– А так.
Мишата сел на лавку напротив него и посмотрел в глаза:
– Братишка… ты, может, и вправду не понимаешь? Даже если бы Туча Ярославич меня позвал, я бы бегом побежал…
– Я не холоп Туче Ярославичу, чтоб по свистку пред его очи являться, – процедил Нечай.
– Это пока. Не сегодня-завтра все мы его холопами будем. А тебе и вовсе не стоит дурить. Иди, не ерепенься. Добром не пойдешь – плетьми погонят, этого хочешь?
– Вот, пусть гонят, а сам не пойду! – прошипел Нечай.
– Нечай, обо мне подумай, о детях моих… О матери. Не надо с боярином ссориться. Я же понимаю, ты из-за девки на них обиделся…
– Из-за какой девки? – не понял Нечай.
– Из-за Дарены, из-за какой же еще! Весь Рядок говорит! – вставила Полева, навострившая уши.
– Да ну? И что говорит? – хмыкнул Нечай.
– Что ее молодые бояре из дому украли, а ты их догнал и Дарену отбил, и потом в лесу всю ночь прятал, от оборотней защищал…
– Во здорово! – хохотнул Нечай, – от оборотней, значит?
– Ой, сыночек, да не может быть! Эту девку бесстыжую? – охнула мама.
– Ага, – Нечай рассмеялся и полез на печь.
– Нечай! – Мишата побоялся его остановить, – ну что ты делаешь! Я же говорю, не надо ссориться с боярином.
– Да? – Нечай остановился и оглянулся, – если я к боярину и поеду, то только чтобы поссориться!
Может, не надо упираться? Рано или поздно все равно придется с Тучей объясняться. Не сегодня, так завтра… А если сегодня, то что же, это была его последняя ночь дома? Наверняка. Нечай оглядел всех вокруг: ведь и попрощаться в случае чего не дадут… Вот так взять и уйти? Он сунул ноги в сапоги. Неужели мама не чувствует неладного? Вот так просто его и отпустит? Он надел полушубок.
– Полева, слышь… – сказал он, глотая ком в горле, – Колька кашлял ночью. Ты б его полечила чем…
Полева посмотрела на него с удивлением, но тут в окно стукнули так сильно, что едва не высадили раму.
– Хочешь, я с тобой пойду? – спросил Мишата.
– Нет, не хочу, – фыркнул Нечай, взял шапку и вышел вон, хлопнув дверью. Еще минута, и он бы вообще не смог уйти. Лег бы на печь, и пусть бы боярин присылал дворовых – стаскивать его оттуда.
Он дошел до калитки под недовольное ворчание молодых бояр, которые заглядывали во двор, привставая в стременах, и тут вслед за ним из дома вышла мама.
– Нечай! Погоди, сынок…
Она стала медленно, неуклюже спускаться с крыльца. Надо было выйти со двора, но Нечай не посмел, вернулся.
– Сынок, что-то тревожно мне… – всхлипнула мама, – дай-ка я обниму тебя на прощание. Сердце не на месте.
– Да что ты, мам… – Нечай скрипнул зубами, – ну, съезжу… Вернусь…
Она обняла его обеими руками и прижала щеку к его груди.
– Ты скорей возвращайся, сыночка… А то я волноваться буду.
– Хорошо, мам, – он нехотя освободился от ее объятий – ему совсем не хотелось, чтоб на его прощание с мамой смотрели молодые бояре. Вот и мама почувствовала… Значит, на самом деле…
– Мне ехать надо… – сказал он сквозь зубы, – иди в дом, замерзнешь.
Но мама вышла на улицу, и смотрела, как он садится на кобылку, что привели с собой «гости» Тучи Ярославича, и как скачет вслед за ними в поле, к лесу. Нечай ни разу не оглянулся, но знал, что она стояла у калитки, пока они не скрылись из виду.
Нет, не потому мама вышла его проводить, что почувствовала неладное. Она уговорить его хотела, разжалобить. Чтоб он ее пожалел… Чтоб согласился с боярином.
