– Ты лучше лежи, – сказал Симоненко, – лежи.
– Да за что? – почти всхлипнул Женя.
– Говоришь – просто привез друга своего к врачу?
– Да, сам посмотри… те.
– Тут тебе не повезло – приятелю твоему пуля в лицо попала. Хрен разберешь, была рана до пули или нет.
– А эта, экспертиза? Ну, ведь можно…
– Можно, только времени у тебя нет.
– Да что…
– А я ведь предупреждал Короля – охрана усилена, я этого убийцу не позволю убрать. А он тебя подставил. Ведь подставил.
Женя застонал. Ведь ерунду городит подполковник, на понт берет. Ведь не врет Женя, не врет!
– Еще вопрос – кто твоего приятеля порезал?
– По пьяне, зацепился.
– Ну, ясное дело, по пьяне. И тот, кто ему рожу порезал, естественно, сбежал.
И ведь сбежал же, на самом деле – сбежал. Жене захотелось выть.
– И где он сейчас – ты не знаешь. Правильно?
– Да сбежал, в горы и сбежал. Правда.
– Огородами к Котовскому. И где это было? Не на набережной часом?
Причем здесь набережной, Женя не понял. Он не успел получить информацию о том, что Сявка, Локоть и Крючок погибли. Снова подполковник пытается его запутать, подумал Женя.
– Да не на набережной.
– И раньше ты этого злоумышленника не видел.
– Да не видел же, зараза, не видел.
Симоненко поцокал языком, и Женя вздрогнул.
– Тут понимаешь, какое дело, в кармане одного покойника, – Симоненко обернулся и поискал глазами сзади себя, – вон у того, с попорченным пулями лицом, в кармане нашли тоже сотенные купюры.
– Какого покойника? – дернулся Женя.
– Да ты не рвись – руки повредишь наручниками. Останутся очень характерные следы, синяки и ссадины. А покойник – приезжий, судя по всему. Он с приятелями вначале в ресторане гостиницы «Юг» развлекался, потом пошли погулять. Для разминки свернули шею знакомому твоему, Крючку, а потом, похоже, решили женщину изнасиловать.
Симоненко видел, как напрягся Женя, но продолжал будничным тоном, словно ничего и не произошло:
– Потом кто-то вмешался, и двое из трех остались лежать на пляже. А один исчез. Ты что – этого не знал?
Женя пробормотал что-то невнятное. Так вот почему этот козел, Графин, один на хату вернулся. Женя застонал.
– Так вот, я всегда говорил, что погубит вас слишком хорошая жизнь. Совсем весело живете. Доллары уже получаете прямо банковскими упаковками, не распечатанными. А там, между прочим, номераимеются.
– Ну и что?
– В общем, ничего, просто у твоих купюр номера почти совпадают с теми, которые я достал из кармана покойника на набережной. Не повезло тебе. Не повезло.
Женя дернулся, хотел, было, сесть, но опомнился и снова лег на бок. В подвале было холодно, и Женя чувствовал, как начинает стыть тело.
– Так что я вовсе не исключаю, что этих двоих на пляже убил ты, или кто-то из твоих. Грек приказал? Или Король?
– Никто не приказывал, не было меня на пляже!
– А деньги?
– Не знаю, не знаю.
– А на патруль милицейский тоже не знаешь, кто напал?
– На какой патруль?
– На тот, который я сюда, в больницу потом прислал. И который при тебе перестреляли.
– Не знаю я никакого патруля, – Женя запаниковал, по всему выходило, что Симоненко хочет на него повесить несколько убийств, из них два – сотрудников милиции. Это как минимум два. И не отвертишься. Никак не отвертишься. Не станешь же рассказывать, что на самом деле в это время спустил в пропасть машину с тремя людьми.
– Понимаешь, патруль ты, может быть, на улице и не трогал, только объясни мне, не слишком ли много наручников развелось в городе? Патрульных сковали их собственными наручниками, у тебя в кармане я нахожу наручники, а на руках у двух убитых я, опять-таки, нахожу характерные следы от наручников.
Женя вспомнил, как сам пристегивал пятерых фраеров в пещере. Кто же мог подумать, что все так обернется. Кто мог подумать? Что ответить? Женя был готов соврать при необходимости, но сейчас его обвиняли в том, чего он не делал, но каким-то фантастическим образом выходило так, что он не мог опровергнуть эту ложь. Он всегда был уверен, что труднее всего на допросах утаить правду, а теперь, когда нужно было и вправду доказывать свою невиновность, Женя почувствовал полное бессилие.
