меня и дошло, что я вовсе не умен, как мне казалось. Может быть, чуточку сообразителен, но вовсе не умен. Мне стало стыдно так, будто я ограбил попрошайку. Он шел, а я ограбил.
Я немного помолчал, а потом тихо ответил:
— Да потому что я чайник, Костя. Самый настоящий медный чайник. Ты прав, а я болван. Вот и все.
Он испуганно посмотрел на меня.
— Да ладно тебе, — проговорил он. — Ты чего это? Ну тебя на фиг, Лапшин. Лучше оставайся самим собой. Привычнее как-то. Такой, какой ты сейчас — ну тебя на фиг, — повторил он, глядя на меня так, словно увидел во мне что-то новое для себя, и еще не решил: нравится ему это или не очень. Я его понимал, я сам испытывал нечто в этом роде.
— Все правильно, Костя, — сказал я ему. — Все правильно. Надо меня иногда опускать с небес на землю. Полезно. Спасибо тебе.
— Да пошел ты! — сказал он мне.
Сразу стало легче.
До начала банкета оставалось чуть меньше часа.
3
Потом, когда все кончилось, я спрашивал себя, все ли сделал правильно, потому что предугадать каждую деталь, недооценить последствия, которые могли бы возникнуть в результате моих действий, было бы крайне опасно. Но по всему выходило, что Бог в тот уходящий вечер старого, тысяча девятьсот девяносто пятого года был на нашей стороне. Все обошлось.
Начался банкет с опозданием, да это и немудрено. Люди собирались медленно, как бы неохотно, словно это был не праздничный вечер, посвященный встрече Нового года, а профсоюзное собрание, присутствие на котором нужно, но обременяет.
Когда все, или почти все, наконец-то собрались, Туровский внимательно осмотрел участников вечера и спросил:
— Ну что, можно начинать? Если не ошибаюсь, все в сборе.
— Прищипенко нет, — подал кто-то голос, но кто именно, мне разобрать не удалось.
— Вряд ли он придет, — тихо сказала сидевшая недалеко от нас с Рябининой Вероника. — Я видела его часа полтора назад. Он был пьян в стельку. Спит, наверное.
Вячеслав Сергеевич возразил ей:
— Не думаю, мамочка, что он может пропустить такой стол. Это не похоже на него, равно как и на любого другого народного избранника.
Стол действительно был хорош. Он буквально ломился от яств. Поскольку лодка взяла обратный курс, а также по причине Нового года «Сафари» явно решила не экономить. Это была римская оргия, а не стол. Не хватало только того, чего не существовало в природе. Все остальное было. Но я отвлекся, хотя по-человечески меня понять можно.
Едва Вячеслав Сергеевич произнес последние слова, в кают-компанию вошел Прищипенко. Вероника ахнула.
— Вот это да!
На ногах народный избранник стоял удивительно твердо. Некоторое время он смотрел на всю нашу компанию, а потом, кивнув в знак приветствия головой, прошел к столу и сел на место, которое ему моментально кто-то освободил.
— Браво, — сказал вполголоса Вячеслав Сергеевич. — Вот у кого мы должны учиться крепости духа.
— Депутат! — заметил я.
Мне не терпелось. Было готово все, и я не понимал, почему Туровский медлит.
Наконец, он произнес:
— Господа! До начала Нового года осталось совсем немного времени. Давайте проводим старый. Всем вам известно, что последние его дни были наполнены печальными и странными событиями. Остается пожелать всем нам, чтобы этот старый год ушел, наконец, в небытие. Среди нас, господа, присутствует всем известный журналист Григории Лапшин. Он сейчас некоторым образом подведет итоги этих печальных, повторяю, последних дней года. Слово предоставляется Григорию Лапшину!
Я встал, ловя на себе удивленные взгляды.
— Почему именно Лапшин? — бестактно и громко выразил мнение многих певец Дима.
— На меня жребий выпал, — объяснил я ему и больше не стал вдаваться в подробности.
Впрочем, ему это, видимо, и не нужно было — главное, что никаких других заслуг у меня не было. Я не избранный, а выбранный. Это успокоило многих.
Я немного помолчал, а потом прокашлялся, помянул про себя Господа, мысленно перекрестился и начал.
— Я не хотел ехать в этот круиз. Мне не нравятся подобные мероприятия, но некоторые обстоятельства подтолкнули меня к тому, чтобы я принял приглашение организаторов. Как бы там ни было, я отправился вместе с вами, и теперь не жалею об этом, хотя это может звучать странно в свете тех событий, которые нам с вами пришлось пережить. Господа, прошу вас, наберитесь терпения. Речь моя кому-то может показаться длинной, но когда я закончу, вы поймете, что она необходима. Тем более, обещаю вам, что Новый год, я искренне надеюсь на это, мы встретим совсем в другом настроении.
Я сделал паузу и обвел присутствующих серьезным взором — я хотел, чтобы они проникнулись важностью момента.
Вдруг я увидел, что Рябинина мне улыбается. Я чуть приподнял брови, и она мне подмигнула. И я, наконец, мобилизовался полностью. Весело посмотрев на сидящих за праздничным столом, я продолжил.
— Все наши беды, господа, начались с того, что Роман Левит неожиданно скончался прямо за завтраком. Я настаиваю, что именно скончался, умер от обычного сердечного приступа, а не от загадочной болезни, как нас пытался уверить неизвестный преступник. Тогда неизвестный.
— Тогда? — переспросил меня командир лодки Зотов. — То есть вы хотите сказать, что сейчас вам известно, кто он?
— Не торопитесь, командир, — попросил я его. — Мне и так тяжело.
— Зотов! — умоляюще смотрел на него Туровский.
Тот пожал плечами: делайте, мол, что хотите.
— Итак, — продолжал я, — Роман Левит умер от инфаркта. Это может подтвердить квалифицированный врач Илья Блудов. В любое время.
— Совершенно верно, — вставил Илья.
— Потом были еще два приступа. Но, как вы все могли видеть, ни к чему серьезному они не привели. Ольга, наш крупье, была на ногах уже на следующий день, а у пропавшего Калачева, к которому я еще вернусь, было скорее психическое заболевание, чем сердечное. Но пойдем, господа, дальше.
Потом нам с вами дали послушать странное объявление, в котором преступник — я не буду называть его маньяком — предупреждал нас, что ни в коем случае нельзя поворачивать лодку обратно. И предрекал, что эти приступы — не последние. Мы внимательно прослушали эту запись, и не один раз. Мы хотели понять логику этого человека, чтоб хотя бы чуть-чуть приблизиться к нему, разгадать его. И нам это сделать удалось. Мы поняли про преступника одну очень важную вещь. Очень важную, но тогда, когда мы поняли, что автор этой записи — Игрок по призванию, — тогда мы еще не знали, насколько это важно!
Да, господа, тот, кто наговаривал на кассету этот текст — классический
