Мазетти на козлах своей колымаги.
— Верно, порожняком едет, — сказал коммерсант.
— Я тоже заметил, — подтвердил Полли, — что у него то полным-полно, то никого.
— А кто еще тебе нужен, раз синьорина уже с нами? — И адвокат склонился перед примадонной.
Италия укоризненно толкнула его в бок, и он, чтобы загладить свою невежливость, наступил ей под столом на ногу.
Из дилижанса вышли две монахини и юркнули в уличку, ступеньками уходившую к монастырю. Аптекарь выругался.
— Удивительно, — сказал адвокат, — зачем эти девы все разъезжают? Что они никак не успокоятся…
Он запнулся: из дилижанса ловко выпрыгнул в своих кожаных крагах барон Торрони.
— О, — начал лейтенант, — на этот счет рассказывают любопытные истории…
Секретарь довольно улыбнулся.
— Ага! Адвокат зрит врага и трепещет!
— А ведь верно, — догадался Полли, — адвокат некоторым образом нарушил права барона.
И он опасливо покосился на Италию. Та вспыхнула.
— Да что вы, в самом деле! Неужто вообразили, будто я… Ах, какие же вы пакостники! Дождетесь, что я все расскажу!
Она зарыдала. Адвокат поднялся с места.
— Синьорина находится под моим покровительством, а синьор Камуцци напрасно думает, что я трепещу. Скажите, трепетал я перед доном Таддео? А ведь никто не станет отрицать, что церковь куда более опасный противник, чем аристократия.
— На всякий случай имей в виду, — вставил аптекарь, — сегодня утром заезжал ко мне боргосский крестьянин, которому барон проломил череп. Что касается драки, он любого за пояс заткнет.
— Да ведь барона ждет баронесса! — крикнул Полли. — И раз синьорина Италия с тобой, чего тебе еще надо?
От адвоката тоже не укрылось, что баронесса стоит подле львов и ждет, и шаг его стал тверже. Италия догнала адвоката и вцепилась в его рукав.
— Только без глупостей, адвокат. — И, пройдя несколько шагов: — Ты, стало быть, все еще веришь, что я с бароном… Веришь, после того, что я тебе сказала и что я сделала для тебя? О, я несчастная!
В столь критическую минуту адвокату было уже не до галантных прикрас.
— Еще бы мне не верить, когда я своими глазами видел!
Однако больше всего убеждало его то, что она ему отдалась. Это могло случиться только оттого, что барон положил начало, а иначе он никогда бы не добился Италии.
— Ты лжешь! — воскликнула она и вся побледнела, ее воодушевлял справедливый гнев: в кои-то веки она, многогрешная, была обижена безвинно. — Что ты видел?
— Как что? Он ни свет ни заря вышел из гостиницы, и хозяин знал, от кого он идет.
— Ничего он не знал! А вот я, я скажу тебе от кого. От самой хозяйки гостиницы! Дух ее покойного отца и был барон Торрони, но я слишком порядочная девушка, чтобы рассказывать об этом направо и налево.
— Тише, — остановил ее адвокат, — мы не одни на площади. — И после некоторого раздумья: — О женщины! И ты хочешь, чтобы я поверил этой басне?
Он поднял плечи и, выставив вперед ладони, огляделся по сторонам, словно призывая всех в свидетели того, сколь это сомнительно. Разумеется, если Италия не врет, то отпадает его конфликт с бароном! А как же горделивое сознание, что барон им обманут? Хотя, с другой стороны, лестно, что он первый, — и он тотчас же принял смелое решение — в наказанье бросить ее.
— Я люблю одного тебя, — сказала Италия примирительно.
— Гм, — промычал он и повернул обратно.
— Скажи, ты больше меня не любишь? — допытывалась она.
— Ты добрая девушка, — отвечал он снисходительно.
Когда они снова уселись за стол, аптекарь сказал на ухо адвокату:
— Счастливец, она любит тебя больше, чем барона. Видишь, как она дрожит за тебя.
— Ты думаешь? — Адвокат погладил усы.
— А насчет этих путешествующих монашенок, — снова начал лейтенант, — рассказывают прелюбопытные вещи…
Нелло Дженнари вдруг пришел в себя. Как? Почтовая карета уже пришла? «Я прибыл с ней вчера — возможно ли, что это было вчера? А потом я стоял вон там и видел, как Альба вошла в собор… Но было ли это на самом деле? Или мне приснилось? О, я больше никогда не увижу ее! — И Нелло покраснел при мысли, как он хвалился перед Флорой Гарлинда, каких только громких слов не наговорил ей. — О, как я жалок и мал, я только промелькнувшая тень, я исчезну, как облачко пыли, взлетевшее под ее ногами. — Но сердце уже в сотый раз твердило ему, что он будет ее любить и что все его будущее — это она! И в сотый раз им овладевало отчаяние. — Я сам себя не понимаю. Дух мой лихорадит, мои мысли — то огонь, то смерть!»
— А где же маэстро? — спросил кавальере Джордано, который сидел все время, уставившись в пространство. — Хор уже, наверно, давно кончил репетировать.
— Пожалуй, — ответил Гадди. — Но ведь начинающие юнцы всегда не в меру ретивы. Сколько ненужных волнений было сегодня утром! Хотел бы я знать, что еще можно требовать от человека, который выполняет свой долг и кормит семью?
Старый тенор изобразил на лице величавую иронию, но баритон этого не заметил; увидев, что одного из его сыновей одолевают мальчишки, он кинулся на выручку. Когда старик остался один, забота снова заволокла его взор непроницаемой пеленой.
«А может быть, все и в самом деле сводится к этому?» — пробормотал он про себя.
Флора Гарлинда незаметно наблюдала за ним. Она сидела у стены в небрежной позе, положив локоть на стол и подперев кулачком голову, отчего ее старенькая фетровая шляпка сползла набок, — не пила, не курила и только, зорко наблюдая за всем, что творится вокруг, словно маленькая злая обезьянка, отрывала зубами куски от своей булки.
Адвокат выбросил вперед руку:
— То, что вы рассказываете о священнике в Ноди, уважаемый лейтенант, вполне могло случиться и с нашим доном Таддео. Частенько, когда я вижу, как он пробирается наверх, к монашенкам…
Но честный аптекарь Аквистапаче решительно тряхнул головой.
— Позволь мне тебе не поверить. Конечно, он презренный фанатик, но уж насчет предосудительного поведения — этого за ним никто не замечал. Была у нас служанка, красавица девка, которая прямо-таки бросалась на мужчин…
Но Италия прервала его рассказ.
— Адвокат, — сказала она дрожащим голосом, — помните, как он посмотрел, когда попался нам на дороге?
— Ну, конечно, он позавидовал! Да, я и забыл рассказать вам, господа, он как раз спускался вниз, когда мы выходили от меня. Должно быть, ему не повезло у монашек, потому что я лично гроша ломаного не дам за его нравственность; словом, он посмотрел на синьорину Италию таким взглядом…
Она закрыла лицо руками.
— Я
