— Есть.
— Совсем чисто. Нам не нужны будущие осложнения. — Мазин замолчал. Пауза длилась двадцать секунд, тридцать, сорок…
Он представил, как взмокла сейчас трубка в руках подчиненного: тот не знал о содержании разговора с командиром боевиков и сейчас… Сейчас ждал или приговора, или права на жизнь. Нет, никто ему его объявлять не станет, но Крас рассчитывал догадаться по характеру приказа, по тону…
Никита Григорьевич улыбнулся: он знал людей.
— Крас, проследите за Каином. Он показался мне слишком нервным. Если его действия поставят под угрозу выполнение задания… — Мазин на секунду замолчал, подыскивая нужное слово. — Уничтожьте его. Вы хорошо меня поняли, Крас?
— Так точно, Гаспар. Я понял вас хорошо.
— Но это вы сделаете только в том случае, если возникнет необходимость.
— Есть.
— Вы сумеете удержать контроль над «эксами»?
— Да, — без запинки ответил тот. — Я сумею.
— Я рад, что в вас не ошибся, Крас. Выполнять.
— Есть!
Мазин откинулся на спинку кресла, закурил. Отер со лба пот. Скосил глаза на телеящик. Вещала строгая ведущая:
"…Преступное бездействие. За несколько месяцев действия новых розничных цен продолжалось тотальное обнищание населения. Доходы нашего общества автоматически перешли к паразитическим слоям. Установите былой порядок, спасите народ от самоуничтожения — от имени матерей, вдов, детей солдат и офицеров, погибших в мирное время, требует Мадина Уразовна в заключительной части своего письма. — Ведущая сделала паузу, продолжила:
— Наши корреспонденты сообщают с мест.
Новоуральск. Трудящиеся Новоуральского горно-обогатительного комбината с удовлетворением встретили известие…"
Мужчина усмехнулся. Встал. Открыл холодильник. Наполнил стакан слегка охлажденным боржоми, не отрываясь выпил, фыркнул от удовольствия, словно конь, только что вспахавший поле. Налил еще. На этот раз он пил медленно, не торопясь, смакуя каждый глоток.
«Только три ночи…» Судя по всему, сам фильм отменят. А жаль. А что тут еще в программе? Двадцатого августа: «Холодный дом», первая серия. Двадцать первого…
Двадцать первого по московской программе заявлена передача «Публике смотреть воспрещается».
Мазин расхохотался. Даже если это простое совпадение… Публике смотреть воспрещается. Это принцип. Овцам ни к чему знать «кухню» волков; обыватели должны свято верить, что именно они созидают Золотое руно. Именно так: не шерсть, не овчину, которую сдерут с еще теплой тушки, но — Золотое руно, материальное воплощение мечты!
Улыбка Мазина стала кривой, горькой. Хорошо, что у него нет ни привязанностей, ни детей. Единственное, что бы он мог им сообщить относительно этого мира: жизнь — дерьмо.
Никита Григорьевич подошел к шкафу. Раскрыл. Парадный генеральский мундир, колодки наград. Когда-то это ему казалось важным. И не только ему. Прав был Наполеон: «Игрушки управляют людьми». Впрочем, Бонапарт и сам не отказался от такой милой побрякушки, как корона императора Франции. Ведь игрушки управляют людьми.
Или — Игрушки? Куклы, марионетки, манекены, шуты гороховые… Болванчики, обряженные в мундиры в золотых позументах, существующие в некоем охраняемом пространстве, таком далеком от людей… И от хищников, и от их жертв.
Пора сделать окончательный выбор. Страна меняется. Скоро придут новые хищники, а это значит… Это значит только одно: нужно быть в их стае. Вожаком.
Глава 44
19 августа 1991 года, 9 часов 02 минуты
Пятеро мужчин сидели за столом в большой комнате двухкомнатной хрущобы в панельном доме на окраине Москвы. Квартира меблирована небогато, скудно. Стол же, наоборот, заставлен простой, но обильной снедью. Несколько откупоренных бутылок с водкой, коньяк, «Хванчкара» в неровных литых бутылках, с наклеенными вкривь и вкось этикетками, была действительно «Хванчкарой», а не паршивым пойлом. В судке дымилась только что отваренная картошка, присыпанная зеленью и чуть сдобренная желтым рыночным маслицем; мясо по-карски, приготовленное шефом «Арагви» собственноручно и подвезенное сюда с пылу с жару, сочилось соком.
Трое мужчин были кавказцами, один — среднеазиатом. Лишь самый молодой, лет на вид около сорока, выглядел славянином.
— Не верю я, что такого волчару приручить можно, — нарушил молчание один из кавказцев, не самый старый.
— А никто его приручать и не собирается. Только без него не обойтись. Сейчас Кавказ оружия хочет. Много оружия. Думаю, дальше еще больше будет. Это большие деньги. Кроме Кита, никто так не организует, — отозвался другой. — И вон, у Ахмеда скоро чинуши начнут друг из дружки плов варить… А, Ахмед?
