Член Исполнительно Комитета Анна Корба писала о Рысакове: «Осенью 1880 года Исполнительному Комитету было сообщено, что студент Горного института Рысаков предлагает свои услуги для свержения террористического акта. Узнав, что ему всего девятнадцать лет Исполнительный Комитет не склонен был принимать его услуги, но он настаивал. За нравственные качества Рысакова ручались его знакомые, но было необходимо убедиться в его мужестве и стойкости. Ему поручили дважды доставить в квартиру «Народной воли» типографские принадлежности, полученные на вокзале по накладным, и он выполнил все превосходно. После этого его привлекли в наблюдательный отряд». 1 марта Рысаков должен был быть третьим метальщиком, но оказался первым. На следствии он подробно рассказал обо всех народовольцах, которых знал, описал их приметы, где и когда они бывают, время, в которое их можно встретить на улице. Благодаря ему были арестованы Гельфман, Саблин, правда мертвый, Тимофей Михайлов, Тычинин, Оловенникова, Тырков, Емельянов, позднее Кибальчич, Исаев, Фроленко и Перовская. Рысаков, Окладский и Меркулов ходили и ездили с жандармами по петербургским улицам, на которых могли встретить народовольцев, дали показания на Богдановича, Якимову, Баранникова, Желябова, Тригони, Колодкевича, Лангаса, Суханова.
8 марта 1881 года в Зимнем дворце на большое совещание, касающееся будущего Российской империи, собрался весь кабинет Министров в главе с Александром III. В тот же день в квартире на Вознесенском проспекте, в получасе спокойной ходьбы от Дворцовой площади на совет собрался Исполнительный Комитет, решавший, как дальше бороться за будущее родины.
Победоносцев пугал Александра III не только конституцией, но и тем, что говорил ему о покушениях на самодержавную власть группы либералов в правительстве, которых поддерживала морганатическая жена Александра II Екатерина Долгорукова, имевшая от него двух узаконенных им детей, князей Юрьевских. Это была неправда, но Александру III она нравилась. Письмом 6 марта Победоносцев готовил царя к первому правительственному совету его царствования:
«Измучила меня тревога. Сам не смею явиться к вам, чтоб не беспокоить, ибо вы стали на великую высоту. Я решаюсь писать, потому что час страшный и время не терпит. Или теперь спасать Россию и себя, или никогда.
Если вам будут петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надо уступить так называемому общественному мнению, – о, ради бога, Ваше Величество, не верьте, не слушайте. Это будет гибель России и ваша – это ясно для меня, как день. Этим ваша безопасность уменьшится. Безумные злодеи, погубившие вашего родителя, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их злое семя можно вырвать только борьбой с ними на жизнь и смерть, железом и кровью. Их победить не трудно. До сих пор все хотели избегать борьбы и обманывали покойного государя, вас, самих себя, всех и все на свете, потому что то были не люди ума, силы и сердца, а дряблые евнухи и фокусники.
Народ возбужден, озлоблен; если еще продлится неизвестность, можно ожидать бунтов и кровавой расправы. Нельзя оставить прежних людей на местах. Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Он фокусник и может играть двойную игру. Если вы отдадите себя ему в руки, он приведет вас и Россию к гибели. Он сам не знает, что хочет. И он – не русский патриот. Ваше величество! Берегитесь, чтобы он не завладел вашей волей.
Я их всех вижу и знаю, каких грошей они стоят. Назначьте графа Игнатьева. Он еще имеет здоровые инстинкты и русскую душу. Петербург надо с первого дня объявить на военном положении. Это – проклятое место. Вашему величеству следует тотчас же после погребения выехать отсюда в чистое место, хотя бы в Москву, а это место пока бросить, пока его не очистят. Пусть здесь останется ваше новое правительство, которое тоже надо чистить сверху донизу.
Новую политику нужно заявить немедленно и решительно, именно теперь, покончить разом все разговоры о свободе печати, своеволии сходок, о представительном собрании. Все это ложь пустых и дряблых людей, и ее надо отбросить ради правды народной и блага народного.
Боже, боже! Спаси нас! Благослави боже вам сказать слово правды и воли, и вокруг вас соберется полк истинно русских, здоровых людей вести борьбу на жизнь и на смерть за благо, за всю будущность России».
