Хамерштетер силился понять, что происходит на той стороне. Его взгляд достиг опушки леса. На холме поодаль от толпы, реял алый сарафан. Лукас присмотрелся. Это была она. Марфа разглядывала ряды немцев, загораживаясь рукой от солнца. Что она чувствовала? Думала ли о нём? Да, иначе не пришла бы. Любила ли она его? Или же ненавидела, видя груды останков, застывших в неестественных позах? Многие из этих людей, наверняка, ей знакомы. Каким бездушным, демоническим сооружением должна была казаться ей немецкая армия. Тысячи солдат в одинаковых одеждах, в железных масках, без лиц, без глаз, без страха и храбрости. Сотни рыцарей на закованных в латы конях, металлические истуканы, полые внутри, приводимые в движение злыми духами, облачённые в сталь привидения. Тысячерукое чудовище, гигантский металлический паук, направляемый единой мыслящей волей, как стрелки часов мерно опускающейся гирей. Может ли она любить того, который ещё недавно стоял перед ней в человеческом облике, а теперь стал тем, чем наверняка и был всегда — зубчатым колесом в добротно сработанном механизме?
Русские опомнились и стали строиться. Московские полки заняли середину, а псковичей поставили по сторонам. Лукас видел, как воеводы носятся взад и вперед, пытаясь привести в порядок ряды. Снова заиграли музыканты, и войско двинулось. Строй держали плохо, но численный перевес воодушевлял атакующих. Псковичи так и норовили скакать вдоль леса, чтобы укрыться за деревьями и кустами от немецких огненных снарядов, которые готовы были обрушить на них град камней и свинца. Псковский наместник орал, веля вернуться в строй, но ратники не только не слушались, но и отвечали насмешками.
Московиты натянули луки и стали целиться на полном скаку. Ударили пушки, загрохотали аркебузы. Лавина приближалась. Шквальный огонь выкашивал наступающих горсть за горстью, но бурлящий русский поток катился навстречу немецкой фаланге, сметая преграды. Пернауэр приказал бить по псковичам. У Лукаса похолодело внутри. Он пытался пробиться взглядом через мельтешащих у опушки ратников в надежде увидеть алый сарафан, но перед ним мелькали одни лишь бородатые головы в шлемах, да лошадиные морды. Грянул залп. Лукас вздрогнул от неожиданности. В лесу падали всадники и ломались ветки.
Сосед слева толкнул Хамерштетера:
— Вы что, сударь, отдавайте назад аркебузу и берите заряженную.
Лукас растерянно посмотрел на своё оружие. Он пропустил выстрел, даже не поджог фитиль.
— Вы ранены? — Лукас не нашёлся, что ответить. К счастью снова затрещали барабаны. Хамершеттер пальнул по московитам, не целясь.
— Гром и молния, Хамерштетер, Вы оглохли? Велено стрелять по лесу!
Лукаса пронзил уничтожающий взгляд Пернауэра Младшего. В голове всё смешалось: Марфа, Пернауэр, Шварц, орущие московиты. Засвистели стрелы. Несколько человек из третьего ряда рухнули на землю. Одному стрела попала точно в глаз.
— Как на белку охотятся! — усмехнулся Генрих.
Барабаны забили рукопашную. Шварц двинулся вперед с развевающимся флагом, как парусник в открытое море. Первые ряды поднялись, фаланга тронулась с места, выравнивая шаг по барабанной дроби. Стрелы запели словно птицы на закате. Сквозь прорезь забрала Лукас увидел московского ратника, который бежал прямо на него, размахивая бердышом. Лукас изловчился и мощным ударом насадил его на алебарду, пальцы ощутили хруст ребер на том конце древка. Завязался ближний бой. Хамерштетер, оба Пернауэра и Шварц побросали алебарды и выхватили мечи. Стрелы, моросящие осенним дождем, сковывали движения. Лукас терялся, не зная, уворачиваться ли от смертоносных жал или отражать удары сабель и палиц. Он всем телом ощущал опасность, время работало против него.
Шварц бросался в самую гущу врагов, сбивая их с толку своим безрассудством. Белое знамя реяло над толпами русских, увлекая за собой немецкие когорты. Одна стрела торчала у Конрада из нагрудника, возле ключицы, другая застряла в плаще. Шаг за шагом пехота расчищала себе путь среди русских полков. С флангов на московитов обрушились конные рыцари. Псковичи ничего не делали, чтобы разжать клещи, в которые попали московские ратники. Боевой задор угас, русские отпряли к обозу. Немцы затрубили отход. Пехота и конные снова вернулись на свои места. Шварц вырвал стрелу из доспеха.
— В щель попала? — полюбопытствовал Пернауэр Старший.
— Только поцарапала, сущие пустяки.
— Ежели бы у нас были лёгкие отряды, — заметил Генрих, — можно было бы преследовать московита. А так мы за ним конечно не угонимся.