Среднеазиат пожевал губами, но промолчал.
— Бабки ковать можно на всем. Да и тропы для наркоты. Кит так дело поставил, что… Браслет, у тебя продублировать получится? — спросил старший кавказец славянина.
— Людей мало. Да и хозяйство большое.
— Вот и я про то. Кита нет резона убирать. Пусть попашет.
— Я вот чего думаю, — снова взял слово первый. — Не нравится мне этот Кит.
— Не нравится, не ешь… — хмыкнул старший.
— Да не про то я, Резо. С чего ему, такому чинному, с нами водиться?
— Сам же сказал, непростой он мужик, раз по карьере пер когда-то как танк. А значит… Значит, чутье у него — на бабки, на время… И сейчас по закону сделать мало что можно, а скоро… бабки будут бал править. И не хочет мужик в стороне сшиваться, не привык. Раз нам от этого польза, то…
— Или ему от нас?
— И ему от нас. Только повязан он с нами куда крепче, чем мы с ним. Под нами — целые регионы, под ним что? Шиш! Куда он без нас?
— Никто слова не скажет за этих конторских, — подал голос азиат. — Сегодня сам на себя работает, а завтра выяснится — задание выполняет. И разом нам по «вышке» выпишет. И не со злобы — работа такая. Сейчас деньги идут, и хорошие деньги; партнеры связи не бросят, для них тоже гешефты немаленькие… С Китом ли, без Кита, а сотворенные им тропы останутся. И партнеров мы знаем. Справимся.
— Это ж в какие дополнительные деньги влетит?
— Спокойствие дороже. Когда особист где-то сбоку зависает…
— За деньги с чертом поцелуешься, — хмыкнул младший кавказец.
— Я про то, — продолжил среднеазиат, словно не заметив реплики, — что без Кита нам бы и полегче…
— Ха! — резко выдохнул славянин Браслет. — Одного генерала мы сейчас спихнем, а ты нам на шею десять своих басмаческих посадишь, так? Какая разница, кого кормить? Кит хоть подписался уже…
— Кит никогда ни подо что не подписывается, — чеканно, безо всякого акцента произнес азиат. — В том-то и дело. Мои генералы — это мои генералы. А Кит — сам по себе. Как заноза в пятке. Сейчас чего перетираем? Уж больно момент подходящий. Под него любой косяк списать можно. Ну, шмальнут генерала, и кто копать сильно будет?
— Э-э-э… Спешишь, дорогой, — снова взял слово старший кавказец. — Генерала шмальнуть — дело скорое., нехитрое. И контора не мусарня, кипеж подымать не станет. Только… Кита мы сдернем, опишем, а после него в той конторе хвосты и зависнут… Это во-первых. А во-вторых, конторские за своего вполне могут подписаться и нам всем путевку выдать в один конец. Неофициально. За ними такое водится.
— Не та сейчас контора стала.
— Та не та… А поопасаться всегда не грех. Вот при Сталине…
— Ты еще Ежова вспомни. Старший сверкнул глазами зло:
— Если нужно — вспомню. Потому что дурака могила исправит.
— Резо, а кто спорит? У нас об том базар разве? Остынь, дорогой. Давай по делу.
— По делу… И мы не дураки, и сам Кит не скрывал: за ним стоят. И дело он нешуточное замутил — от морей до самых до окраин! Такое без благословения не замутишь.
— Осторожный ты, Резо, — произнес среднеазиат. — И это хорошо. Без твоей осторожности сгорели бы многие, но иногда нужно и рискнуть.
— Если есть за что.
— Это так. Кит сейчас не на контору работает. — Помолчав, добавил со значением:
— И не на нас. Самое времечко с ним расстаться.
— Повременить, — произнес Резо, но уже без той уверенности. А сам просчитывал, сколько может заработать, а сколько потерять на оружейных сделках. С Китом и без Кита. А вообще, он выжидал. Разговор затеял Ахмед, сходняк он созвал. Пусть и карты первый на стол бросит. Понятно, что Кит не вор и на сходняке судьбу его решать — не по понятиям, подумаешь, особист. Но… Интересы всех пятерых так или иначе замыкались на Никиту Мазина, крутые интересы, денежные. Очень денежные. С кондачка не решить. Есть в словах Ахмеда резон, только… Деньги пока идут, хорошие деньги, чего ж поперед времени золотую курочку резать?
— Так что, ждать, пока Кит нас, как сявок последних, скрутит? Мужчина он серьезный!
— Вот и пусть концы чистит. А прибить — никогда не поздно.
— Он не дурак. Где нужно, оставит. Чтобы нас по ним, ежели что, отыскали да на дыбу. Все конторские таковы — система.
