Дорога была очень узкой – трое всадников с трудом могли ехать рядом. Проехав рысью вперёд около пятидесяти шагов, мы увидели на дороге нескольких французских офицеров. Они преградили нам путь и, выставив вперёд штыки, кричали:
– Плевать на этих собак! Пусть только подойдут!
Я улучил момент, немного придержал лошадь и нанёс удар саблей по лицу казака, ехавшего справа.[94] Тот сделал ещё шаг и остановился, но, видя, что я готов продолжать, развернулся, и с криком ускакал прочь. То же самое сделали и все остальные, а мы сделали вид, что собираемся догнать этих казаков, которые бежали так, будто за ними черти гнались.
У поворота на дорогу, ведущую направо, я увидел казака. Увидев нас, он остановился и заговорил с нами на незнакомом языке. Я так сильно ударил его саблей по голове, что, наверное, разрубил бы её пополам, если б на нем не было медвежьей шапки. Удивлённый таким ответом, он бежал и вскоре скрылся из виду. Через четверть часа мы выехали из леса. Там нам снова встретился казак, который, увидев нас, тут же ускакал, преследовать его у нас не было никакого желания. Мы объехали весь лес, до самого вечера искали дорогу и, наконец, оказались здесь.
– Теперь, – заключил свой рассказ сержант, – мы должны отдохнуть, иначе завтра утром мы будем как сонные мухи.
Все разошлись по своим местам на отдых, а шестеро солдат из ковненского гарнизона выразили желание поочерёдно, в течение ночи нести караульную службу.
Не прошло и часа, как прозвучало: «Кто идёт?» В амбар вошёл человек и тут же рухнул на землю. Некоторые поднялись, чтобы оказать ему помощь. Этот солдат оказался артиллеристом Императорской Гвардии, одним из тех, кто ночевал на бивуаке, который я покинул. На нем живого места не было – более двадцати ран от ударов пиками и саблями. Потребовалась ткань для перевязки, я тотчас отдал одну из моих новых рубашек. Сержант, один из братьев, заставил его выпить немного водки, а старый егерь дал нечто похожее на вату, которую он извлёк из глубин своей медвежьей шапки. Каждый как мог, старался помочь раненому. К счастью, его раны были, в основном на спине и голове, несколько на правой руке, но ноги не пострадали.
Я подошёл спросить его, как он себя чувствует. Некоторое время солдат молча смотрел на меня, а потом воскликнул:
– Это вы, сержант! Вы очень умно поступили, не оставшись в этом лесном доме, где вы собирались переночевать, потому что через четверть часа после вашего ухода нагрянуло более четырёхсот казаков.[95] Мы вооружились, нас тоже было человек четыреста. Видя, что мы готовы дать им отпор, они остановились. Вперёд выехал небольшой отряд во главе с офицером. Офицер на хорошем французском предложил нам сдаться.
Но егерь Гвардии Мишо – старый приятель маркитантки – вышел вперёд и громко, так, чтобы русский офицер его слышал, сказал:
– Скажи мне, ты, щенок, разве французы с оружием в руках сдавались когда-нибудь, даже будучи окружёнными? Идите сюда, мы вас ждём!
Офицер мгновенно ретировался. Они пошли на нас, но мы были готовы, и с расстояния примерно двадцати пяти шагов, половина нашего отряда дала залп. Несколько казаков упали. Тогда, полагая, что нам нечем перезарядить наши ружья, казаки с криком ура бросились вперёд. Их встретил второй залп, уложивший множество их людей. Казаки обратились в бегство, и мы уже думали, что все обошлось, но через пять минут они вернулись в ещё большем количестве. И вот именно тогда, когда мы отступали в лес, и не имели возможности перезарядить ружья, нас атаковали пиками и саблями. Почти все наши погибли или были ранены.
Я притворился мёртвым. Заметив, что лежу на краю кювета, я потихоньку скатился в него. Пришли крестьяне и занялись своим обычным делом – грабить мёртвых и раненых. С ними были и казаки, оставшиеся без лошадей. Мне очень повезло, что на меня никто не обратил внимания. За то время, что они раздевали раненых и мёртвых, я сумел добраться до леса и пройти через него. И, вот, друзья мои, я здесь, и так рад видеть всех вас! Но что теперь со мной будет?
– Вы пойдёте с нами, – ответил солдат гарнизона.
– А я, – добавил брат сержанта, – отдам вам свою лошадь.
Несмотря на одолевавший меня сон, я уже подумывал о том, что надо бы отправляться в путь, ведь чтобы пройти даже небольшое расстояние, мне требовалось много времени. Молодой солдат предложил сопровождать меня, если я решил уйти прямо сейчас. Я принял его предложение, особенно учитывая, что этот молодой человек, был здоров, в хорошей форме, в случае чего, всегда мог мне помочь. В общем, мы отправились в путь.
Мы шли по лесной дороге. Мой безоружный спутник предложил мне понести моё ружье. Я отдал его, поскольку он мог бы им распорядиться лучше меня. Я шёл, опираясь на руку моего молодого товарища, часто засыпал на ходу, поэтому не помню, как долго мы шли до выхода из леса. Это происходило 16-го декабря, примерно в четыре часа утра.
Мы шли дальше ещё около получаса, к счастью, взошла луна. Но поднялся сильный ветер и пошёл такой густой снег, что стало совершенно невозможно что-либо разглядеть.
Я так сильно хотел спать, что без помощи маленького солдата, который все время поддерживал меня, я бы, несомненно, упал. Мой спутник показал мне на большую группу каких-то строений лежавших на нашем пути. Это был почтовый пункт, и стало ясно, что мы прошли около трёх лье. Через четверть часа мы подошли к дверям. Я вошёл и сел у костра. Тут находилось несколько человек, почти все из Императорской Гвардии. Они двигались в сторону Вирбаллена. Было ещё несколько артиллеристов Гвардии, но они уже готовились уходить.
Я спокойно проспал минут десять, когда почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Я попытался сопротивляться, но кто-то схватил меня за плечи и поставил на ноги. Тут я окончательно проснулся и услышал крик старого артиллериста:
– Казаки! Вставай, мой мальчик! Смелее!
Снаружи в нерешительности стояли одиннадцать казаков, вероятно, они ждали, когда мы уйдём, чтобы войти и занять наше место.
– Ну, – сказал артиллерист, – нам надо покинуть этот дом и отступить на Вирбаллен. Он всего лишь в лье отсюда, вставайте, уходим!
Мы отправились в путь. Нас было шестеро – четверо артиллеристов, маленький солдат и я. Это было 16-го декабря, прошло пятьдесят девять дней с тех пор, как мы покинули Москву. Дул сильный ветер, стоял сильный мороз. Несмотря на все усилия, прилагаемые моими товарищами, чтобы я держался на ногах, я упал. Я очнулся только после того, как артиллерист растёр мне лицо снегом. Затем он заставил меня проглотить немного водки – это немного оживило меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
