Ожидая, пока подойдет ее очередь на старт, Наоми открыла новое окно и вызвала телескопический вид на планету. Еще один голубой шарик в пустоте. Широкие мазки ураганов над океаном, которого ей не довелось увидеть. Россыпь континентов на обращенном к ней полушарии напоминала разлетевшиеся кости в шулерском казино. Огромный, прекрасный мир, и как же мало в нем людей. Города с университетами, студенты которых никогда не видели другого неба. Наоми не думала, что когда-нибудь вернется сюда, и потому смотрела, приказывая себе запомнить. Она часто не признавала «последний раз», когда он наступал. Сознание, что сейчас что-то уходит безвозвратно, дорого стоило.
Ожила связь с диспетчерской.
– Скиф восемнадцать сорок два, ваш переход на Бара Гаон одобрен. Можете выдвигаться.
– Принято, диспетчер. Снимаю зажимы.
Кораблик, легкий как пустая консервная банка, вздрогнул: отошли причальные крепления, и Наоми включила двигатель. Оберон на картинке становился чуть меньше, и еще меньше, и еще, пока она не закрыла окно. Прощание окончено.
* * *
Скиф был крошкой, слишком мелкой и незначительной, чтобы удостоиться имени. Опознавательный код в транспондере, номер и пунктирный след в документах. Тесный, как гоночная шлюпка, он не равнялся с ней маневренностью и качеством амортизатора. Его строили для внутрисистемных перелетов, чаще – между планетами на близких орбитах. Конструкторы не предусмотрели, что кто-то вздумает увести его вглубь системы, за врата, и там погрузит в гравиколодец другой звезды. Наоми это не смущало. Летала она и дальше, и на много худших развалюхах.
После нескольких дней жесткой перегрузки она перешла в свободный полет.
Несколько часов ушло на перепроверку системы – какая уж была. Наоми убедилась, что воздушная смесь подается куда положено, что реактор находится в магнитной ловушке, а вода – в цистернах. Изучив свой пузырек с воздухом и жизнью, Наоми почувствовала себя уютнее. Если он напорется на микрометеорит, учиться будет поздно, вот она и училась заранее. Готовься к худшему, и все сюрпризы будут приятными. Тренажеров на скифе не было, но она сохранила ленты эспандеров от игры в наперстки. Она приспосабливалась. Всегда приспосабливалась.
А еще она ловила себя на воображаемых беседах с Сабой, с Джимом, Бобби и Алексом. Предстояли стратегические решения. Победа Бобби заставила Дуарте присесть на задние лапы.
При единственном уцелевшем «Магнетаре» у подполья появился шанс загнать Лаконию в оборонительную позицию. И даже запереть ее в собственной системе. Для этого пришлось бы предъявить реальную и основательную угрозу, но теперь и такое возможно.
Только этого было мало.
В свое время Союз перевозчиков и власти Земли и Марса ожидали от Лаконии не большего, чем от других колоний: что она еще поколение, а то и несколько будет бороться за выживание и создание самодостаточной агрикультуры. Но Дуарте прихватил с собой протомолекулу и специалистов, способных ее использовать, да еще наткнулся на строительные площадки, позволявшие создавать такие корабли, как «Буря» и «Предштормовой», и, по всей видимости, изготавливать и изолировать антиматерию. Угрозы здесь недостаточно, нужен способ прикончить эти производственные мощности. Чтобы падение Лаконии оказалось жестким. Империя должна понять, что с ее мечтами и исключительностью покончено. Разбив ее до уровня других миров, можно будет и растить ее заново. Собирать из осколков. В том-то весь фокус. Этот урок усвоили астеры и внутренние планеты. АВП и Союз перевозчиков.
Этот единственный и главный аргумент вселенная всю жизнь предъявляла Наоми, но она только теперь поняла его как следует. Война не кончается поражением одной из сторон. Она кончается, когда враги примирились. Остальное только оттягивает новый круг насилия. И Наоми выбрала для себя такую стратегию. Обобщила все свои споры с Бобби. Нашла ответ, который хорошо было бы найти вместе, если обе останутся живы.
