по-человечески… Впрочем, я не знаю.
— Я с ним сам поговорю, — решил Букварев. — А на завтра прошу у тебя с трассы пару самосвалов, чтобы попробовать засыпать выемку там, где работает Михайлов.
— Этого я не понимаю, — насторожился Юра.
— Поймешь, — убежденно заявил Букварев. — Будем сыпать грунт и глядеть, что получается. Может, там торф-то и вычерпывать вовсе не надо. Он же жидкий. Бухнем в него кузов гравия, а он, вполне вероятно, пройдет сквозь жижу и ляжет на дно, коренья, траву всякую, мох, все твердое, что есть в торфе, под себя подомнет. Милое дело! Это пока, конечно, мое предположение. Но ведь иначе-то быть не должно! Тем более, что эксперимент начат. И чтобы картина была яснее, надо довести его до конца. Если первый результат обнадежит — так и будем отсыпать грунт, как при строительстве дамбы или при перекрытии реки. Нам еще легче будет: течения в болотине нет.
— Теоретически логично, — с сомнением ответил Юра. — А вдруг все расползется? Ведь по проекту, по технологии там положено вырубать из промерзшего болота трассу, засыпать ее и бетонировать. На худой конец, выкладывать откосы железобетонными плитами.
— Куда бы лучше! Но сроки! Да и будет ли у нас железобетон? Кто его сюда доставит? Попробуем сделать по-своему, сначала хотя бы в миниатюре. Дальше видно будет. В конце концов, укрепить отсыпанную нами гравийно-песчаную дамбу железобетоном никогда ни поздно. Завтра и начнем штурм впадины.
Юрочку эти слова ничуть не взволновали, а Букварев пришел в возбуждение. От собственных мыслей и планов. От собственной, как ему казалось, дерзости. «Волнующий день! — вспомнил он заголовок газетного репортажа с какой-то большой гидростройки. — Немало предстоит мне таких дней!»
…Шофера хозмашины он нашел сидящим с потухшей цигаркой и скучающим лицом. К делу приступил круто, но спокойно.
— Если я дам вам два дня отгула вместе с машиной, то можно надеяться, что автомобиль после этого будет исправен? — спросил он.
Шофер удивленно глянул на него и ничего не ответил.
— Я слышал, у вас это иногда получалось, — добавил Букварев.
— Запчасти даром не даются, — резковато сказал шофер.
— Но раньше-то… — возражал Букварев, не желая еще намекать на родственников Пахомова и на него самого.
— А как я туда доберусь? — уже более по-деловому заговорил шофер.
— Это вам лучше знать. Мне дорога незнакома. Сюда-то ведь добрались?
— Когда можно выехать?
— Чем быстрей, тем лучше.
Шофер глубоко вздохнул, распрямился, подошел к машине и, так же поругиваясь сквозь зубы, принялся рассматривать рессоры. Через час, поковырявшись в заднем мосту грузовика, он уехал.
…Трактор с тележкой вернулся к концу дня. Он привез все, что было нужно, но тракторист тоже намекнул Буквареву, насчет среднего заработка. Пришлось пообещать и ему.
«Что у них за привычка — урвать, урвать, словно не для себя, а для меня одного хлеб и воду привезли или торф вынимают? — раздраженно думал Букварев. — Откуда равнодушие к общим заботам?»
…Наступил третий вечер с того момента, как принял Букварев на себя командование в сопках. Юра в этот раз пришел в контору задумчивым и, по-видимому, хотел сообщить Буквареву что-то важное, но тот, погруженный в расчеты, не поднимал головы от стола. Юра сел в сторонке и стал ждать.
— Что? На завтра все ясно? — очнулся наконец Букварев.
— На завтра все ясно и ничего не ясно, — скучно сказал Юра.
— Что за ребусы?
— Сейчас весь отряд разгадывает ребус.
— Пусть отдыхают люди. А тебе что неясно?
— Создается впечатление, что о деле печетесь только вы. Остальные пытаются угадать, о чем думает новый начальник.
— А разве это нужно знать всем?
Юра скрыл усмешку, отвернулся, встал и прошел в угол кабинетика. Постоял там молча и, полуобернувшись к Буквареву, спросил изменившимся голосом:
— Вы член партии?
— Нет, — удивился неожиданному вопросу Букварев. — А что?
— А я думал… Тогда вам труднее все это понять.
— Почему? Кажется, я всегда понимал линию партии.
— Вот в чем дело, Василий Иванович. Люди с вами встретиться хотят. Поговорить, узнать о планах. Вас послушать. Ведь до сих пор никто толком не знает, как мы будем штурмовать эти топкие места. Как будем работать через месяц, как будем жить тут зимой. И я этого четко не представляю. А вы что-то знаете. Не приехали бы вы сюда, если бы ничего не знали и не верили в успех. Люди ждут, а вы молчите. И все ходят в недоумении. По этой причине и недовольство, и претензии, и выходки всякие вроде того, что плати всем средний… Рабочие хотят быть уверенными в перспективе и в начальнике. Вот в чем соль. Знаю, что Пахомов тут далеко не всем был по душе. От вас люди ждут чего-то большего. Уж извините, что я так прямо. Знаю, что неприятно вам это слушать, но ведь кто-то должен вам это высказать.
— Юрий! — поразился Букварев. — Откуда вы все это знаете? И почему об этом мне не сказали сами рабочие?
— Они стесняются. А я сам был рабочим, и определенно знаю, как тошно делать пустое или непонятное дело. Вот и волынит сейчас Михайлов, нервничает, ничего не понимает. И я бы на его месте так себя вел.
— Да, — только и сказал Букварев.
— Вы бы хоть меня-то ввели в курс.
— А что я знаю? Не больше того, о чем ты слышал из наших разговоров с Грачевым. Есть, конечно, у меня некоторые наметки и предположения, но это все еще зыбко… Зыбко.
— В таком случае, я не знаю, что сказать рабочим, а они просят собрать собрание. Они ведь могут и сами собраться. Среди них есть и партийные. Партгруппа. Они с нас спросят.
— Ну, партийные-то поймут нас!
— Вряд ли, — возразил Юра, — у нас нет ни годного проекта, ни рабочих чертежей, ни ясности в технологии, ни графика предоставления
