Ленин. Готовясь к выступлению, он одновременно не менее внимательно слушал ораторов. Аралов сделал неплохой обзор положения на фронтах. Ярославский обрисовал ход обсуждения и отметил наличие разногласий в военной секции. Сафаров, подвергнув критике тезисы Троцкого, призвал к проведению «партийной гегемонии в армии». Затем выступил Окулов, который, защищая тезисы Троцкого, сказал, что не оперативное, а «коммунистическое командование» (т. е. состоящее не из специалистов) делает огромные ошибки не только в военной области, но и в сфере политической. И далее оратор привел факты: политический комиссар 1-й Стальной дивизии доносит, что в соединении применяются телесные наказания – нагайки, в 1-й Камышинской дивизии – порка, политкомиссар полка имени Троцкого «бьет красноармейцев», создаются временные полевые суды, которые приговаривают красноармейцев к телесным наказаниям… Окулов подводил слушателей к выводу, что некомпетентное руководство в военной области оказалось беспомощным и в области политической.
Ворошилов заявил, что в речи Окулова «было очень мало правды». Весь пафос выступления командующего 10-й армией был направлен на то, чтобы доказать: «большие надежды возлагать на наших специалистов нельзя, хоть бы уже потому, что эти специалисты – другие люди». В своем выступлении Ворошилов несколько раз высоко отозвался о «товарище Сталине», который, выступая следующим, бесцветным и негромким голосом тоже подверг резкой критике речь Окулова, а косвенно и позицию Троцкого и Центра. «Я это говорю для того, – монотонно читал бумажку нарком по делам национальностей и член Реввоенсовета Республики Сталин, – чтобы снять тот позор, который набрасывает товарищ Окулов на армию». Как всегда Сталин ведет себя центристски: критикуя линию Троцкого (а следовательно, в данном случае и ЦК), он в чем-то с ней соглашается, что-то берет от Смирнова, что-то отвергает. Но в одном Сталин неизменен – как в 20-е годы, так и позже он верит в панацею насилия.
«Я должен сказать, что те элементы нерабочие, которые составляют большинство нашей армии, – крестьяне, они не будут драться за социализм, не будут! Добровольно они не хотят драться… Отсюда наша задача – эти элементы заставить (курсив мой. – Д. В.) воевать, идти за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать с империализмом…»{517} Здесь Сталину никто не возражал: все были согласны, что диктатура пролетариата должна заставить крестьян давать хлеб, платить налоги, сражаться за новую власть…
…Отвлечемся на минуту от жарких дебатов VIII съезда. Пролетарская Советская Республика и ее армия рождались в кровавых муках. Троцкий, при всем его левачестве, раньше других понял, что для того, чтобы устоять, выжить, создать щит для защиты социализма, нужно опереться на опыт «презренных империалистов», опыт старой армии, опыт военной истории. Он показал, что и левакам, при наличии у них сильного интеллекта, не чужд прагматизм, трезвый учет складывающихся реальностей. При этом для Троцкого характерно было не только последовательное отстаивание своей позиции, но и творческое отношение к предложениям своих оппонентов. Например, когда съезд еще не закончился, Председатель Реввоенсовета подписал телеграмму:
«В Оргбюро ЦК, копия ПУР т. Соловьеву, копия т. Склянскому.
Препровождаю при сем протокол совещания военных делегатов съезда РКП. Согласно решению съезда, ЦК должен в кратчайший срок разработать вопрос о парткомиссиях в армии. Протокол предлагает по этому вопросу ценный материал, т. к. вопрос о парткомиссиях подвергался на означенном заседании подробному обсуждению и голосованию…»{518}
У Троцкого не могло не быть множества недоброжелателей. Не только потому, что у него было совсем не безупречное небольшевистское прошлое, не только потому, что он, как и все, допускал крупные ошибки и просчеты, и не только потому, что он неожиданно проявил твердость, оказывая поддержку военным специалистам и отстаивая разумный опыт, взятый у старой армии. Многие не могли принять, согласиться, одобрить его революционную манеру работать, твердость и непреклонность, а главное – независимость суждений и высокий интеллект.
