– А… – начал было Гаврилин, но услышав, о чем говорит баба Агата, замолчал.
– Целый день сегодня в больницу покойников везут. Девчата говорили, в покойницкой места свободного уже нет.
– Так уж и нет?
– Сам считай. Девять покойников привезли из «Южанки», троих, Васю Кинутого, Серого и Гопу, днем привезли, троих привезли вот совсем недавно, с набережной. А перед этим незадолго, еще троих после аварии. Только говорят, что женщина, из аварии, свидетельницей была в кафе. Вот и посчитай. Восемнадцать выходит.
Восемнадцать. У них тут просто эпидемия. И вот интересно, сколько из этих покойников на совести его группы? Да, и еще – почему это с набережной привезли только трех? Одному сломали шею за киоском, еще трое были с Дашей… Кто-то из них ушел. И еще не исключено, что сегодня в больнице может что-то произойти.
Не похоже, что Дашу здесь просто так бросят.
– А девушка эта, с набережной, – начал Гаврилин, но из коридора донесся грохот и крик.
– Мне насрать, что он устал. Давай сюда врача.
Суета
Для Жени, правой руки Грека, все в жизни было предельно ясно. Есть те, кого он топчет. И есть те, кто может топтать его. Первых должно быть как можно больше, а вторых – как можно меньше. Лучше всего, чтобы таких вообще не было. Но тут Женя ясно представлял себе, что самым крутым ему быть еще рановато. Пока еще ему была нужна спина, за которой можно отсидеться.
Женя был верен Греку. И эта верность была не слепой, а основывалась на здравом рассудке и расчете. Женя выполнял приказы только одного человека, Грека. Это было трудно, это было опасно, но больше никто не смел ему приказывать. Даже Король мог что-либо потребовать от Жени только через Грека.
А еще Женя учился. Грек поручал Жене самые сложные и грязные дела, Женя это сознавал, но одновременно он сознавал, что именно эти задания придают ему веса в глазах окружающих. Женя всегда был спокоен. Кровь и грязь не возбуждали в нем никаких эмоций. Он делал работу. И презирал всякую шелупонь, способную отправить человека на тот свет просто так, походя, или просто для того, чтобы повеселиться.
Женя делал только то, что ему приказывал Грек и делал это только потому, что ему это приказал Грек. Он чувствовал, что это поднимало его над толпой и одновременно осознавал, что в этой иерархии хищников он все еще пока проигрывал Греку. Тот вообще не делал из насилия проблемы. Для Грека насилие просто было неотъемлемой частью жизни. Не развлечением, как для криминальной мелочи, не работой, как для него, Жени, а просто частью жизни.
Это у Жени еще не получалось. И не потому, что он к этому не стремился. Просто он был скован в свободном проявлении чувств – решения принимал не он. Но зато, выполняя эти решения, Женя мог быть решительным и непреклонным.
Когда Графин, приезжий урка, полоснул Свата по лицу ножом и убежал, Женя некоторое время ждал результата погони, не обращая внимания на крики порезанного. Шрамом больше, шрамом меньше. Поорет и перестанет. Будет в следующий раз осторожнее. Он даже прикрикнул на Свата.
– Херово мне, – простонал Сват, – глаз кажись течет.
Женя брезгливо осмотрел рану, которую сват зажимал рукой. Из под пальцев помимо крови выступало и что-то липкое и прозрачное, словно плоть медузы на песке.
– Глаз он мне угробил, падла, – выл Сват, – глаз мой.
Когда по телефону Грек приказал отвезти Свата в больницу и сделать все побыстрее, Женя решил действовать максимально просто.
Он привез на машине раненого в больницу, обматерил через закрытую дверь и дежурную и мента, не обращая внимания на попытки остановить его, отодвинул в сторону охранника и потащил Свата по лестнице вверх, в хирургию.
Сват уже не кричал, а тихо скулил. Он уже понял, что с глазом придется распрощаться и мучительно переживал потерю. Еще час назад все было в порядке, он спокойно, с чувством превосходства, говорил с приезжим и даже наслаждался его волнением и беспомощностью. Влип, козел, сам виноват. И всего за секунду – острое и щемящее чувство потери. Даже боль отступила на задний план.
Сват тупо шел за Женей, прижимая к ране полотенце, участие в ругани не принимал. Мент в приемном отделении съехал с базара быстро, он знал Женю и понимал, что ссориться с ним не стоит, и что если Женька что-то делает, значит за этим стоит Грек.
