похоже, что капитана “Лилии” вывести из себя было легче легкого и рисковать не стоило: гигантский послушный мертвой воле спрут — не ручной гепард, а зверь поопаснее.
— Но жрет, наверное, прорву, а мы джентльмены удачи — когда сытые, а когда и на голодное брюхо спать укладываемся. Этот парень с голодухи и меня, и команду схарчит.
Рука в перчатке снова стукнула по перилам, и кракен медленно погрузился в пучину, оставляя на поверхности огромный водоворот, от которого “Каракатицу” зашатало, а Морено чуть не слетел со своего насеста.
— В общем, это все славно, — подытожил результаты торга Морено, — но меня не устраивает. Поэтому я предлагаю…
Черный Пес взял нарочитую паузу. Вокруг все замерло, даже мерный мертвый шепот затих.
— …пусть Рог достанется сильнейшему. Мы тут в сторонке подождем, пока останется только один, самый сильный парень.
Даже у Дороти от такой наглости удивленно открылся рот, а призраки так и вовсе закаменели, даже шептаться перестали.
На один крохотный миг показалось, что у Морено получится стравить дьявольских слуг между собой, но, видимо, сказки мертвые помнили даже за гробовой доской. И чем они заканчивались, тоже не забыли. Одно дело, когда “Холодное сердце” и “Лилия” под прикрытием бури пытались облапошить друг друга, утянув Рог, и совсем другое — разборки при всех. Видимо, призрачный кодекс такого не позволял, а может, тот самый Хозяин, которому тащили всю добычу, не одобрял свары между своими миньонами.
— Мы не сражаемся друг с другом, смертный. Мы пьем живых, чтобы быть. Своим мертвым братьям мы не нужны, — одноглазый с бригантины сел на край борта и свесил вниз ногу, от которой расходились темные ручейки тумана. — Тот, кого сожрал кракен, объявил торг, и никто не покинет Моря Мертвецов, пока сделка не свершится. Таково слово. Назначай цену, смертный! В наших силах даровать любые сокровища, даже те, о которых на суше никогда не слышали. Хочешь, мы поднимем для тебя утонувший континент, чьи дворцы не видели солнечного света уже три тысячи лет? Или откроем тайный путь в Закрытое Царство, куда нет дороги живым? Решай, смертный.
Где-то вдалеке, точно подтверждая слова одноглазого, ударил призрачный колокол, а капитан “Лилии” отдал честь в знак согласия.
— Назови свою цену, смертный, — продолжил одноглазый. На его плечо медленно взобрался объеденный рыбами кошачий костяк, с ошметками рыжей шерсти на ребрах. Одноглазый погладил его по хребту и продолжил: — Тот из нас, кто ее заплатит — заберет Рог Хозяина Океана, а твой корабль сможет уйти. Остальное — не твоя печаль.
— Ну, мне пока еще не всех девок в борделе показали.
Морено явно тянул время, хотя смысла в этом было немного. Рог нужно было отдавать и выторговывать себе условия отхода.
Но капитан бригантины четко сказал “твой корабль”. Мертвые не лгут, хотя хитрят и не договаривают. Тут таилась ловушка — потому что кораблей у них было два, а значит, придется выбирать, каким из них пожертвовать — “Каракатицей” или “Свободой”.
И если Черный Пес легко согласится на второе, то Дороти будет против.
Морено это понимал, как и осознавал — безумие переть одним кораблем против восьми призраков и кракена. И про “твой корабль” тоже слышал.
Но тянуть время бесконечно не получалось — призраки теряли терпение.
— Назови свою цену! — грянуло со всех кораблей разом, налетевший порыв ветра поднял волну, плеснувшую в борт и обдавшую сапоги Морено брызгами.
— Спокойнее. Я сказал, что хочу услышать все предложения. А вот тот скромник пока молчит, — Черный Пес прицельно указал пальцем на борт “Холодного сердца”. — Или ему нечего предложить за цацку? Чего тогда приперся?
Теперь все взгляды скрестились на корабле Дорана, который по-прежнему был пуст и безмолвен.
— Призрак молчит, — прогудело с имперской триремы. — Призрак не хочет быть…
— Призрак наелся душ досыта, — тонко проблеяли с жреческого судна, и призраки, точно свора торговок перед сборщиком налогов, принялись наперебой выкрикивать прегрешения своего собрата.
Морено, кажется, только того и было нужно, Дороти увидел, как тот напряг ноги, приготовившись прыгать. Но Черному Псу с его насеста не было видно то, что видела Дороти.
Да, призраки отвлеклись на свару, но темная гигантская тень, незаметная с того места, где сидел Черный Пес, затаилась как раз под днищем “Каракатицы”.
И уж попытку сбежать вместе с Рогом кракен точно не допустит.
Дороти махнула, привлекая внимание Морено, и указала тому на “Холодное сердце”.
Если Доран решил соблюдать нейтралитет — пусть его. Вместо восьми призраков они будут сражаться с семью — потому что Морено не бросит “Каракатицу” и свою команду на “Свободе”, а у Дороти не хватит совести оставить беззащитную перед мертвецами команду Филлипса. Вернее, уже свою команду.
Дороти оттолкнулась и прыгнула без разбега, уцепилась за ванты, удержала равновесие и спустилась вниз.
Борт корабля Дорана и впрямь оказался ледяным на ощупь, словно дерево промерзло до сердцевины: Дороти случайно коснулась латунной петли и с трудом оторвала от нее мигом прилипшую руку.
Холодный прием от “Холодного сердца”.
Дороти миновала мачты, обошла сваленный на палубе мусор, кучу бурых, мерзко шевелящихся водорослей, и остановилась, прикрытая от призраков палубной надстройкой, так, чтобы Морено видел ее.
Черный Пес выждал, пока очередной призрак выкрикнет свои обвинения, и равнодушно пожал плечами:
— Раз этому парню дудка не нужна, пусть она ему и достанется, — и пока все осмысливали услышанное, легко оттолкнулся от носовой фигуры и, перед тем как рухнуть в воду, с силой запустил реликвию прямо в сторону Дороти.
Кракен сразу отлепился от днища “Каракатицы”, сильно ее качнув, и скользнул к “Холодному сердцу” следом за Рогом.
Дороти, ожидавшая нечто подобное, ухватилась за ледяной канат и перегнулась вниз, через борт, в попытке поймать бешено крутящийся в воздухе Рог, но ее опередили — черная рука, возникшая прямо из заиндевевших досок, сомкнулась в стальной хватке, поймав Рог за основание.
А после, как в дурном кошмарном сне, из корабля, словно из мягкой болотной грязи, медленно вышел Доран Кейси.
За ним, как и за капитаном бригантины, тоже тянулись нити — только не туманными языками, а тонкими, блестящими от мороза паутинками — тысячи, сотни тысяч нитей, неразрывно связывающих капитана и его мертвый корабль.
— Мой, — тяжело уронил Доран и прошел мимо Дороти, словно той и не было на борту.
Выраставшая из досок палубы паутинная сеть ласково льнула к его стопам и неохотно обрывалась, когда он переставлял ноги.
Старый друг все-таки явился, но совсем не так, как воображала себе Дороти.
И чем дольше Дороти смотрела, тем меньше в ней оставалось уверенности
