Тереза смотрела на лягушек. У обеих светлое брюшко, а наверху кожа темная, хотя у одной заметно темнее, чем у другой. По-разному сгибаются задние ноги, а передних у одной две, а у другой четыре. На ее взгляд, больше всего их объединяло то, что обе мертвы. Она сжала между пальцами скальпель, посмотрела на лезвие и подумала, сумеет ли сдержать рвоту, когда будет вскрывать их. Хорошо, что в животе пусто, так что рвать особо нечем. Это к лучшему.
– Привет, – сказал Коннор. Она не заметила, как он подошел, но вот, стоял рядом. Песочные волосы и мягкий взгляд. Помнится, ей было важно его мнение. Помнится, ей хотелось его поцеловать как в кино, а не от себя.
Она взяла скальпель за лезвие и протянула ему рукоятку.
– Хочешь резать?
Он принял инструмент и неловко отвел взгляд. Вот и хорошо. Третьей в их группе оказалась Шан Эллисон. Когда распределились и остальные, Элви Окойе вывела на объемный дисплей схематическое изображение двух лягушек, тех же видов, что на подносах.
– Ну вот, – заговорила она. – Что общее между Землей и Лаконией, так это вода. И для рассматриваемых нами животных оказалось выгодно проводить часть жизни в воде, а часть – на суше. Мы называем таких земноводными. Обе ваши лягушки – земноводные. А поскольку вода обеих планет химически идентична, а взрослые формы, с которыми мы имеем дело, нуждаются в воздухе для дыхания, обе в процессе эволюции столкнулись с одинаковыми проблемами. Некоторые решения выглядят очень похожими, но какие-то стратегии как нельзя более различны. Давайте начнем с рассмотрения легких земной лягушки. Каждая группа сделает первый разрез вот здесь…
Медленно, орган за органом, они принялись разбирать лягушек. Тереза невольно заинтересовалась способом, которым лаконская лягушка втягивала воду в грудную полость и выталкивала обратно, производя ту работу, какую у земной выполняла диафрагма. И механизмом питания: рот и пищевод у земной лягушки, ротовая камера и кишечник – у лаконской по-разному служили одной и той же цели. Терезе здесь виделся намек на что-то более глубокое, чем биология. Как-то это касалось ее и окружающих ее людей. И еще – ее принадлежности к чему-то.
Она поняла, что слишком ушла в свои мысли, когда Коннор заговорил с ней второй раз. Тихо и осторожно он произнес:
– Моя мама…
Тереза нашла глазами Элви. Та стояла далеко, занятая беседой с другой группой.
– Что – мама? – спросила Тереза.
– Я просто говорю, что моя мама, она… ты знаешь. Она смотрит новости. Все, что происходит.
Он взглянул на нее и тут же отвел глаза, словно стеснялся. Как будто сказал что-то стыдное. Шан Эллисон молчала, но наблюдала за ними с вниманием человека, ожидающего вспышки насилия. У Терезы возникло странное, тревожное чувство, будто он произнес пароль, а она не знает отзыва.
Но всего миг спустя она поняла. Он просил о словах ободрения. Его родители боялись. Он боялся. А они учились в одном классе, и она была дочерью своего отца, поэтому он хотел услышать от нее, что все будет хорошо. Что она, зная все, что знает, не страшится и ему тоже не надо.
Тереза облизнула губы, даже не предполагая, что из них выйдет.
– Зря она тратит на них время, – заговорила она. – Понимаю, выглядит все так страшно, но это решаемо. На папу работают лучшие умы империи, и мы с каждым днем узнаем всё больше. Все ведь всегда знали, что без проблем не обойдется.
– Это да, – согласился Коннор. – Все знали.
Итак, она солгала. Интересно. Она сказала то, что он хотел услышать, и даже не из желания успокоить или защитить его. Просто так было проще. Теперь она понимала, почему взрослые лгут детям. Не от любви. По слабости. И она теперь такая же. Они ее съели.
– Ты в порядке? – спросила Шан, и голос ее раздался ближе, чем она стояла. Словно не через стол, а прямо в ухе Терезы. Шепот прозвучал на удивление интимно. «Я в порядке», – сказала Тереза. Только ее слова не прозвучали.
