чище которых ты не найдешь на континенте… Лучшие из лучших, чистые как слеза девственницы, крупные как глаза верблюда…
Дороти покосилась на “Каракатицу”: Морено уже проплыл вперед и, никем не замеченный, держался у самого киля, где начинались растопыренные щупальца носовой фигуры — черной громадной каракатицы. Кажется, он собирался взобраться по ним вверх — на виду у всей призрачной армады и за спиной у Филлипса.
Дороти приготовилась действовать — Черный Пес смел и безумен, но у полковника на поясе пистолеты, а одна пуля, метко пущенная в голову, остановит кого угодно.
Но пока Филлипс не замечал, что творится за его спиной, а призраки гремели мертвыми голосами так, что по воде шла рябь, и сдавать наглого пирата тоже не спешили. Может, не видели?
Неожиданно одинокий громкий голос с бригантины перекрыл тараторенье литайских корсаров.
— Мы дадим бумаги, за которыми стоят десятки таких копей.
Раздались тяжелые шаги, и на палубе бригантины показался первый призрак, решивший поторговаться лично. Одноглазый, тот, который в паре с рыжей убийцей-ашашинкой смотрел на них с борта на Йотингтонском причале.
За развевающимися полами его черного плаща струились словно потоки темного тумана, в котором появлялись и исчезали силуэты: рыжеволосая убийца с половиной головы, красивая, но очень бледная брюнетка, с улыбкой от веревки на белой шее, юноша, у которого из уголка рта сочилась тонкая струйка крови. Чернокожий с золотыми крыльями, а потом тот, с ожерельем. Они возникали из тумана у одноглазого за спиной и неспешно таяли, словно не в силах удержать облик.
— Бумага воды не любит, — с сомнением покачал головой Филлипс. — Ты лжешь.
— Мертвые не лгут. Моя “Грозовая чайка” ставит купчие на рудники в Кадале и Маритании. Там тысячи таких изумрудов и десятки тысяч алмазов. Бери, человек. Бери и отдай нам Рог Хозяина Океана. Не гневи темных богов своей жадностью, иначе мертвые вспомнят о голоде…
— Который им пока что придется подержать в узде, если потом эти мертвые хотят еще немножечко просуществовать, — холодно заметил Филлипс, стянул с холеных рук белые перчатки и задумчиво похлопал ими о колено.
Морено тем временем зацепился за одно из щупалец, подтянулся вверх и прижался к темному борту, прячась в тени. Потом осмелел, зацепился за следующее, подтянулся и оказался уже на уровне порохового погреба.
Дороти подумала, что Черный Пес оттуда постарается пробраться на орудийную палубу, чтобы найти внутри корабля тот Рог, о котором говорил одноглазый кафр, но нет — Морено подтянулся на следующем щупальце и, точно не замечая возможности нырнуть в амбразуру, прополз по резной опоре вперед — к разинутому алому клюву черной каракатицы.
— Серьезно? — не выдержав, Дороти прошептал это вслух. — Он спрятал артефакт, за которым идут все мертвецы здешних морей, в гальюнную дыру?
— Это не он, это я. Куда успел — туда и сныкал, — ворчливо отозвался Саммерс, который незаметно пробрался к Дороти и теперь присел за ящиком со снастями. — Бринна просит передать, что палить будет с правого борта — ежели что. Ну чтобы вы под ядро не сунулись.
— А откуда у вас вообще этот Рог? — Дороти все никак не могла справиться с удивлением. — Что он такое?
— Так когда кэптен с Призраком сцепились, он у него с шеи сорвал. Случайно, — неохотно пробурчал Саммерс. — А потом на нашу голову свалилась Дороти Вильямс, вся в мундире. И в шляпе. Призрак пуганулся почему-то, ушел. Я и зашвырнул эту штуковину куда подальше, чтоб вам не досталась. Вы ж, вона, в белых перчатках, мундире с жабой, всяко в гальюн не полезете.
— Саммерс, вы лучший боцман в этих морях.
Дороти могла только посмеяться и покивать на прозорливость боцмана: это точно, ни ей, ни Филлипсу лезть туда в голову бы не пришло, а чисткой гальюна занимались редко — устройство корабельной уборной предполагало некоторое самоочищение морем. И имело одинаково простой принцип работы на всех судах. И не сказать, чтоб не вонючий.
Оставалось загадкой, для чего этот Рог нужен мертвым? Но ответ она получила почти сразу — видимо, сегодня был особенный день, когда боги разрешали своему блудному сыну Саммерсу произносить больше десяти слов.
— Рауль рассказывал, когда еще Призрак для нас загонял добычу и они не разосра… не ссорились, в общем, что эта штука — Рог Хозяина Океана. Морского Диявола то есть. Хозяина пучины. Вызывает шторм невиданной силы. Кораблю из такого не выйти. Корабль на дно — а Призрак рядом, сторожит души. Заберет их и к Хозяину на поклон, а тот Призраку сроки службы продляет. Тащишь души — ты есть.
— Кто не работает — тот не живет, так?
— Верно. Почему эти призраки всегда возле всяких баталий трутся да в центре штормов рыскают — они как воронье, на мертвечину слетаются. А с Рогом так и делать ничего не надо — настало время, дунул, плюнул, подождал, пока затонет, барыш получил. Вот и грызутся они из-за этой штуковины. Мы когда “Лилии” ядер по бортам накидали, да на себя ее внимание отвлекли, как раз на руку Призраку сыграли — он Рог с галеона себе увел.
— То есть он тоже топил корабли, чтобы продолжать жить? — зачем-то уточнила Дороти, хотя и так было ясно — Доран и его “Холодное сердце” ничем от других неупокоенных мертвецов не отличались, а значит, и повадки у них схожие.
— Ему — души, нам — товар, — Саммерс посмотрел, прищурившись, словно ожидал от Дороти возмущения. — Все довольны.
— А потом он забыл Морено, и вы остались без ручного Призрака и его штормов.
— Зато другой талантец огребли, — Саммерса, кажется, разочаровало, что Дороти так спокойно приняла мрачную историю. — Я к Бринне, там сейчас будут нужны руки. И учти — попадешь под ядро, командор, тут рыдать никто не будет.
Боцман еще раз коротко глянул на Морено, который осторожно, но неумолимо полз по деревянной каракатице к цели, потер щеку и внезапно тихо рассмеялся:
— Знала бы ты, какими словами он меня крыл, когда узнал, куда я запихнул Рог.
Дороти прикусила губу и только и смогла, что кивнуть. Смеяться беззвучно она не умела, да и новые вести про особенности жизни Дорана к веселью не располагали. Но и планов не меняли.
— Ставка.
Голос Филлипса вырвал ее из раздумий.
Оставались двое участников торгов, которые пока не сказали своего слова.
“Лилия” высилась молчаливой громадой и казалась намного более материальной, чем положено призраку. Покрытые алой краской лепестки цветка будто скрывали в сердцевине монстра. Туго натянутые черные паруса ветер словно и не теряли.
На этот раз шагов