Троцкий всегда чувствовал, что его остротой речи, неординарностью мышления не только восхищаются; у многих где-то в глубине сознания рождаются устойчивое неприятие, зависть, осуждение. Ленин все это понимал и видел: присутствуй Троцкий на съезде, обсуждение военного вопроса прошло бы более гладко. Председатель Реввоенсовета Республики смог бы не только своим красноречием, но и системой аргументов, которую он всегда умело выстраивал, убедить многих сомневающихся в верности избранной ЦК военной политики. Но дело шло к тому, что съезд мог принять сомнительные, а во многом и ошибочные, консервативные тезисы Смирнова и его сторонников. Хотя они и прикрывались «левыми одеждами». Для защиты курса ЦК партии в военном строительстве, а следовательно, и Троцкого, взял слово Ленин.
В своей речи он подчеркнул, что ЦК, отправляя Троцкого на фронт, сознавал, «какой урон мы наносим партийному съезду». Ленин решительно отмел многие обвинения, выдвинутые в адрес Троцкого. «Когда здесь выступал т. Голощекин, он сказал: политика ЦК не проводится военным ведомством». Но если вы «можете Троцкому ставить обвинения в том, что он не проводит политику ЦК, – это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете».
Ленин резко выступил против партизанщины, подвергнув острой критике ее сторонников. Дело в том, продолжал оратор, что «старая партизанщина живет в вас, и это звучит во всех речах Ворошилова и Голощекина… Рассказывая, Ворошилов приводил такие факты, которые указывают, что были страшные следы партизанщины. Это бесспорный факт. Т. Ворошилов говорит: у нас не было никаких военных специалистов и у нас 60 000 потерь. Это ужасно». Ленин защитил попутно А. И. Окулова. Правда, в конце 30-х, роковых годов эта защита уже не будет иметь никакого значения; Сталин припомнит все. А тогда, в марте 1919-го, Владимир Ильич сказал: «Товарищ Ворошилов договорился до таких чудовищных вещей, что разрушил армию Окулов. Это чудовищно. Окулов проводил линию ЦК». В конце речи Ленин подытожил: «Это исторический переход от партизанщины к регулярной армии, в ЦК десятки раз обсуждался, а здесь говорят, что нужно все это бросить и вернуться назад. Никогда и ни в каком случае»{519}.
По существу, в тот момент драматической борьбы на вечернем заседании VIII съезда РКП(б) 21 марта 1919 года отсутствовавший на нем Троцкий олицетворял военную политику ЦК со всеми ее положительными и негативными сторонами. Троцкого и военную политику партии на съезде защитил Ленин. По предложению А. П. Розенгольца была принята резолюция, в основу которой легли тезисы Л. Д. Троцкого и Г. Я. Сокольникова. Кстати, последний в своем выступлении назвал Троцкого выразителем военной политики ЦК. «Для нас был вопрос ясный, что дело идет не только о свержении прежнего курса политики, если бы вопрос был съездом так поставлен, нужно было бы изъять руководство этой военной политикой из рук того товарища, который руководит ею, – из рук товарища Троцкого… Мы спросили бы: кем оппозиция заменила бы товарища Троцкого? Этот вопрос я даже не ставлю серьезно»{520}.
Поддержка линии Троцкого на съезде совсем не значила, что он был «безошибочен» в военных делах. Нет. В стратегических вопросах Троцкий ошибался. Крупно. И не раз. Председатель Реввоенсовета быстро уловил одно оперативное преимущество Красной армии: ее фронты были внутренними. В необходимых случаях командование могло перебрасывать соединения с одного фронта на другой. Белые армии и интервенты были лишены этой возможности. Но иногда Троцкий, в силу военного непрофессионализма, не очень глубоко оценивал оперативную обстановку.
Когда, например, весной 1919 года войска Восточного фронта под командованием С. С. Каменева, совершив интересный маневр, нанесли сильный контрудар по Колчаку, войска белого адмирала попятились, а затем и покатились на восток. Началось преследование белогвардейцев. Однако 6 июня главком И. И. Вацетис, исходя из тяжелого положения на других фронтах, отдал, с одобрения Л. Д. Троцкого, приказ о закреплении войск фронта на достигнутых рубежах. Троцкий намеревался перебросить несколько соединений на Южный фронт. Но командование и РВС фронта выразили протест. Командующий 5-й армией М. Н. Тухачевский позже напишет: директива Троцкого «была встречена в штыки и Восточным фронтом, и Центральным Комитетом партии»{521}. С. И. Гусев, М. М. Лашевич, К. К. Юренев оценили решение Троцкого и Вацетиса еще резче: оно может быть «крупнейшей фатальной ошибкой, которая нам может стоить революции»{522}. ЦК поддержал наступательные строения и, фактически отменив решение Троцкого и Вацетиса, дал возможность частям фронта продолжать преследование Колчака. В один из моментов Троцкий, по предложению