— Лёгкие отряды нам тут не помогут, — возразил Шварц. — Их перебьют вблизи.
— Любопытно, господа, на сколько их ещё хватит?
— Как Вы думаете, Лукас? — обратился Маттиас к Хамерштетеру.
— Приличествовало бы спрашивать, на сколько хватит нас. Однако, ежели брат Шварц справится в одиночку с русскими, я готов хоть сейчас торжествовать победу.
— Вы не поразмыслили над моим советом относительно торговли индульгенциями, Лукас? — бросил фенрих, поглядывая на опушку. — И что Вы там, сударь, столь усердно разглядывали? Раз пропустили залп, второй стреляли в сторону. Что сие значит? Признавайтесь.
— Мне почудилась орденская казна, которую Вы изволили переместить в ларцы Вашего дражайшего братца, сударь.
— Ежели Вас убьют сегодня, я не приду на Ваши похороны.
— Зато я на Ваши с превеликим удовольствием.
Тёмная туча на западе разразилась молнией. Через мгновение тяжёлый раскат прокатился по полю.
— Только не это! — воскликнул Маттиас. — Придётся уходить за частокол.
— До нас не дойдёт, — заметил Шварц, окинув небо оценивающим взглядом.
Русские неторопливо строились. В каждом движении чувствовались усталость и уныние.
— Они выдохлись, вам не кажется? — ободрился Генрих.
— Наоборот, — возразил Шварц. — Теперь-то они возьмутся за дело основательно.
— Охота закончилась, господа, добро пожаловать на войну! — заключил Маттиас.
Третий приступ и в самом деле отличался от первых двух. Русские наступали угрюмо и без задора, точно пахали неподатливую и скудную целину. Одни татары веселились, отведав крови.
Град пуль схлестнулся с лавиной стрел, смертоносный дождь продолжался и после того, как схватка смешала ряды. Русские навалились всей артелью, передние рубились, задние поливали из луков. На каждого немца приходилось по два русских лучника, и раз за разом стрелы попадали всё точнее.
«Пора сомкнуть ряды и отступать», — думал Лукас, но Шварц снова был далеко впереди. Вокруг него, белым островком в пёстром море, собралась горстка отчаянных.
Плеттенберг не выдержал и ринулся на выручку пехоте. Атака захлебнулась, и немцы оказались окружены со всех сторон. Шварц и Плеттенберг были на разных концах строя, но поняли друг друга. Не Пернауэр, а Шварц оказался подлинным командиром пехоты в этот миг. Взбесившейся овчаркой кинулся он на врага. Воспользовавшись замешательством, магистр двинул конницу на прорыв. Волны московитов расступились как Чермное Море перед израильтянами. Бронированный кулак уверенно прокладывал путь к отступлению, но отряд Шварца оказался отрезанным. Стрелы сыпались со всех сторон, сабли всё чаще рубили по телу, удары русских палиц становились тяжелее. В голове у Хамершетера шумело, он понял, что пропал, но мысль эта показалась ему неожиданно новой и непривычной.
— Sancta Maria, Mater Dei, это же смерть! — выдохнул он, когда Маттиас Рухнул с проломленным черепом.
Лукас ещё отбивался, но колени его слабели, воздуха не хватало. Он отчаянно ударил кулаком в зубы насевшему московиту и рассёк с разворота другого. Смерть плясала на окровавленных клинках прямо у его головы, он отбивался, отступая шаг за шагом. Белый островок таял в пучине, кипящей кровью и сталью.
Сквозь собственное оцепенение, вопли бьющихся и лязг оружия Хамерштетер расслышал крик с другой стороны гибнущего отряда:
— Кто из вас достоин принять от меня знамя?
«Я, — хотел ответить Лукас, — Я достоин», но лишь сорвался с места и стал протискиваться сквозь своих и врагов туда, откуда доносился зов.
Фенрих ещё отбивался правой рукой, сжимая знамя в левой. Из бедра и плеча торчали стрелы, но смертельное попадание пришлось в спину. Хамерштетер подлетел к Шварцу и отбросил меткими ударами двух московитов, потянувшихся к стягу.
— Мне! — крикнул Хамерштетер. — Отдай его мне!
— Прочь!
Не в силах сопротивляться нахлынувшему порыву, Хамерштетер схватил знамя и рванул на себя, но Шварц вцепился в древко мёртвой хваткой. В неистовстве, неведомом ему доселе, Лукас ударил фенриха мечом по руке. Кровоточащая кисть осталась на древке. С нечеловеческой силой Шварц схватил белое полотнище правой рукой и вцепился в него зубами. Хамерштетер рванул ещё отчаяннее, слезы брызнули у него из глаз. Шёлк треснул, в руках у Лукаса остался белый лоскут с черной полосой. Конрад упал на землю, окровавленная материя с черным орлом накрыла его.
