Геринг намеревался вылететь к Эйзенхауэру и начать переговоры о капитуляции. Его телеграмма произвела в убежище впечатление разорвавшейся бомбы. Геринг был лишен воинского звания, и должен был быть тотчас же арестован и казнен. Гитлер назвал поступок Геринга подлой изменой.
Когда я беседовал с Герингом в Нюрнберге, я спросил его, почему он, считавшийся политически проницательным человеком, послал Гитлеру такую вызывающую телеграмму. Геринг ответил, что 20 апреля он видел Гитлера в последний раз в очень плохом физическом состоянии, так • что не было ничего нелогичного в мысли о возможности паралича, который мог бы повлечь за собой полную недееспособность или по крайней мере безразличие к вопросу о преемнике.
Состояние полного упадка объяснялось у Гитлера не столько его порывистым характером, чрезвычайным нервным напряжением и требованиями, которые все больше и больше предъявляла война, сколько теми вредными лекарствами, которые ему давали. Против переутомления, депрессии и нервных припадков доктор Морелль, имея в виду и улучшение циркуляции крови, прописывал ему 28 различных лекарств, в том числе стрихнин. Чтобы Гитлер хорошо себя чувствовал, он делал ему ежедневно один или два укола, даже тогда, когда тот не был болен.
После покушения 20 июля 1944 года у Гитлера было сотрясение мозга, и в соединении с долговременным отравлением организма медикаментами Морелля и изнуряющей жизнью в убежище это привело к неизбежной физической катастрофе.
До 20 июля 1944 года Гитлер возлагал вину за поражение на своих «неспособных генералов», а с этого дня обрушил свой гнев на всех немцев.
Теперь, заявил он, весь немецкий народ поплатится за свою неблагодарность: он будет предоставлен им, Гитлером, своей собственной судьбе.
Когда оказалось, что атака Штеймера провалилась, Гитлер понял всю полноту катастрофы. Советские клещи вокруг Берлина сомкнулись.
ПОСЛЕДНИЕ ПЛАНЫ
Гитлер оказывал на своих приверженцев почти гипнотическое влияние, и когда ему самому уже стало ясно, что война окончательно проиграна, его генералы, ища спасения, все еще хватались за соломинку.
Майор Фрейтаг фон Лоринхофен, адъютант начальника генерального штаба сухопутных сил генерала Кребса, рассказал мне о последних планах, порожденных отчаянием. Генерал-полковник Йодль, генерал-фельдмаршал Кейтель и генерал Кребс решили, что 12-я армия генерала Венка должна быть переброшена на берег Эльбы, чтобы не попасть в окружение к американцам и прорваться на помощь Берлину. Для освобождения Берлина вислинс-кая группа генерала Штумма должна была начать наступление с севера, 9-я армия генерала Буссе — с юго-запада, а группа «А» генерала Шернера — из Чехословакии.
Но русские были уже в предместьях Берлина, а американские, английские и французские дивизии повсюду наносили поражения немецким армиям. 25 апреля американские и советские войска встретились на реке Мульде. 26 апреля генерал Венк, не считаясь с потерями, пробился вперед, но, не дойдя 15 км до Потсдама, был вынужден отступить к Эльбе. Его армия была уничтожена.
После поражения Венка исчез и луч надежды, вызванный этими наступательными операциями сильно потрепанных армий. Я спрашивал Лоринхофена, чего они могли ожидать в том случае, если бы Венку действительно удалось войти в Берлин и достичь имперской канцелярии. Разве война не была проиграна в любом случае? «Конечно, была проиграна, — ответил Лоринхофен, — но влияние Гитлера на находившихся в убежище генералов было так велико, что они в отчаянии ломали голову, как бы помочь ему в эти часы. Они не позволяли себе думать о чем-либо другом».
Из бесед с уцелевшими обитателями этого подземного мира мне стало ясно, что все они были очень высокого мнения о Геббельсе, который заявил, что умрет вместе с Гитлером, и привел в убежище жену и шестерых детей. Дети не должны были пережить Гитлера. Жена Геббельса тоже хотела умереть вместе с фюрером. Сначала она возражала против планов своего мужа, собиравшегося покончить с собой и убить детей, но в конце концов и она оказалась жертвой того «влияния», о котором говорил Лоринхофен, и перестала сопротивляться.