Туча Ярославич снова принял его в своем кабинете, недалеко от входных дверей. Признаться, Нечаю хотелось посмотреть на его дом изнутри. В прошлый раз почти стемнело, когда он сюда заходил, а теперь… Нечай увидел только широкую дубовую лестницу, ведущую наверх, несколько высоких двустворчатых дверей по бокам, одна из которых вела в кабинет.
Боярин опять сидел за столом, и снова листал отчет старосты, как будто и не было двух прошедших дней.
– Ты считал оброк для старосты? – сразу начал он, без предисловий.
– Я, – кивнул Нечай.
– Ну ты и подлец! – усмехнулся боярин.
– Почему?
– Правильно посчитал! Я каждый год со старосты лишку снимаю. Сам он считать не умеет, да и Афонька в арифметике не силен. А теперь и не подкопаешься… Обидно.
Нечай откровенности не оценил. И стоять на ковре перед столом ему не нравилось – как на допросе.
– Ну что? – Туча Ярославич сложил бумаги в стопку и убрал на край стола, – понравилась тебе наша литургия?
Нечай напрягся.
– Нет.
– А что так? Или не хорошо тебе было? Или Машка для тебя старовата? Она у меня искусница, – боярин подмигнул Нечаю.
– Мне такого не надо, – Нечай поднял голову.
– Вот как? А что тебе надо? Помоложе девок?
– Мне не надо никаких девок. Я больше не приду. И сменой Гавриле не буду.
– Да ну? – боярин поднялся из-за стола, опираясь на него кулаками, – не будешь?
Нечай покачал головой.
– Под кнут хочешь? Обратно в колодки? А?
– Я лучше под кнут лягу, – процедил Нечай.
– Ух ты! Герой! Не выйдет! В следующую субботу сам не придешь – силой приволокут.
– Не приду, – Нечай снова покачал головой, – и попробуй меня силой приволочь – посмотришь, что получится.
– Да я тебя… Ты кто есть-то? – рассмеялся боярин, – ты вошь! Думаешь, я на тебе управы не найду? Вот суд учиню по просьбе Рядковского схода, например, холопом тебя объявлю, ноздри вырву и на цепь посажу! Хочешь?
– Сажай, – кивнул Нечай.
– Подумай сам: зачем мне беглый колодник на моей земле, а? Ради чего я покрывать тебя стану? За просто так? Нет, мой хороший! Не выйдет! Будешь у Гаврилы учиться, он лучше меня в этом понимает. У него и книги есть на латинском языке.
– Я не буду учиться у Гаврилы… – Нечай скрипнул зубами.
– Хватит! Заладил: не буду, не буду! Будешь, и никуда не денешься! К стулу привяжу, и будешь учиться! Не понравилось ему! Какая фря! Все крыльцо Машке облевал! Утром мужики пришли, думали, там зарезали кого-то. Слабоват ты, братец! Ничего, к этому привыкают.
Туча Ярославич сел на место и откинулся назад, успокоенный своей речью.
– Привыкают? – Нечай шагнул к столу и швырнул шапку под ноги, – привыкают, говоришь? Меня, боярин, пять лет в монастырской тюрьме усмиряли! Я бога вашего ненавижу так, как ты и представить себе не можешь! И мне все равно перед кем на карачках ползать: перед ним или перед дьяволом! Одному угождают молитвой и воздержанием, другому – святотатством и похотью. А все одно – лишь бы угодить! Над мертвыми глумишься? Живым в лицо плюешь? Гробы солдатские копаешь? Расстрига покойников отпевает и православных причащает? Девку на поругание притащил, не побрезговал? Младенцев резать собираешься? Не совестно тебе, боярин? От сытости да от безделья, как дитё, в цацки играешь! А мне не до твоих забав! Я за свое неверие шкурой, до костей ободранной, платил! И еще раз заплачу, не испугаюсь, не надейся. А ты? Ты чем платишь за свою веру в дьявола? К стулу он меня привяжет! Давай, привязывай! Резвись!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
