Облачившись в скафандр, Коффин на секунду задержался в воздушном шлюзе, прежде чем выйти в открытый космос. Двадцать пять лет в космосе — целая эпоха, если учесть еще время, которое он провел, погруженным в сон. Но до сих пор бездна мироздания вызвала в нем чувство благоговейного страха. Бесконечная тьма сверкала и переливалась: везде звезды и звезды, до яркого водопада Млечного Пути, и дальше, — другие галактики.
Глядя вдаль, сквозь паутину радиоустановок, Коффин почувствовал себя затерянным в этом огромном абсолютном безмолвии. Но он знал, что на самом деле эта пустота пылала и грохотала, смертоносные энергии взбалтывали потоки газа и пыли, более тяжелой, чем планеты, Вселенная содрагалась в схватках, рождая новые солнца. Подумав об этом, он вдруг поймал себя на ужасной мысли: «Я — не что иное, как я» — и покрылся холодным потом.
Такую картину человек мог наблюдать только в пределах Солнечной системы. Полеты с полусветовой скоростью позволяли людям проникать дальше в просторы космоса, но за это приходилось платить дорогой ценой: человеческое сознание часто не выдерживало, оно разлеталось в клочья, и тогда очередного безумца усыпляли и запихивали в саркофаг. Помрачненный разум вновь рисовал небо, звезды, толпой бегущие навстречу кораблю, который наконец погружался в облако доплеровской адской тоски.
На траверзе призрачно мерцали созвездия. Коффин вглядывался в темноту в направлении кормы. Солнце все еще было самой яркой точкой на небе, но приобрело какой-то зловещий красный оттенок, словно оно уже состарилось и блудный сын, вернувшись издалека, должен был обнаружить свой дом погребенным под коркой льда.
«Кто такой человек, чтобы Ты, Великий Боже, заботился о нем?»
Подумав так, Коффин всегда успокаивался. Ведь создатель Солнца сотворил также и эту плоть, атом за атомом, а в самом конце, вероятно, решил, что душа стоит ада. Коффин никогда не понимал, как его коллеги-атеисты могли выносить открытый космос.
Итак…
Он нацелился на корпус соседнего корабля и выстрелил из своего упругого маленького арбалета. Позади магнитной стрелы размотался светлый леер.
Коффин проверил его надежность с привычной тщательностью, потом, держась за него, двинулся вперед и вскоре достиг другого корабля. Рывком освободив стрелу, он зарядил арбалет и выстрелил снова. Так он двигался от одного медленно вращавшегося корабля к другому, пока не добрался до «Пионера».
Неуклюжие, безобразные очертания «Пионера» напоминали стену, ограждающую звезды. Коффин проплыл мимо ионных труб, которые сейчас были холодными. Их скелетообразная структура выглядела такой хрупкой, что трудно было поверить, будто именно они вышвыривали наружу оголенные атомы с полусветовой скоростью.
Чудовищные резервуары громоздились вокруг корабля. На каждую тонну массы, летевшей к Эпсилон Эридана, даже со скидкой на замедление хода, приходилось девять тонн топлива. Пройдут месяцы, прежде чем они смогут на Растуме очистить достаточно реактивного материала для полета домой. Тем временем часть команды, не занятая этим делом, могла бы помочь колонистам устроиться. Если колония будет основываться…
Коффин добрался до переднего шлюза и нажал «звонок». Наружная створка открылась, и он проскользнул внутрь.
Первый офицер Карамшан встретил его и помог снять скафандр. Другой дежурный офицер нашел какой-то предлог, чтобы не присутствовать при церемонии встречи, однообразие которой в космосе действовало так же угнетающе, как расстояние и космический холод.
— Что привело вас к нам, сэр?
Коффин напустил на себя строгость. Стараясь скрыть смущение, он сказал нарочито грубым тоном:
— Мне необходимо видеть мисс Дилени.
— Конечно… Но зачем вам было приходить самому? Й имею в виду… телесвязь…
— Мне нужно встретиться с ней лично! — рявкнул Коффин.
Офицер попятился назад, ожидая взбучки.
Коффин не обращал на него внимания.
— Положение критическое, — сухо сказал он. — Пожалуйста, вызовите ее по интеркому и подготовьте условия для конфиденциальной беседы.
— Почему… почему… Да, сэр. Я сейчас. Подождите, пожалуйста, здесь… я имею в виду… да, сэр! — Карамшан бросился вдоль по коридору.
Коффин мрачно улыбнулся. Он мог понять смущение этого человека. Установленные им же самим правила, касающиеся женщин, были строги, а сейчас он сам нарушал их.
«Вся беда в том, — подумал он, — что никто не знает, нужны ли эти правила». До сих пор в космических полетах участвовало довольно мало женщин, да и летали только в пределах Солнечной системы на отдельных кораблях. Поэтому случая для межзвездного романа еще не представлялось. Тем не менее нельзя было требовать, чтобы мужчины, несущие годовую вахту, не проявляли излишней нежности к колонисткам (или наоборот!). Да и приведение в чувство произвольно перемешанных мужчин и женщин таило в себе не меньшую опасность.
Коффин, обдумав все это еще перед полетом, счел за лучшее будить мужей и жен в разное время.
Для обычного мужчины сознавать, что всего лишь в нескольких метрах от него лежит женщина — мучение. Ужасно видеть ее, скрытую накидкой, во время телеконференций (кто знает, может быть, маски лишь усугубляли страдания, подталкивая воображение?). Не соблазн ли взломать опечатанные двери жилых помещений и холодильных секций, заставлял членов команды, несущих вахту на женских кораблях, возвращаться на свои собственные корабли, чтобы поесть и отдохнуть.
Сейчас, в ожидании Терезы, Коффин подумал сам о себе: «Благодари Господа, что он надоумил тебя сделать так, и надейся, что Сатана немногого добьется, когда все будут разбужены на Растуме».
Коффин напряг мышцы. «Никакие правила не помогли бы, если бы в нас врезался большой метеорит, — напомнил он сам себе. — А происшедшее еще опаснее столкновения. Так что плевать, кто что подумает».
Вернулся Карамшан и, отдав честь, сказал, задыхаясь:
— Мисс Дилени встретится с вами, капитан. Сюда, пожалуйста.
— Благодарю.
Коффин последовал за ним к главному отсеку корабля. Ключи от его двери имели только женщины. Но сейчас дверь была открыта настежь.
Коффин заторопился и разлетевшись, ударился о дальнюю стенку и отскочил от нее, как пробка.
Тереза расхохоталась. Она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
— Это чтобы не вводить в искушение, — сказала она. — Несчастные праведники! Прошу, адмирал.
Он повернулся, почти боясь этого момента. Высокую фигуру скрывал мешковатый комбинезон, но накидки уже не было.
На его взгляд, Терезу нельзя было назвать красавицей: курносый нос, квадратный подбородок. К тому же она была в том возрасте, когда незамужняя женщина уже считается старой девой. Но ему нравилась ее улыбка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