Ну, конечно, и Ева Браун была тут. Она приехала из Мюнхена в элегантном наряде с целым запасом дорогих туалетов и заявила о своем решении умереть вместе с любимым человеком.
26 апреля сквозь дым и пламя в Берлин спустился самолет. Гитлер, узнав об «измене» Геринга, решил оскорбить его тем, что назначил его преемником генерал-полковника фон Грайма. Фон Грайм, вынужденный приземлиться на одной из улиц, пробрался затем в бомбоубежище, чтобы принять уже бесполезное командование авиацией, которой больше не было. Сопровождавшая его женщина оказалась известной летчицей Ганной Райч.
Итак, в убежище стало двумя обитателями больше. Но вскоре число их опять убавилось. Генерал-майор СС Фегелейн, шурин Гитлера (он был женат на сестре Евы Браун — Гретль), не выдержал этой жизни в убежище и, несмотря на свое «родство» с Гитлером, не ощущал потребности умереть вместе с ним «героической смертью». 27 апреля он исчез. Гитлер приказал найти его. Он был найден в своей частной квартире в Берлине в граждане-кой одежде. Напрасно просил он Еву Браун заступиться за него. Гитлер созвал военно-полевой суд из своих офицеров и приказал осудить Фегелейна на смерть. Его вывели из убежища, поставили к стенке и расстреляли.
Приговору над Фегелейном, вероятно, способствовало и подозрение, что он был замешан в гораздо более серьезной измене, чем афера Геринга. Было получено сообщение, которое вызвало еще небывалый нервный припадок: Генрих Гиммлер, известный как «верный Генрих», сделал врагу предложение о мире и капитуляции и, кроме того, обещал выдать Гитлера победителям. Гитлер в ужасе думал о конце, постигшем Муссолини, или о еще более страшном конце, то есть об унижении, которое, может быть, придется пережить перед смертью. Он уже видел себя выставленным на какой-нибудь многолюдной площади в России. Он вынул из ящика горсть небольших медных ампул, выглядевших как губная помада, и распределил их среди своих ближайших друзей. В ампулах содержался сильнейший яд — цианистый калий.
Предполагалось, что не все сразу покончат с собой. Более того, Гитлер приказал фон Грайму отложить самоубийство до тех пор, пока ему не удастся организовать воздушный налет на русские войска, находившиеся в Берлине. Фон Грайм возразил, что авиации для налета больше нет, и он хотел бы лучше остаться и умереть вместе со своим начальником. Но Гитлер настаивал. Для этого у него была еще одна причина. «Нельзя допустить, чтобы предатель стал моим преемником! — заявил он фон Грайму. — Надо схватить Гиммлера во что бы то ни стало».
Единственным оставшимся самолетом была маленькая двухместная машина, на которой два дня тому назад прибыл фон Грайм. При свете огромных пожаров Ганна Райч оторвалась от земли. Вскоре оба они были уже далеко от развалин Берлина.
В Берлине борьба шла уже не за улицы, а за каждый палисадник, за каждый дом, за каждую комнату. Немцы прекрасно забаррикадировались в вокзалах и туннелях подземной дороги, там же были размещены раненые, и под землею же отдельные части города сообщались друг с другом. Но русские тоже начали проникать в этот подземный лабиринт. Об этой войне в туннелях рассказал мне капитан Больдт: «Гитлер приказал открыть подземные шлюзы Шпрее, чтобы затопить туннели городской дороги с южной стороны имперской канцелярии. Тысячи раненых, находившихся там, погибли».
Гитлер считал важным иметь при себе яд. Его военный стенограф Людвиг Кригер описывал мне, как Гитлер сравнивал себя с Фридрихом Великим, у которого всегда яд был наготове.
В начале апреля Геббельс прочел Гитлеру о том периоде жизни Фридриха Великого, когда после смерти русской царицы судьба опять стала ему благоприятствовать. У Гитлера не было совершенно никаких шансов, когда 12 апреля вдруг поступило сообщение о смерти Рузвельта. Для Гитлера это означало, что чудо снова повторилось.
