полной очистки атмосферы еще далеко не один десяток лет нужен. Но теперь дроны не запустишь, да и в рубку не войдешь. У этих игрушек, — Шон тряханул рукой с браслетом, — такого доступа нет. Мы и для роллетов-то их еле настроили.
— Но как же? Возьми мой!
— Зачем? Он один проблем наших не решит, скорее неразберихи добавит. А дроны… да и бог с ними, когда время придет, просто пойдем наверх сами. Пока и здесь еще грести, не разгрести…"
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Стоп! — и на мое плечо легла тяжелая рука, а я аж подпрыгнул от неожиданности.
Понятно, что это был наставник, больше-то некому. Но как он вошел и долго ли стоял рядом, я, «провалившийся» с головой в то, что показывалось на экране, не знал.
— Дрон, эта такая порхающая штука, с которой ведут съемку сверху? — спросил он.
