– Не глупите, Мелэйна. Мы оба знаем, что без меня вам конец. Так зачем же вам идти на эшафот вместе с этими отбросами? Соглашайтесь – клянусь, что через месяц… или два, или три, я повелю выдать вам лошадь и отпущу на все четыре стороны. Выгодная сделка, не находите?
– Если я отвечу «да», вы… – спустя несколько мучительных мгновений раздумий произнесла девушка, понимая, что более упираться не имеет смысла, – вы освободите моих друзей?
– Конечно, – чересчур быстро согласился Готт. – Даю вам мое слово.
И тут Мелэйна вдруг поняла, что он врет, и даже получив желаемое – ее просто передернуло от картины, что предстала перед ее глазами – он все равно выдаст Мечам всех троих, не задумавшись ни на миг; а то и попросту прикажет перерезать им глотки и выкинуть в ближайшую канаву. Наконец, освободившись от цепких объятий, что стали совсем уж непристойными, девушка резко поднялась со стула и подняла плащ, поплотнее закутавшись в грубую ткань.
– Боюсь, вряд ли я могу принять ваше предложение. Уж лучше нас осудит орден.
Услыхав это, Арам тут же переменился в лице; щеки его покраснели – видимо, и от количества выпитого и от злости – а желваки заходили точно на ниточках. Схватив девушку за одной рукой за запястье, другой он вцепился в ее ворот, прижав к стене, обдавая запахом вина и какого-то масла, коим любил густо замазывать волосы, что блестели под свечными лампами.
– А я боюсь, что ты и твои дружки «случайно» могут и не дожить до завтрашнего утра, – прошипел Готт. – Или, скажем так, дожить не в том виде, в каком прибыли сюда, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Никаких Мечей на самом деле нет. Ведь так? – вдруг поняла Мелэйна, а усмешка мужчины укоренила ее подозрения.
– Это уже не имеет никакого значения, – он прижался к ней почти вплотную, пребольно выворачивая ей руку. – Но уверяю, что мои люди могут быть столь же любезными, как и братья. Так что ты выберешь – плаха или постель?..
Последнее слово Арам выдохнул ей прямо на ухо, обдав его горячим дыханием; Мелэйна же тщетно пыталась отстранить от себя мужчину, судорожно размышляя о том, что ей делать: то ли криком позвать на помощь – но смеют ли солдаты перечить своему командиру? – то ли… Нет, дар она применит лишь тогда, когда у нее не останется другого выбора. Пускай, после ее подвергнут пыткам, пускай повесят, но матерь все видит и не отвернется от своей дочери. Боги, смилуйтесь… И вдруг, когда рука Мелэйны ненароком скользнула по поясу мужчины, пальцы ее ощутили холодный металл – ключи! В тот же миг в ее голову пришла безумная мысль – но деваться более некуда; или сейчас, или никогда.
– Я согласна, – прошептала она и кротко улыбнулась, меж тем пытаясь незаметно стянуть неподдающуюся связку. Ухмыльнувшись, мужчина уткнулся носом в ее шею и она поспешно добавила. – Но…
– Никаких но, душа моя, – прошептал Готт, запустив руку ей в волосы. – О, ты не пожалеешь, клянусь…
– Ты собираешься сделать это на полу? – Мелэйна едва сдержала крик радости, когда ключи скользнули в ее рукав. – Быть может, у тебя найдется хотя бы одеяло?
Окинув ее напоследок жадным взглядом, мужчина бросился к сундуку, что стоял у окна и через мгновение на пол полетели штаны, куртки, кафтаны да рубахи; Мелэйна же, достав ключи из рукава, попыталась разобраться, какой из них от камеры, где держат Джейми и Стефана – но боги, они же все одинаковы! Полностью погрузившись в раздумья, она едва успела спрятать руку за спину, когда Арам вдруг замер; а потом он похлопал ладонью по поясу – как раз там, где была связка – и девушка с шумом сглотнула слюну, попытавшись унять дрожь в коленках.
– Подскажи, а ты случайно не видела, куда я дел то, что пару мгновений назад висело у меня на поясе? – протянул Готт, вставая на ноги.
– О чем ты? – девушка нахмурила брови, будто не понимая, что он имеет ввиду, но Арам лишь сузил глаза и шагнул в ее сторону, сжимая кулаки.
– Так все же я был прав – ты обычная воровка. Не прикидывайся невинной овечкой, потаскуха. Ты прекрасно знаешь, что я говорю о ключах. Где они? Говори, пока я не выбил из тебя всю…
– О каких ключах ты говоришь? Вот об этих? – Мелэйна ткнула пальцем за спину Арама.
Он повернул голову, и девушка в следующий миг сделала то, чего не ожидала и сама от себя – ухватив со стола практически пустой кувшин, она подняла его над головой и через миг опустила посуду точно на затылок Готта. Мужчина охнул и упал на колени, силясь подняться, но Мелэйна, собрав все силы в новый удар, вновь замахнулась – раздался громкий звон, кувшин разлетелся на куски, а Арам рухнул на бок, закатив глаза. Еще некоторое время Мелэйна тяжело дышала, боясь, что мужчина вот-вот очнется, все еще дрожа и слыша, как ее сердце пытается выскочить из груди – но когда девушка поняла, что Готт потерял сознание, тут же бросилась к раскрытому сундуку.
Мелэйна как раз завязывала кисти Арама тонким кожаным поясом – еще давным-давно Стефан от нечего делать показал ей, как делать один хитроумный узел, который легче разрубить, чем распутать, и она пыталась припомнить все те ловкие движения, искренне жалея, что не слишком внимательно слушала своего друга – когда из-за двери раздались тяжелые шаги, а следом послышался громкий стук и хриплый голос:
– Господин Готт? Все в порядке? Мы слышали какой-то шум.
– Д-да! – через несколько мгновений ответила девушка, стараясь придать голосу непринужденный тон. – Господин Готт… то есть Арам немного устал, – мужчина еле слышно застонал и девушка не без наслаждения затолкала ему в рот скомканный шелковый платок, – и уснул. Он просил не беспокоить его до утра.
За дверью начали переговариваться, и Мелэйна затаила дыхание – что если солдаты о чем-то заподозрили? Выломать дверь им не составит труда – а увидев ее над телом Готта… Но хвала богам, что голоса смолкли и судя по топоту, непрошеные гости удалились; поцеловав медальон, девушка воздала хвальбу Матери, ухватила Арама за ноги и кое-как смогла взвалить его на постель – с отвращением заметив, что она усыпана свежими лепестками роз – укрыв одеялом с головой; теперь, если кто-то вдруг и заглянет в покои, то подумает, что тот спит. Также Мелэйна в спешке прибрала творившийся вокруг беспорядок, ничтожно сумняшеся комом свалив одежду обратно в сундук и кинув туда же наиболее крупные осколки, оставшиеся от разбитого кувшина.
