Первое, что бросается в глаза после знакомства с «детской» и «взрослой» испостасями творчества Саломатова — это жирная граница между ними. По одну сторону — жизнеутверждающий пафос, искреннее, от души, веселье; по другую — «траурность», щемящее чувство потерь. Обычно автор, работающий параллельно в детской и взрослой литературе, сохраняет общую эмоциональную тональность, мировидение. У Саломатова «оппозиционность» во всем: лексика, эмоциональный строй, позиция… Герой повести «Кузнечик», узнав, что у него есть внебрачный ребенок (плод случайной связи с алкоголичкой), и стремясь оградить семью от «лишних проблем», отказывается признать младенца своим. И тогда деточка вдруг становится монстром, преследующим героя, убивающим его жену и сына. И только в самом конце выясняется, что все картины ужаса — всего лишь следствие разыгравшегося воображения героя, мучимого угрызениями совести.
У писателя почти нет положительных героев, они, скорее, вызывают жалость, чем симпатию и сострадание. Персонажи Саломатова скачут, как кузнечики, по жизни, суетятся, постоянно перемещаются куда-то, озабоченные поиском индивидуального рая, но, как правило, обретают свой персональный ад. И что же, они сопротивляются? Отнюдь, герои просто заставляют себя поверить, что это и есть рай. Таков рассказ «Мыс Дохлой Собаки» (1995), такова и повесть «Время Великого Затишья» (2000). Тема путешествия к средоточию Земли разрабатывалась многими фантастами — от Булгарина до Жюля Верна и Обручева, но такой «подземной антиутопии», как «Время…» в мировой литературе, кажется, еще не было. До того достоверен этот подземный рай-ад, до того натуралистичны описания, что вряд ли стоит удивляться тому, что некоторые читатели сочли публикацию повести в журнале фантастики не вполне правомерной.
Из этого ряда выбивается, правда, пронзительно-грустный «Праздник» (1998), получивший в 1999 году премию Конгресса «Странник». Не припомню в нашей НФ более эмоционально сильного произведения об апокалипсисе человеческого Одиночества.
Только что вы прочитали новую повесть Андрея Саломатова — «В будущем году я стану лучше», поэтому не имеет смысла касаться ее содержания — она тоже о поисках индивидуального рая. Это произведение гораздо ближе к традициям НФ, чем другие сочинения Саломатова, ведь здесь присутствует путешествие по мирам. Но… Читатель журнала «Если» больше привычен к пародированию штампов НФ. Одной из примечательных сторон «В будущем году…» является как раз пародирование — но штампов так называемой современной русской прозы, бытующей на страницах «толстых» журналов: постмодернистские игры с формой, любовь к цитациям… Все эти атрибуты тонко обыграны писателем. Но сама повесть все о том же — о нас, человеках, заблудившихся в космосе своих желаний.
И слава Богу, что после долгого перерыва у автора появляется, наконец, улыбка. И героя не только жалеешь, но и сочувствуешь ему.
Примерно раз в год Андрей Саломатов клятвенно обещает покинуть «взрослую» прозу и целиком посвятить себя благороднейшему занятию — сочинительству добрых историй для детей. «После каждой «взрослой» повести я испытываю колоссальное эмоциональное истощение», — как-то в приватной беседе признался писатель.
В следующем году он снова пообещает не писать для взрослых… А может, лучше посчитать нас детьми? А что, представьте себе: однажды из-под пера Андрея Саломатова, писателя с грустными глазами и застенчивой детской улыбкой, появится удивительно добрая и веселая повесть для взрослых, которая бы напомнила нам о том, что, как бы мы ни плутали в дебрях нашей взрослой жизни, в душе у нас все равно живет ребенок, который мечтает о сказках со счастливым концом…
Евгений ХАРИТОНОВ
БИБЛИОГРАФИЯ АНДРЕЯ САЛОМАТОВА
(Книжные издания)
1. «Наш необыкновенный Гоша»: Рассказы. — М.: Дет. лит., 1994.
2. «Цицерон — гроза тимиуков». — М.: Армада, 1996; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
3. «Цицерон и боги Зеленой планеты». — М.: Армада, 1997; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
4. «Рыцарь Сновидений». — М.: Армада, 1997; То же под назв. «Дорога чуда». — М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
5. «Сумасшедшая деревня». — М.: Армада, 1998; М.: Диалог, 1999; М.: Дрофа, 2001.
6. «Синдром Кандинского». — Paris, 1999 (на фр. яз.); М., 2001.
7. «Чертово колесо». — М.: Диалог, 1999.
8. «Возвращение Цицерона». — М.: Диалог, 2000; М.: Дрофа, 2001.
9. «Сыщик из космоса»: Сб. — М.: Диалог, 2000; М.: Дрофа, 2001.
10. «Фокусник с планеты Федул». — М.: Дрофа, 2001.
11. «Все наоборот». — М.: Дрофа, 2001.
12. «Черный камень». —М.: Дрофа, 2001.
Проза
Роберт Рид
Слишком много Джоэлов
День вроде обещает быть особенным, и я могу точно объяснить вам, почему. Девушка эта стреляет в меня глазами. В обеденный перерыв я осваиваю ресторанчик в переулке за рыночной площадью, и пара приятелей из нашей конторы помогают мне в этом мероприятии. Официантка, вооружившись меню, подходит к нам и говорит, что ее зовут Хизер, что сегодня нас будет обслуживать она, и вот тут-то она стреляет в меня. Глазами. А потом как будто следует кокетливое подмигивание. Будь день обычным, я бы, вероятно, и внимания не обратил, но едва она удаляется, как мои приятели начинают прыскать и отпускать дружеские шуточки.
Девочке, возможно, лет двадцать. Худющая, длинная и не очень уж из себя. Но она молода — абсолютно и ослепительно молода, и я снова становлюсь мальчишкой. К концу обеда я в общем итоге профлиртовал девяносто секунд, и с ними приходит счастливое настроение, на каком моя дряхлая душа сумеет продержаться все выматывающие часы совещаний. По пути домой у меня достаточно времени вообразить новую жизнь с Хизер. Мы поселимся в большой квартире над ее рестораном, и дома она будет носить только передник да табличку со своим именем, и мы обзаведемся огромным ящиком со всякими секс-игрушками.
Так, фантазии и ничего больше.
Правду сказать, я не заметил, какие у нее глаза, а фигура, скорее всего, помнится мне куда более интересной, чем на самом деле.
Полина висит на телефоне. Судя по бойкому тону, разговаривает она с сестрой. Лео растянулся на диване и делает вид, будто занимается. Потом делает вид, будто смотрит на меня. Но его глаза так толком и не поднимаются и тут же снова утыкаются в телевизор.
Я хочу сказать ему что-нибудь такое, отцовское, но тут его мать говорит: «Пока, Бек» — и появляется в обозримом пространстве все еще с телефоном в руке, и странная широкая улыбка замораживает меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