Добравшись до Бара Гаон – еще одного образца успешной колонии, – она должна была понять, сколько и каких боевых кораблей можно собрать, и вычислить время переходов. Если появится возможность выманить силы Дуарте из родной системы, заставив его растянуть внутренний флот, может быть, все и получится.
Наоми еще размышляла над этим, представляя, что сказали бы Саба, Бобби и Джим, когда начала торможение. Бутылка из системы Сол прошла через врата Оберона несколькими часами позже. Скиф перехватил зашифрованное сообщение, как перехватывала их система Чавы на луне ее планеты. Для расшифровки понадобилось полдня, так что Наоми еще несколько часов не слышала голоса Алекса и не знала, чего им пришлось лишиться ради победы.
Он… нет, не постарел. Он не выглядел ни старым, ни усталым. Усталым она его раньше видела. Он словно уменьшился. Будто горе лишило красок его глаза.
– Так что моя работа здесь закончена, – говорил он в обращенном к ней личном сообщении. – Дальше, думаю, справится паренек, которого я готовил. Мы направляемся… в наш маленький сухой док. Ты знаешь какой.
Даже под тремя слоями шифровки Алекс не хотел называть Фригольд.
– Когда доберемся туда, я схожу на берег. Думаю навестить своего старичка. Посмотреть, не свил ли в нем кто гнездо. Потом не знаю. Наверное, тебе решать, раз уж ты теперь заправляешь всем шоу. Без твоего одобрения выводить его не стану. Мы с тобой теперь одни остались. Так что… да, прости. Я не хотел отпускать Бобби.
– Передо мной не извиняйся, – сказала экрану Наоми. Слезы линзами стояли у нее в глазах. – Ох, милый, только не извиняйся.
Но сообщение закончилось, а ей еще предстоял проход через кольцо. Медленная зона далась тяжело, но тяжесть эта не имела никакого отношения к скорости изменения скорости.
Это был ее первый переход после потери Медины. И Сабы. И понятной ей модели человеческой цивилизации. Станция в центре сияла маленькой звездой, продолжая изливать энергию, поглощенную при выбросе гамма-излучения. Поверхность пространства колец, всегда равномерно черная, переливалась волнами сияния – намного удивительнее и страшнее, чем прежний мрак. Но еще больше Наоми испугали корабли.
Она ожидала застать пространство пустым. Думала, что после случившегося движение между вратами сведется практически к нулю. Ошиблась. Ее малыш-скиф принял сигналы почти двух дюжин транспондеров и высмотрел подписи двигателей еще нескольких. Распоряжение Лаконии об эвакуации пространства колец игнорировалось в таком масштабе, которого Наоми не понимала и не представляла, а от предчувствия опасности у нее захватывало дух. Без управляющей движением Медины шансы попасть в летучие голландцы у каждого были много выше прежних.
Она шла на переход, ничего не подозревая, и вполне могла пропасть. А все потому, что подразумевалось, будто событие, убившее Медину и «Тайфун», уничтожившее врата в две системы, не изменило правил. Если порог исчезновения стал другим, они об этом не узнают, пока не влипнут.
Быть может, все дело в необходимости снабжать неустойчивые колонии или сбыть товар, сэкономив на выплатах Союзу. А может, в том, что свобода заставляет человечество забывать о последствиях. Так или иначе, у Наоми перехватило дух. В изумлении она не сразу заметила, что среди кораблей присутствуют два того же типа, что «Предштормовой», и что они разгоняются в ее сторону. Из-за каши в медленной зоне и в собственной голове она спохватилась только тогда, когда от «Муссона» пришел запрос на связь.
Ее система давала возможность изменить голос и внешность, и Наоми, прежде чем отозваться, пять раз проверила, работает ли эта программа.
– Говорит главный старшина «Муссона» Норман, – сказал человек с экрана. – Вы нарушаете карантин. Прошу немедленно покинуть пространство колец.
В его голосе звучала затверженная напевность, словно он в сотый раз повторял опостылевший ритуал.
– Простите, – ответила Наоми. – Я не нарочно. Просто у меня болен брат. Я давно должна была к нему вернуться. Никакой контрабанды, честное слово.