– Я не люблю бить, даже такую сволочь как ты мне не хочется бить. Только вот ночь сегодня такая, для тебя неудачная. Тяжелая ночь, – сказал Симоненко и вспомнил слова эксперта – ночь, как смягчающие обстоятельства.
– Права не имеешь, слышишь, не имеешь. Сядешь, падла, я ведь молчать не стану.
– Не станешь, все мне расскажешь. А я отвезу тебя в горы и спущу со скалы. Ты решил после нападения на больницу убежать и сорвался… – Симоненко осекся.
Стоп, побежал через горы и сорвался. Все, как по нотам. Очень просто скрыть следы побоев. Если бы сейчас можно было подняться в хирургию и посмотреть руки того самого несчастного убийцы. Симоненко был почти уверен, что и его руки украшены шрамами от наручников. И еще Симоненко был уверен, что именно этот… У Симоненко напряглись желваки. Именно эта падаль, с залитым кровью лицом, приняла участие в организации.
Симоненко встал, сделал несколько шагов к стене и обратно. У того, что сейчас лежит в палате, помимо оружия были тоже обнаружены доллары, новенькими стольниками. Если бы прямо сейчас сличить номера.
Подполковник снова сел на стул. Женя увидел, как изменилось лицо Симоненко, и попытался отползти.
– Это на вашей же территории сегодня пятерых гастролеров повязали?
– Я…
– Не жуй сопли, ты не мог этого не знать. Сам ведь их и брал, наверняка. Так или нет?
– Нет, – сказал быстро Женя и закричал от боли.
– Нет?
– Я, я их брал, – Женю подстегнула не столько боль, сколько мысль о том, что вот этого скрыть как раз и не удастся. На набережной слишком много было народу. Стуканут.
– Потом в пещеру повез?
– Да.
– А там что с ними делали?
– Грек, с ними Грек разговаривал. Потом приказал отпустить. Это все.
– Это действительно все, – кивнул Симоненко. Больше сдерживать накопившуюся ярость он не мог. Холодный огонь, который он сдерживал в груди целый день, вырвался наружу слепящей вспышкой. Тут, в комнате без окон, провонявшейся химикалиями и разлагающейся плотью, больше не было подполковника милиции. Даже молодой оперативник, проснувшийся, было, несколько часов назад, тоже сгорел в этой вспышке.
Все ошибки и унижения, компромиссы и сделки с самим собой полыхнули разом.
Женя понял это инстинктивно, он попытался ползти на спине, засучил ногами, попытался крикнуть, но из внезапно пересохшего горла вырвался только хрип…
…Симоненко вышел из больницы, закрыв за собой двери морга на ключ. Невероятным усилием воли, даже не воли, а последним проблеском сознания он смог удержаться и не убить Женю.
Женя сказал все. Даже больше, чем ожидал Симоненко. Король нарушил собственные правила. Свидетельница и дочь.
Странно, подумал Симоненко, если бы не ошибка, его собственная ошибка, он не смог бы всего узнать так быстро. Злость выплеснулась и осталась пустота.
Теперь у него всегда будет соблазн, подумал Симоненко. Ему и раньше доводилось время от времени выбивать показания, но этой ночью он не допрашивал, он пытал. И ему было неприятно ощущение вседозволенности, которое охватило там, среди покойников. Засасывающее, пакостное искушение.
Симоненко не стал разговаривать ни с кем из сотрудников. Он просто забрал ключ от паталого-анатомического отделения у дежурного, строго-настрого приказал никому к двери не подходить. Что дальше будет с Женей – Симоненко пока не решил. Успеет.
Сейчас Симоненко хотелось спать. Вся энергия осталась в подвале, засохла потеками крови на полу и запеклась сгустками на теле помощника Грека. Поехать домой. В кармане что-то запищало. Симоненко недоуменно опустил в карман руку. Он забыл, что сунул туда сотовый телефон Жени. Симоненко нажал на кнопку.
– Женя? Ты где там пропал? Срочно выезжай, – голос Грека прозвучал резко и напряженно. – Слышишь меня? Женя?
Симоненко оглянулся, широко размахнулся и зашвырнул телефон в заросли акации. Жизнь продолжается, и еще никто не освободил его от необходимости выбора.
Симоненко подошел к машине и уже собирался окликнуть спящего водителя, когда из предрассветных серых сумерек послышалось покашливание. Симоненко резко обернулся:
– Кто здесь?
– Доброе утро. Можно вас спросить?
– Подойди ближе, не разберу.