Победоносцев говорил царю, кого снять и кого поставить на высшие должности в империи, и Александр III слушался. На совещании 8 марта обер-прокурор забился в истерике: «Конец России! Самая ужасная говорильня – газеты и журналы». Участник совещания писал: «Российский «Великий инквизитор», бледный, как покойник, с потухшим взором прикрытых очками глаз, своим видом вполне соответствовал тому образу, который русские люди создали себе о нем, судя по его делам и по той роли, считавшейся роковой, которую он со времен Александра III играл в русской государственной жизни. Это было какое-то олицетворение мертвенного и мертвящего бюрократизма, наводившее жуть и создававшее вокруг себя леденящую атмосферу».
Александр III отправил земский проект Лорис-Меликова на дальнейшую доработку, и это означало его отклонение. Департамент полиции начал тут же распространять по империи слухи, что Александр II хотел подписать 4 марта российскую конституцию, но народовольцы ее погубили. Обман общества, как всегда, у полиции не получился. Лондонская газета «Таймс» писала: «Не верьте историям, будто покойный царь подписал конституцию в день своей смерти. Он подписал назначение комиссии для рассмотрения вопроса, не могут ли быть расширены земские учреждения, и если вы услышите о конституции – не верьте этому».
Александр III вскоре отправил в отставку Лорис-Меликова, Милютина и Абазу. Назначенного на пост министра внутренних дел Игнатьева в мае 1881 года сменил бывший министр просвещения Д. Толстой. В период его руководства народным образованием по России прокатилась волна детских самоубийств – гимназисты не выдерживали его издевательских распоряжений по их учебе, сыпавшихся на их головы, как из дырявого мешка. Остальные протеже Победоносцева в имперские министры были еще хуже. Выдающийся юрист А. Кони не выдержал: «Проскочившие в министры хамы плотной стеной окружают упрямого и ограниченного монарха». Великий русский писатель и мыслитель Лев Толстой в ярости писал: «Нет жизни. Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют».
8 мая в квартире на Вознесенском проспекте Лев Тихомиров читал членам Исполнительного Комитета обращение «Народной воли» императору Александру III. Письмо обсуждали до глубокой ночи, решили еще раз все обдумать и перенесли его утверждение на 10 марта. Утром этого дня на Невском проспекте была арестована Софья Перовская. Прекрасно понимая, что может быть арестована ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно, она, как писала Вера Фигнер, «в крайне возбужденном состоянии, словно обуреваемая манией, забыв о благоразумии, только и думала о подготовке к новому покушению на цареубийство. Она наводила разные справки, отыскивала прачек и модисток, обслуживавших дворцы, собирала повсюду указания на лиц, имеющих возможность при тех или иных условиях встречаться с царем, например, на празднике георгиевских кавалеров. Она лично наблюдала за выездами царя из Аничкова дворца, пока не была арестована вблизи него».
27 февраля полиция быстро установила, где проживал арестованный дворянин Слатвинский-Желябов. На его квартире в Измайловском полку уже десять дней сидела засада. Все, кто знал Перовскую в лицо, искали проживавшую с ним сестру Слатвинского Лидию Войнову, пока еще не зная, что это Софья Перовская – та самая блондинка, махавшая белым платком метальщику Рысакову на набережной Екатерининского канала в начале третьего часа дня 1 марта 1881 года. Перовскую-Войнову у Аничкова дворца опознала хозяйка молочной лавки, в которой Софья делала покупки вместе с братом Слатвинским. Заломившим ей сзади руки громадным жандармам меленькая Перовская сказала, яростно улыбаясь: «Не бойтесь, не убегу!». Тут же допрошенная в здании у Цепного моста, где ее тайно опознал Рысаков, Окладский, Меркулов, Перовская подтвердила ошарашенным от неожиданной удачи жандармам только то, что проживала на квартире вместе с Желябовым. На все остальные опросы, задавшиеся всю ночь до утра, она отвечала: «Не знаю, не помню, не желаю отвечать». Вечером этого дня Исполнительный Комитет продолжил подготовку к освобождению своих братьев из Петропавловской крепости, о системе охраны которой знал все, и утвердил выдержанное и корректное письмо «Народной воли» новому императору Александру III. В ночь на 12 марта народовольческая типография напечатала этот документ, общий тираж которого достигал почти пятнадцать тысяч экземпляров и начала его рассылку по империи и расклейку по Петербургу. Первый экземпляр письма был отослан Александру III, который теперь был вынужден ясно и четко сказать своим подданным о своих намерениях по управлению государством:
