Теперь конвенцию, фактически превращавшую политическое соглашение в военный союз, предстояло ратифицировать. Полученный документ для «дальнейшего изучения и возможных дополнений» Гирс фактически положил в стол. В августе 1893 г. германский рейхстаг принял закон о значительном усилении армии. Военное руководство Франции и России, оценив его как имеющий исключительно наступательный характер, считали необходимым принять меры военной предосторожности и скорее добиваться ратификации конвенции. В октябре в Тулон с ответным визитом, откладывавшимся более года, прибыла русская военно-морская эскадра. Визит, прошедший с грандиозным успехом, вызвал громкий общеевропейский резонанс. Современники не сомневались в наличии некоего соглашения между Россией и Францией. В газетах выражение «политическое положение, созданное Кронштадтом – Тулоном» становится привычным при характеристике международного положения в Европе. Гирс уже не мог сопротивляться. 27 декабря 1893 г. и 4 января 1894 г. министры иностранных дел информировали друг друга об утверждении военной конвенции главами своих государств – российским императором Александром III и президентом Французской республики С. Карно. После этих взаимных извещений франко-русский военно-политический союз стал свершившимся фактом.
По требованию русской стороны консультативный пакт, как и военная конвенция, сохранялись в строжайшем секрете. В суть дела был посвящен крайне узкий круг лиц, четыре – пять человек с каждой стороны. Наследник российской короны цесаревич Николай узнал о соглашении лишь после вступления на престол. Французская сторона неоднократно и безуспешно добивалась возможности его обнародования. Лишь в августе 1897 г… во время прощального завтрака на борту французского крейсера «Потюо», стоявшего на рейде в Кронштадте, Николай II, поднимая тост за здоровье своего гостя, президента республики Ф. Фора, произнес, наконец, долгожданное слово «союзники». Но по-прежнему соблюдалась тайна в отношении содержания и существования соглашения.
Развитие международных отношений с 1871 до середины 90-х гг. в качестве своего логического итога привело к расколу Европы на две мощные и противоборствующие друг с другом военно-политические коалиции – Тройственный союз и франко-русский союз. Их соперничество стало важнейшим фактором, определявшим ход событий на международной арене вплоть до Первой мировой войны.
Восточный вопрос1875 год вновь поставил на повестку дня международной жизни Европы «вечный» Восточный вопрос. Определяющая роль в восточном кризисе 70-х гг. принадлежала национально-освободительному движению народов Юго-Восточной Европы, и в этом состояло его отличие от предшествующих кризисов 20-х и 50-х гг. Летом 1875 г. восстали Герцеговина и Босния, и требования жителей выходили за рамки административных и экономических реформ. Боснийские повстанцы высказывали намерения объединиться с сербским княжеством, а в Герцеговине решающую роль играли сторонники ее объединения с черногорским княжеством. Весной 1876 г. восстала Болгария. В ходе турецкой расправы над болгарами погибло свыше 30 тыс. человек, причем большую их часть составили старики, дети, женщины. В Европе поднялась буря возмущения. 27 июня 1876 г. Черногория, а спустя три дня Сербия объявили войну своему сюзерену и общему врагу Турции. Княжества ставили задачу добиться полной независимости и расширения своих границ за счет соседних и этнически близких им территорий. В Цетинье претендовали на герцеговинские и североалбанские земли, в Белграде – на земли Боснии, а так же Старой Сербии – обширной территории, включавшей бассейн рек Южная Морава, Нишава, Лим и область Косово, где, наряду с сербским, проживало болгарское, македонское, албанское население. При этом черногорский князь Никола Петрович-Негош главные надежды возлагал на помощь России, сербский князь Михаил Обренович – преимущественно на содействие Австро-Венгрии. Осенью 1876 г. сербские войска были разбиты, часть территории княжества – занята турками. От национальной катастрофы Сербию спас ультиматум российского правительства Порте.
28 февраля 1877 г. Сербия и Турция подписали мирный договор, восстанавливающий политическое и территориальное статус кво в княжестве. Иными оказались итоги военной кампании 1876 г. для Черногории. Наступление черногорско-герцеговинских войск в сторону герцеговинского центра Невесинье развивалось успешно: Метохский край был освобожден, Никшич – блокирован, крепость Требинье, где располагалась Главная ставка турок, – осаждена. Удачные наступательные операции черногорцы провели и в Северной Албании. Начавшиеся в феврале 1877 г. черногоро-турецкие переговоры о мире показали желание князя Николы искать компромиссное решение и, наоборот, упорное сопротивление Порты проявлять уступчивость в вопросе расширения границ Черногории. В апреле 1877 г. переговоры были прерваны. Повстанцы Боснии и Герцеговины, несмотря на карательные меры турок, продолжали вооруженную борьбу.