Она почувствовала, что ей надо выйти. Если выпить воды и на минутку прилечь, дыхание перестанет так шуметь в ушах. Она ощутила, что идет. У самой двери чья-то рука появилась перед ней, заставив ее вздрогнуть. Ее собственная рука. Она подвигала ею, завороженная способностью управлять при полной уверенности, что это чужая рука. Рядом возникла Элви Окойе, как из сновидения. Она что-то сказала, о чем-то спросила, но Тереза, не успев ответить, забыла вопрос.
«Наверное, я умираю», – подумала она и не огорчилась.
* * *
На время Тереза потеряла себя. Смешение сенсорных впечатлений: голоса, движения. Кто-то касался ее рук и шеи. В глаза бил яркий свет. Когда очнулась, она лежала. В знакомом помещении, но вспомнила она его, только услышав голоса.
– Я не делаю выводов, – говорил доктор. Не Кортасар. Ее старый детский врач, доктор Кляйн. А обращался он к Элви Окойе. – Я только говорю, что она страдает от обезвоживания и недостаточного питания. К этому могли привести какие-то проблемы с усвояемостью. Возможно, у нее развилась какая-то аллергия. Или стресс вызывает соматические реакции. Или – я говорю только, что это возможно, – она морит себя голодом.
Она была в медицинском крыле, лежала на каталке. От автодока тянулась трубочка к вене на тыльной стороне ее ладони. Шевельнувшись, Тереза почувствовала иглу под кожей и холодок от вливающейся в сосуды жидкости.
– Я не позавтракала, – выкрикнула Тереза уже своим обычным голосом. – Я сама виновата. Это было глупо. Просто я не уследила за временем.
Она не успела договорить, как они оказались рядом. Доктор Кляйн был моложав, а его волнистые каштановые волосы и зеленые глаза напомнили ей Трехо. Она любила врача, потому что после осмотра он всегда угощал маленькую Терезу конфетами и никогда не подлаживался к ее возрасту. Сейчас он изучал показания автодока и не встречался с ней взглядом. Навалившаяся на свою трость Элви была пепельно-бледной. Она посмотрела прямо в глаза Терезе, и та ответила таким же прямым взглядом.
– Это из-за лягушек, – солгала Тереза. Ложь далась легко. – Не поела, а потом пришлось их резать… голова и закружилась.
– Возможно, – сказал Кляйн. – Но если за этим стоят проблемы с желудочно-кишечным трактом, ими надо заняться немедленно. На Лаконии существуют микроорганизмы, действующие по типу грибковой инфекции. К ним следует относиться со всей серьезностью.
– Это не то, честное слово, – сказала Тереза. И попросила: – Можно мне минутку поговорить с доктором Окойе?
Кляйн замялся, и ей даже подумалось, что он может и отказать. Однако…
– Конечно.
Он кивнул Элви, добавил: «Майор» – и вышел.
Уверившись, что врач их не слышит, Тереза хрипло зашептала:
– Его-то вы зачем втянули? Нам не положено никого привлекать. Меня лечит доктор Кортасар.
– Он не врач, – возразила Элви. – У него докторская степень по наноинформатике. Лечащий врач из него не лучше, чем из меня.
– Зато он знает, что происходит. Вы хотите, чтобы доктор Кляйн начал интересоваться, отчего у меня такой стресс? Хотите, чтобы он догадался?
Она наслаждалась, швыряя им в лицо то, чего наслушалась от них. Наслаждалась, видя, как сникла Элви. Заметно было, как женщина борется с собой и наконец принимает решение. Элви присела на край каталки и вздохнула от облегчения в больной ноге. Погладила Терезу по лбу.
– Послушай, – сказала она. – Наверное, я не должна тебе этого говорить, но не доверяй доктору Кортасару. Я почти уверена, что он задумал причинить тебе зло. Может быть, убить. – Она поправилась: – Вероятно, убить.
Накатила волна головокружения, автодок выбросил тревожный сигнал. Это просто от голода… ей надо попить воды, только и всего.
Тереза мотнула головой.
– Почему?
Глубоко вздохнув, Элви тихо заговорила:
– Думаю, чтобы подкинуть ремонтным дронам хорошо изученный объект и посмотреть, что они из него сделают. У него уже есть двое, но тех он предварительно не сканировал и не обследовал. И еще… он хочет того, что будет у тебя и твоего отца. Тоже хочет жить вечно.
