— Это дьявол. Пока мы не имеем возможности бросить на него все палатийское войско, должны платить солиды и как-то мириться с этим. Другого удержу ему нет, и будет ли когда-нибудь, никто не ведает.
Император метал молнии и больше на него, Тиверия. Упрекал за то, что начал поход с обмена посольствами, что оставил там, при Дунае, вон сколько воинов, а не принес ничего, кроме позора и безысходности. А остыв после нескольких дней, все-таки принял его совет: собрал посольство и послал его к аварам искать согласия.
Долго не было их, послов. Некоторые опасались уже: ничего не добьются они, придется других посылать и в другой конец света — к персам, а уж как замирятся с персами, соберут всю, что придет оттуда, силу и бросят на аваров. Однако послы вернулись, и вернулись изрядно ободренные: они все же обломали рога той сатане в лице человеческом. Сказали такое: потребовал, чтобы империя выплатила ему солиды за все прошедшие годы, с того самого времени, как умер и перестал платить, предусмотренные соглашением, солиды император Юстиниан. Мы говорили ему: «Ты ведь не использовался тогда империей, за что он должен платить тебе солиды? Неужели за то, что громил союзных с ней гепидов, занял ее город и крепость Сирмию?» Слушать не хотел: или — или. Пока не прибегли к хитрости и не перехитрили дьяволом посланного к ихнему предводителю аваров: встретили франкского гостя, который возвращался из Константинополя и должен был посетить кагана, и сунули ему в руки большую кучу солидов, чтобы только заверил Баяна: ромеи замиряются с персами, двадцатилетней войне пришел конец. Поэтому Баян стал сговорчивым и сломался наконец: «Пусть будет по-вашему, — сказал, — за прошедшие годы не надо платить, а за это и последующие платите, как платили: по восемьдесят тысяч солидов». Пришлось согласиться и взять с него клятву: вернет Сирмию и встанет на Дунае как страж интересов императора и его империи.
— Клялся по-своему, — хвалились, — на мече, клялся и на Библии.
— Вот и беда, — насторожился император.
— Почему?
— А потому, что ложь это есть. Что варвару библия, и какая у него обязанность перед Библией?
— Мы иначе думали: что нам его присяга, важно то, что мы увидели за всем этим.
— И что увидели?
— Это чудо истинное было, особенно когда он присягал по-своему. Поднял меч и изрек, обращаясь к небу: «Когда я что-то противное грекам замыслю, то пусть этот меч побьет меня и весь народ мой истребит до конца, пусть Небо упадет на нас, и леса, и горы, река Сава пусть выйдет берегов и поглотит нас в волнах своих».
Император ничего не сказал, выслушав посла, подумал, молча, и уже тогда, как надумал, повелел:
— Готовьте ему дело. Пусть не думает себе, что будет солиды задаром получать.
XXIII
Дело не замедлило объявиться, правда, уже без Юстина II. На четырнадцатом году своего пребывания на престоле он занемог, и так сильно, что счел нужным отказаться от солнечной короны в пользу царицы Софьи и Тиверия Константина — того самого, что позорно бежал от аваров из-под Сирмии. Заняв трон императора в Августионе, и оглядевшись на троне, Тиверий не замедлил вспомнить подписанный с аварами договор, а вспомнив, стал посылать к кагану послов:
— Возьмите с него присягу, — сказал своим нарочитым, — на верность новому императору. Чтобы она была надежной, заново заключите с ним договор — точно такой, какой заключил он с Юстином II.
— Будет сделано, достойный.
— А уж как возьмете присягу, напомните ему, что только калики перехожие питаются дармовым хлебом. Раз уже взял на себя обязанность быть нашим наемником, пусть отыщет возможность и ударит на склавинов. Те варвары совсем обнаглели. Есть верные сведения: что они готовят вторжение в наши земли. Каган должен предупредить их своим вторжением в земли склавинов.
Кто-то из сенаторов решился заметить:
— Это мудрое твое решение, василевс, достойно наибольшего внимания и самых больших стараний. Склавинов, говорят, собирается большая сила, до ста тысяч. Если авары не пересекут им путь, нам несладко будет, даже за Длинной стеной. Не поощрить ли этих наших союзников еще одним посулом?
— А именно?
— Заплатим или пообещаем выплатить субсидии, когда пойдут в Склавинию, за год вперед.
— Нет, этого не следует делать. Разве не видите, авары и так распоясываются и распоясываются до предела. Так не будем поступать. У покойного императора, я слышал, было посольство к турецкому падишаху Турксанфу.
— Да, это было.
— И что привело его к нам?
