но, видимо, у кого-то были глаза острее.
Один из призрачных кораблей внезапно растворился туманом и соткался как раз между “Свободой” и “Каракатицей” — то ли прикрывая их маневр, то ли отрезая им дорогу к абордажу.
С учетом того, что это было потрепанное и потемневшее от времени “Холодное сердце”, оба предположения могли быть в равной степени правдой.
Выглядел корабль Дорана лучше, чем те, что остались на Гряде: вроде как сильно потрепанный фрегат, у которого команда разленилась и забыла, как драить палубу.
Но это только на первый взгляд.
На второй становилось ясно, что держалось судно на плаву только благодаря дьявольским силам. Ниже ватерлинии щерилась огромная пробоина. По мачте змеилась забитая илом трещина, и ясно было, что с ней мачта веса паруса не выдержит, однако серое полотнище с грязными разводами продолжало колыхаться — но не по воле ветра, а словно по собственному разумению: надуваясь пузырем, когда ветер стихал, и опадая при порывах.
У подножия лестницы, ведущей на мостик, лежала какая-то темная куча водорослей и, кажется, иногда шевелилась. По бортам белели наросты кораллов и морских желудей. Двери в кают-компанию были плотно закрыты, а за окнами мелькали тени — словно кто-то любопытный отодвигал занавеси и выглядывал в иллюминаторы.
Но палуба пустовала.
Впрочем, никто из призраков на других кораблях тоже не спешил порадовать живых своим присутствием.
— С чего вдруг такая забота? Неужто зенки протер и узнал? — Морено, увидев, что творит “Холодное сердце”, только сплюнул и еще ожесточенней замахал Фиши.
Тот смелее повернул руль, и под прикрытием они прошли с четверть кабельтова и остановились, почти уткнувшись носом в призрачный борт.
Тем временем шлюпка под сильными гребками гарнизонного капитана вышла на открытую воду перед носом “Каракатицы” — как глашатай на площадь.
— Морено, сейчас самое время рассказать, что ты спрятал на борту, — уже прошипела Дороти, теряя терпение.
— Зачем лишний раз трепать языком? Лень. Парень сейчас все скажет сам. А я пока прогуляюсь.
— Рауль! Куда…
Но Черный Пес уже не слушал — угрем просочился между ящиками, невидимым пробрался к правому борту, отстегнул перевязь с тяжелым палашом и, зажав в зубах кортик, скользнул по канату вниз.
Как Дороти ни вслушивалась — ни шороха, ни плеска она не услышала. Прошла минута, другая, но тревоги никто не поднял. А потом общее внимание притянула к себе шлюпка.
Полковник Филлипс — похудевший и осунувшийся, точно снедаемый внутренней лихорадкой — встал на скамью гребцов и заговорил. Удивительно, что говорил он тихо, однако каждое слово разносилось по водной глади, усиливаясь, точно он орал во весь голос.
— Вы пришли, потому что знаете, что находится на этом судне, а я знаю, как этот… предмет, назовем его так, важен для вас. Ценность, верно? Сокровище. И пока оно в руках живых — насколько бессильны вы, чье могущество сложно измерить человеческой меркой.
Филлипс замолчал, ожидая ответа, но призраки безмолвствовали, и он продолжил.
— Живым оно ни к чему. Вам же необходимо, чтобы влачить и дальше свое существование, полное дьявольской мерзости и грехов, которые столь тяжелы, что не пропустили вас даже в царство теней. — Полковник ослабил воротничок, прокашлялся и продолжил, все также спокойно и без капли страха в голосе: — Теперь я спрошу у вас, проклятые, что вы готовы дать за свое сокровище?
Дороти думала, что призраки опять промолчат, но, видимо, Филлипс не лгал, и похищенная вещь и вправду была для мертвых важнее всего.
Первым “заговорил” корабль паломников-жрецов, если слово “говорил” можно было применить к призраку.
Нестройный хор голосов — от шепота до крика — грянул сразу, оглушил. Захотелось заткнуть уши и скорчиться в своем укрытии, но знать, видеть и слышать было важнее, и Дороти осталась стоять, судорожно сжимая Сердце Океана через платок, но все еще не решаясь посадить паразита к себе на тело.
— Зооолото храмов. Артефакты богов, полные силы. Меч бога грома, косу богини жатвы… Без обмана… Настояаащщщщая, — прокатилось от корабля по волнам и вспенило воду у самого борта шлюпки. — Меч дадим. Силу обретешь — будешь король королей… Чудеса творить будешь, иссссцелять… Золото веры…
Шепот прокатился еще раз и стих, паломник назвал свою цену.
Филлипс холодно кивнул, давая понять, что услышал, и Дороти поразилась выдержке этого человека. Безусловно, тот был подлецом и мерзавцем каких поискать, и Дороти бы с радостью проверила, какого цвета у полковника кровь, но в одном ему было не отказать — перед рылом скалящегося смертельного ужаса он своего лица не терял.
Рядом с ватерлинией “Каракатицы” мелькнула темная тень, потом чуть ближе, и на якорную цепь осторожно легла рука — Дороти сверху было неплохо видно, как Морено, все также зажав кортик в зубах, без плеска скользит сбоку от своего корабля, точно барракуда. Увидеть его можно было только с призраков, чьи палубы пустовали, и со “Свободы”, которую по-прежнему прикрывал корабль Дорана.
Но что Морено задумал?
Дороти осторожно развязала платок, удерживающий Сердце Океана, подумала и вместо того, чтобы закрепить его как раньше на руке, приложила камень к шее. Чтобы лег аккурат в ямку между ключиц и прижался к гортани, а потом замотала сверху платком и завязал концы узлом. Так надежнее, чем на руке — если срежут, то только вместе с головой, а сделать это, когда сила у Дороти — не так-то просто.
Тем временем призраки начали отвечать. Один за другим. На разных языках, разными словами, множеством голосов. Они предлагали Филлипсу плату за неизвестное сокровище, ставя на кон все, что имели.
С триремы рыкнуло строевое:
— Платина империи… разбитые императорские галеры. У самых берегов. Дары царице цариц не довезли. Прекраснейшей. Статуя из золота. Бери, смертный, и уходи, — рявкнуло и затихло. Древние имперцы лишних слов не тратили.
— Город, потопший тысячу лет назад, полный восхитительных сокровищ, — прошептало с купеческого кофа. — Слово мертвых, мы отведем и поднимем на свет все, что укажешь. Отдай нам…
— Нет, нам! — истошно проорало с галеона-остова, и Дороти, присмотревшись, поняла, что тот, кажется, принадлежит литайским пиратам — обрывок парусного полотнища на обломке мачты сохранил остаток золотой вязи по краю. — Он наш по праву. Мы владели им… Мы желаем владеть им сейчас! Дай нам! Иначе покараем! Снимем кожу и натянем на реи, будем идти под парусами из человеческих кож, пока ваши души будут вечно…
— Цена, — скучающим тоном напомнил Филлипс и недовольно поджал губы. — Я жду ставку.
— Будь ты проклят, и проклята твоя мать ослица! Отдай нам…
— Ставка.
— Изумруды с копей, — обреченно прошептало с остова галеона. — Камни,