Дежурный мент на пятом этаже увидев Женьку и залитого кровью Свата, оторвал задницу от стула и даже лапнул автомат на столе перед собой.
– Куда?
– Где дежурный врач? – демонстративно не обращая внимания на оружие, спросил Женя у медсестры.
– Отдыхает, устал.
– Что?
– Устал, – медсестра покосилась на милиционера, – сказал не беспокоить.
– Не беспокоить… – эхом повторил за ней Женя, – не беспокоить.
Женя спокойно подошел к столу, аккуратно взялся рукой за край столешницы и резко швырнул стол в сторону.
– Мне насрать, что он устал. Веди сюда врача.
Медсестра взвизгнула, автомат загремел по каменному полу, графин взорвался, ударившись о стену, с сухим треском разлетелась настольная лампочка.
– Врача сюда, сука, не видишь – раненый.
Сидевший за столом мент, на отводя глаз от Жени, опустился на корточки, нашаривая отлетевший автомат, трое милиционеров в глубине коридора схватились за пистолеты. Один остался возле палаты, двое побежали к месту происшествия. Они не поняли сразу, кто шумит, и только подбежав вплотную, осознали, что базар здесь неуместен. Стали открываться двери палат, из кабинета выскочил заспанный врач.
– Что такое, что за шум?
– Спишь, падла? – почти ласково спросил Женя.
– А что?..
– Лечи давай, – Женя ткнул большим пальцем через плечо в Свата.
– Что с ним? – спросил неуверенно врач, проходя мимо стоящих у стены милиционеров.
– На ветку напоролся, – ответил Женя, рассматривая ментов.
Герои, за оружие схватились. Менты, а соображают, на кого хвост подняли. Первый козел наконец нашел свой автомат, выпрямился.
– Рот закрой, а то плюнуть в него хочется, – лениво сказал Женя. Он знал, что такой переход от ярости к нарочитому спокойствию действует на людей, убедился на примере Грека. И сейчас почти наслаждался неуверенностью ментов.
С одной стороны, они вроде начальники. С другой стороны – они живут в его городе. Тут есть над чем подумать.
– Стол на место поставьте, – через плечо бросил Женя, – и инвалидов своих поразгоняйте по пещерам.
– Ага, – глухо ответил тот, что был с автоматом.
Ну, вот и ладненько. Вот и славно. Сейчас решится все со Сватом, и можно будет ехать к Греку. Тот что-то очень сегодня серьезен.
Медсестра бросилась успокаивать больных, вышедших в коридор на крик. В дверях одной палаты стоял незнакомый парень, очень внимательно рассматривавший все происходящее, но под взглядом Жени глаза отвевший.
Все правильно. Если я не хозяин, так уж во всяком случае, не последний. Женя усмехнулся, заметив выглянувшего из-за дверей мента. До хренища их тут. Охраняют Карася, молодцы. Женя еще успел вспомнить, как извивалось тело в пещере на полу, как сзади послышался недоуменный голос мента:
– Ты?
Потом голос этот вдруг поднялся до крика и сорвался в визг:
– Стоять, падла. Стоять!
Женя обернулся и увидел, как менты, возившиеся с перевернутым столом, снова держат пистолеты в руках, один из них, тот что кричал, уже поднимает свой ПМ, а второй только передергивает затвор. Оба они смотрят в глубину противоположного коридора, а там вроде бы маячит неясная фигура и вроде бы с мешком на плече. С бесформенным белым мешком.
Женя еще успел подумать, что это вор какой-то с краденным выперся на свет, но тут в коридоре что-то грохнуло. Женя не сразу сообразил что именно. Только после того, как один из ментов, тот, что успел прицелиться, упал на спину, до Жени дошло, что это был выстрел из пистолета.
Кровь
Володе снова не повезло. Он смог проникнуть в больницу через открытое окно четвертого этажа. Для этого ему пришлось балансировать на карнизе, потом он умудрился найти палату, в которой лежала Даша.
Как он и предполагал, Дашу поместили в отделении неврологии. Увидев Дашино лицо в неверном свете дежурного фонаря, Володя вздрогнул и сжал зубы.
Ее били. Левая часть лица почернела и опухла. Когда Володя осторожно наклонился над ней, чтобы взять на руки, стало видно, что локти Даши и колени содраны до мяса. Видимо, когда она ползла по асфальту набережной.
Она ползла, а он не помог ей, он был занят, он расстреливал уже мертвое тело на песке. Она нуждалась в его помощи, а он…