— Турки выражали свое крайнее недовольство по поводу того, что империя приютила у себя аваров, их конюхов, которые будучи подчинены падишаху, бежали от обязанностей, возложенных на них волей победителей. А еще похвалялись: если империя не вышвырнет их за рубежи своей земли, он, Турксанф, достанет их и на Дунае. Так и сказал: «Авары не птицы, чтобы, паря в воздухе, избежать турецких мечей; они не рыбы, чтобы нырнуть и исчезнуть в морской пучине. Они по земле ходят. Только расправлюсь с эфталитами, доберусь и до аваров».
— Вот эту речь его и передайте слово в слово Баяну. А еще так скажите: «Империя останется верной союзнической сделке, если союз наш действительно будет крепкий». Больше ничего не говорите, все остальное сам должен понять.
Он и понял, вероятно. А может, всего лишь рад, что ему напомнили о склавинах — кто знает. Во всяком случае, недолго раздумывал, как быть. Позвал послов, возглавляемых уже Таргитом, и сказал склавинам устами подданных своих:
«Покоритесь нам по доброй воле и платите дань. Если ослушаетесь, придем и возьмем силой гораздо больше».
В склавинов, сидевших на нижнем Дунае, старшим среди князей был тогда Лаврит, муж в возрасте уже, однако и он рассмеялся, выслушав аваров.
— Ваш каган не поведал часом, с какой же это стати?
— Говорили уже: с той, что мы имеем силу, чтобы заставить платить.
Лаврит нахмурился и быстро поднялся.
— Скажите своему правителю, — решился ответить, что ответили аварам в свое время анты, — скажите ему, пусть оглянется лучше и увидит, родился и или согревается лучами солнца человек, который покорил бы себе нашу силу. Не кто-то нашим, мы привыкли владеть чужим. В этом уверены, пока на свете есть поле боя, и есть мечи. А теперь идите прочь, мы не желаем говорить с такими.
И снова послы падали Баяну в ноги и взывали к мести за оскорбление имени и чести, однако Баян не поднял этим летом свои турмы и не пошел на склавинов. Хмурился, слушая послов, сцепив, от ярости, зубы, однако не встал и не показал мечом в ту сторону, где склавины. На что-то надеялся еще, чего-то ждал. И дождался: в следующем передлетье славяне собрали ополчение, и повели через Дунай, в земли Византийской империи. Повели такую тьму и наделали во Фракии, а затем и в Греческой земле такого переполоха, что император вынужден был бросить против них все, что мог бросить, не забыл и о союзнических обязанностях, нанятых на это дело аваров.
«Империя вот, уже, сколько лет подряд, — напомнил Баяну через своих нарочитых — исправно платит тебе, каган, и твоим родам вспомогательные солиды. Взамен же не было еще ничего. Сейчас настало время для твоих турм, для всех родов и воинов аварских показать, на что они способны и насколько верны клятве своей. Славяне с нижнего Дуная, из долин и предгорья, что при Дунае, вторглись в наши земли стотысячной ратью, разорили, учиняя поборы, Фракию, добрались уже и до греческих полисов. Повелеваем: бросить — и немедленно — все свои турмы на славян и спасти от видимой гибели граждан наших в восточной префектуре. Склавины не ожидают удара в спину, для них мечи собратьев твоих станут божьей карой за нечестивые дела их».
Баян сочувствовал народу ромейскому и горячо пообещал нарочитым: он пойдет на склавинов и накажет склавинов. Не говорил только, что заранее уже, не снимая меча, чувствует себя, увенчанным лаврами, победителем. Ибо все-таки уверен: лучшей возможности поквитаться и с ромеями, и со склавинами ожидать не следует. На этот раз не кривил даже душой. Император повелевает, чтобы пришел в его землю и расправился со склавинами, склавины напросились своей дерзостью на достойную их дерзости месть. Небом поклясться может: лучшего не придумаешь. И погуляет вдоволь, и добыча будет такой, какой никогда еще не было. Земля Склавинская никем — и довольно давно — не была разорена, придет и заберет там все, что есть сейчас незащищенное, и во Фракию пойдет, наперерез склавинам, возвращающихся с нахапанным, не прогадает. Во-первых, угодит императору, во-вторых, склавинам пустит кровушку, чтобы не чувствовали себя так высоко, в-третьих, себя не обидит — заберет все, что можно забрать у беспечных, на обратном пути, победителей.
Совет был короче из всех коротких.
— Ты, Ател, бери тридцать турм и иди во Фракийскую землю. Ты Апсих, пойдешь на склавинов, что на нижнем Дунае, по подгорью. Тоже возьми тридцать турм. Со всеми остальными, призванными защищать покой родов, останусь я.
