часа Ле-Мана», доказал, что машины из Маранелло были не только быстрыми, но и надежными, и прочными. Для маленькой фабрики из Маранелло это было беспрецедентным рекламным успехом. Победа в «Ле-Мане» сделала «Феррари» общепризнанным спортивным автомобилем. И дала понять Энцо Феррари, что завоевание мира стало возможным, что наступило время расширить свои горизонты.
В то же воскресенье в ожидании новостей с «Ле-Мана» Феррари и его семнадцатилетний сын Дино отправились на прогулку в Сан-Марино. Несмотря на небольшой излишек веса, обусловленный его здоровым мужским аппетитом и любовью к удовольствиям, Феррари был человеком спортивным, легко поднимавшимся в гору с таким энтузиазмом, какого трудно ожидать от пятидесятилетнего мужчины, никогда не занимавшегося никакой атлетикой.
Дино был красивым парнем, почти таким же высоким, как его отец, но таким стройным, каким его отец не был никогда в своей жизни. У него были отцовские черты лица и отцовское же решительное стремление добиваться успеха. Но сил ему не хватало. Несмотря на свои старания, он не успевал за отцом. Тот останавливался каждые несколько шагов, поворачивался и ждал молча, чтобы не давать понять молодому человеку, что видит, как ему трудно.
Феррари в очередной раз остановился и, обернувшись, посмотрел на Дино, который следовал за ним все более медленным шагом; он слышал тяжелое дыхание сына, и казалось, что Дино в любой момент могло стать нехорошо. Затем он взглянул выше, на летнее закатное небо, увидел его огненные цвета. Все казалось ему одновременно и прекрасным, и жестоким.
У Феррари был с собой портативный транзистор, ловивший радиоволны с антенн, разбросанных по холмам вокруг утеса – технологии послевоенных лет быстро уменьшали размеры радиоприемников. Они взяли его, чтобы узнавать новости с «Ле-Мана». Страсть Дино к автомобилям была почти такой же, как и у его отца. Энцо уже давно сделал автомобили центром своей профессиональной жизни, и его сын проявлял интерес к этому миру с ранних лет.
Достигнув вершины утеса, они включили радио и вместе ждали новостей из Франции. Небо окрасилось еще более насыщенными цветами, облака загорелись красным огнем. Когда новости наконец дошли до них, оказалось, что они были хорошими. Машина цвета облаков на горизонте и с Гарцующим жеребцом на капоте выиграла гонку «24 часа Ле-Мана» – такую гонку на выносливость, равной которой не было в мире. Для Феррари и его фабрики это был первый крупный международный успех, первая престижная победа за границей. Для производителя автомобилей это был чудесный день.
Но радость от победы скоро вновь уступила место тревоге – тревоге, не оставлявшей его с тех пор, как несколько месяцев назад ему сообщили, что Дино, которого с семи лет лечили от того, что изначально было определено как нефрит, страдал болезнью, трудной для диагностики и неизлечимой. Это была мышечная дистрофия, а в 1949 году средств от нее не существовало. «Радио в ту минуту принесло мне великую радость, и я почувствовал, что мой сын уходит от меня. Что я потеряю его!» – рассказывал он много лет спустя,
На мгновение – всего лишь на мгновение – отец размышлял об ужасном, но благородном поступке любви. Хватило бы всего мгновения для отчаянного акта смелости. Секунда – и все бы кончилось. «У обрыва Мареккиа я признался себе, что во мне нет смелости, в противном случае я бы обнял своего сына и бросился бы в пустоту вместе с ним», – вспоминал он много лет спустя.
Прыжок в пустоту, в объятиях сына, прыжок, который бы позволил избежать Дино болезненного и неизбежного конца, а отцу – страдания от жизни без него. «В тот момент я понял, что был трусом, потому что человек выдумал еще одно слово для того, чтобы защитить себя от этой реальности. Все называют это несчастьем, но на самом деле это слово означает только то, что мы не знали или не могли сделать или предвидеть», – написал он двадцать один год спустя в книге воспоминаний.
Солнце вскоре скрылось за облаками. Отец и сын вернулись по своим же следам в духоту равнины, каждый навстречу своей судьбе. В тот день Феррари не только впервые выиграл «24 часа Ле-Мана», но также занял первое, второе и третье места в Гран-при на автодроме в Монце.
За месяц до «24 часа Ле-Мана» начала наматывать свои первые километры одноместная машина, которую Энцо Феррари планировал использовать в первом чемпионате мира по автогонкам в классе «Формула-1», который FIA в те месяцы представила общественности.
На этой машине, оснащенной 1,5-литровым турбированным двигателем, Аскари доминировал 3 июля в Гран-при Швейцарии и 20 августа в гонке International Trophy Race. На похожей машине Джиджи Виллорези выиграл 31 июля Гран-при Нидерландов. «Энцо Феррари может быть доволен результатами, которых в последнее время достигли на всех трассах красные машины, построенные в Маранелло», – писала итальянская пресса летом 1949 года. Но Феррари, конечно же, никогда не был доволен, и 11 сентября, в воскресенье, когда на трассе «Монца» должен был состояться Гран-при Италии, он планировал дебютировать с новым двигателем объемом 1500 кубических сантиметров с двухступенчатым компрессором.
В воскресенье, 11 сентября, Альберто Аскари пришел к победе в Гран-при Италии на новой машине с 12-цилиндровым двигателем, последним словом техники, который «представляет собой новейший, послевоенный продукт и отражает настойчивость и труд новой замечательной промышленной организации, которую Энцо Феррари создал в Маранелло».
Но, несмотря на блеск того дня в Монце, Феррари знал, что не все так прекрасно, как казалось. Ни в одной из гонок, выигранных «125 F1», не участвовала «Альфа-Ромео 158», которую миланская компания собиралась вывести на старт чемпионата мира «Формулы-1», начало которого было запланировано на 1950 год.
Тогда Феррари принял решение. Пока Коломбо продолжит заниматься разработкой автомобилей Sport и GT, над болидом «Формулы-1» будет трудиться Аурелио Лампреди, молодой инженер из Ливорно, который до того момента подчинялся Коломбо. Разумеется, речь была не только о простом разделении задач. Феррари всегда считал, что конкуренция собственных инженеров друг с другом может стать ключом к успеху. И в любом случае, над ними всегда был кавальере Бацци, его соратник с 1923 года, чьи навыки никогда не подвергались сомнению и который в работе над техникой давно стал его правой рукой.
Несмотря на безусловную важность «Формулы-1», новой версии тех Гран-при, в которых он участвовал как пилот времен Скудерии, Энцо не забывал про машины других классов. У него был четкий план: «Феррари» не будет сосредоточиваться на одном классе или на одной категории гонок, а будет пытаться снискать славу в различных чемпионатах. Это он пообещал себе