Великие державы хотели не допустить расширения конфликта на Балканах, грозившего серьезными международными осложнениями, и урегулировать его дипломатическими методами. Инициативу в этом направлении проявили две наиболее заинтересованные стороны – Россия и Австро-Венгрия. Установив взаимодействие, они, при поддержке их партнера по Союзу трех императоров – Германии, стали добиваться от султана проведения реформ для Боснии и Герцеговины, предпринимая совместные акции: деятельность консульской комиссии в Герцеговине (август – ноябрь 1875 г.), Венская нота 31 декабря 1875 г., Берлинский меморандум 13 мая 1876 г. Руководители внешней политики трех империй – A. M. Горчаков, Д. Андраши и О. Бисмарк обсуждали не только программу умиротворения, но и возможность распада Османской империи под ударами освободительных движений, а соответственно и позиции правительств относительно возможных политических и территориальных изменений Европейской Турции.
Россия в годы восточного кризиса поддерживала национальные устремления славянских народов Балканского полуострова. Помимо задачи возвращения Южной Бессарабии, отторгнутой в 1856 г., центральное место в планах русского правительства занимала болгарская проблема. Это объяснялось рядом причин: очевидным геостратегическим значением Болгарии, расположенной в восточной части Балкан, в непосредственной близости к Черноморским проливам; тесными связями двух славянских единоверных народов. Укажем также, что царское правительство, ранее считавшее Сербию государством, которое явится главным центром славянства и опорой Петербурга, после наметившейся проавстрийской ориентации у Белграда в 1868 г. стало видеть гаранта русского влияния на полуострове в Болгарии. Черногорию – надежного союзника России в войнах с Турцией – петербургский кабинет рассматривал в качестве своего опорного пункта в западной части Балкан. Княжество должно было составить часть того барьера, который бы мешал проникновению Австро-Венгрии вглубь полуострова. Для противодействия последним, приобретение Черногорией выхода к Адриатическому морю заметно увеличило бы военно-стратегическое значение ее территории. При том что российская дипломатия не хотела отдавать Сербию в австрийские руки, она готова была пойти на уступки Вене, чтобы добиваться более благоприятного для себя решения в других вопросах.
Австрия, проиграв войну Пруссии за главенство в Германии, концентрировала силы на экспансии в Юго-Восточную Европу. Венский двор и военные круги при поддержке клерикальных сил вынашивали планы захвата Турецкой Хорватии, а так же Боснии и Герцеговины. Эти области являлись плацдармом на пути экономического и политического проникновения Австро-Венгрии на Балканы, которые приобретали все большее значение как рынок сбыта ее промышленных товаров. Захват Боснии и Герцеговины открывал дорогу в Македонию и Салоники, т. е. к Эгейскому бассейну, и в то же время отвечал торговым и коммерческим интересам Австро-Венгрии на побережье Адриатики. В обстановке расширения освободительного движения на Балканах в ходе восточного кризиса военно-клерикальные круги монархии находили, что соглашение с Россией о сферах влияний на полуострове будет оправдано. Другое мнение имелось у австрийской буржуазии и венгерского дворянства, боявшихся роста удельного веса славян внутри двуединого австро-венгерского государства. Выразителем их интересов являлся Андраши. Для него оккупация европейских владения султана долгое время была неприемлема, а, особенно, совместные с Россией акции в этих целях. Андраши не сомневался в том, что появление русских войск на Балканах приведет там к всеобщему освободительному взрыву, который мог бы повлиять на настроения славянского населения в Австро-Венгрии. Путь распространения австрийского влияния на полуострове он усматривал в укреплении проавстрийской ориентации сербских правительственных кругов. Общеимперский министр иностранных дел был среди тех немногих политиков, кто считал полезным и возможным поддерживать желание Сербии в расширении своих границ. Советуя сербским правителям не идти вместе с Россией, Андраши предлагал им дружбу Австро-Венгрии, ее содействие в приобретении княжеством территорий в Боснии, Герцеговине, Старой Сербии. Предполагаемая делимитация совпадала с внешнеполитической программой Белграда, но шла в разрез с планами Цетинье. Андраши, как, впрочем, все имперское руководство, был решительно против расширения границ Черногории, видя в этом прямую угрозу политическим и коммерческим позициям Австро-Венгрии. Противником мнения министра выступал наследник престола эрцгерцог Альбрехт, заявлявший о целесообразности оккупации Боснии и Герцеговины, куда ни при каком случае нельзя пускать Сербию и Черногорию. Он считал, что при необходимости оба славянских княжества могут расширить свои границы, но только за счет болгарских и албанских земель. Это красноречиво свидетельствовало о желании Вены оторвать сербское освободительное движение от болгарского, усилить недоверие обеих народов друг к другу наряду с созданием аналогичной напряженности во взаимоотношениях между черногорскими и албанскими племенами.
