В палатку вполз Кейзо, утомленный, видимо, борьбой за место в пирамидальной палатке, а может быть, привлеченный громкой речью профессора. Видно было, что Кейзо жаль расставаться с обжитым местом. Он достал из одному ему ведомого мешочка какой-то порошок светло-желтого цвета, развел его в воде и вылил жидкое тесто в большую тефлоновую кастрюлю, и скоро мы уже жевали дымящийся рассыпчатый пирог, заедая его еще не совсем оттаявшим тягучим медом. Блаженство! Аромат свежеиспеченного кекса распространился над всем лагерем и, наверное, достиг обостренного обоняния Уилла, потому что через несколько минут после того, как мы приступили к трапезе, в палатку просунулась подозрительно лохматая голова предводителя. Со свойственной ему от природы непосредственностью Уилл присоединился к нашей компании, и Джефу уже ничего, кроме аромата, не осталось.
Возвратились в палатку вместе с Уиллом — сегодня наша последняя совместная ночевка. Почти семьдесят дней мы жили с Уиллом бок о бок, научились понимать друг друга с полуслова, что было особенно важно и ему, и мне, так как на целое Слово ему порой не хватало русских, а мне английских слов. Области наших гурманских интересов полностью перекрывались. Мы обнаружили полное единство и взаимопонимание во взглядах на мелкие бытовые проблемы (как, например, мытье посуды), мы оба повзрослели на год в нашей уютной палатке, мы обнаружили за эти семьдесят дней, проведенных в жестких, порой критических условиях зимнего Антарктического полуострова, очень много схожего в наших характерах, взглядах на жизнь и будущее нашей планеты. В сорокаградусные морозы и штормовые ночи нас согревал один общий голубой огонек примуса, наши зимние ночи освещала одна общая свеча, мы пели на два голоса песни и читали английские стихи, у нас одинаково сильно болела голова на следующее утро, мы были, воистину, гражданами мира… И вот сейчас Уилл давал прощальный ужин при свечах. Предвижу, что какой-нибудь дотошный читатель в этом месте непременно спросит: «Как! Неужели все семьдесят дней вы жили душа в душу и между вами не было ни одного конфликта?» Нет, разумеется! Случались, конечно, но не конфликты, а скорее жаркие споры. Особенно в последнее время, когда из-за плохой погоды и забастовки собак Уилл нервничал и порой, как мне казалось, принимал необдуманно быстрые решения. Как знать, если бы Уилл был русским или я, наоборот, американцем, может быть, эти споры и переросли бы в конфликты, без которых, увы, трудно представить современную жизнь, но в нашем случае выручало незнание языка: запас слов кончался гораздо раньше, чем спор начинал перерастать в конфликт! Поэтому могу со всей искренностью заявить: «Да, все семьдесят дней русский и американец жили душа в душу!»
На ужин были великолепные спагетти с томатным соусом и перцем. Температура минус 22, ветер северо-восточный, 8–10 метров в секунду, ясно, заснули с мыслями о завтрашнем старте.
3 октября, вторник, шестьдесят девятый день.
Высокая облачность, легкий ветерок, мороз и прекрасная видимость. Что еще надо для продолжения путешествия! Вы абсолютно правы, еще необходимо свернуть лагерь, упаковать нарты и запрячь собак. В связи с переходом на новую организацию движения сборы и упаковка нарт отняли без малого пять часов, и мы смогли выступить только в 11.00. Разработанная накануне схема движения неукоснительно выполнялась всеми участниками экспедиции и собаками, которые после хорошего отдыха проявляли заметное рвение и энтузиазм. Но чрезвычайно рыхлый снег не позволял им реализовать свой порыв полностью, и в результате за три часа мы прошли только пять километров. Во время одной из остановок я заметил, что шедший последним Уилл двигался несколько необычным способом: он шел в стороне от колеи, тяжело переставляя лыжи и сильно отклонившись в противоположную сторону от нарт. Приглядевшись, я заметил веревку, привязанную к его поясу. Я поехал к нему, чтобы посмотреть в чем дело. Оказалось, что неправильно нагруженные нарты все время сползают с колеи вбок и зарываются в снег, отчего собакам, естественно, было тяжелее их тащить. Привязав веревку к передку нарт, Уилл пытался своим весом удержать нарты в колее, и это ему отчасти удавалось. Я обратил внимание на то, что его собаки, в отличие от всех остальных, выглядят вяло и не слишком стараются. Частенько упряжка вообще останавливалась из-за того, что то одна, то другая собака приседала за естественной надобностью. Обычно они все успевали сделать это в течение первого часа после старта, но сейчас-то прошло уже целых три! Собаки явно переели за эти три дня и, кроме того, сегодня утром перед выходом Уилл в нарушение всех правил вновь накормил их. И вот результат. Уилл не согласился с моей версией о причинах такого поведения его собак. Он уверял, что все дело в чересчур тяжелых нартах. Знакомая ситуация, не так ли? И это при всем том, что в упряжке Уилла больше всего собак и она идет последней, то есть по проторенному следу. Я убежден, что вес его нарт такой же, если не меньше, чем у Джефа, и главная причина в плохой форме собак сегодня утром. Некоторое время мы шли по обе стороны нарт, иногда подталкивая их. Я пытаюсь убедить Уилла, чтобы он хоть сегодня вечером после прихода пощадил вконец расстроенные желудки собак. Он продолжал мрачно не соглашаться. Дотянули до обеда. Уилл предложил мне сменить его около нарт, а сам ушел, по его словам, для отдыха вперед на лыжах. Но тут повторился печальный опыт Вейерхаузера — собаки отказывались повиноваться моим командам. Пришлось Уиллу вернуться к нартам, и вновь мы оба, налегая всем корпусом на стойки нарт, попытались удержать их в колее, но отставание наших нарт становилось все заметнее. Уилл ругал собак, но это ничуть не добавляло им энтузиазма. Я их прекрасно понимал: тянуть на полный желудок тяжелые нарты по глубокому снегу — занятие не из приятных. Во время одной из остановок Уилл убежал вперед к Джефу и о чем-то с ним разговаривал, при этом весьма красноречиво жестикулируя. Они вернулись вместе, Уилл был явно раздражен, Джеф выглядел внешне спокойным, но чувствовалось, что в душе он согласен с тем, что ему предстояло сейчас сделать. Уилл вытащил один ящик с собачьим кормом и один фанерный ящик с запасным лагерным имуществом и передал их Джефу. Нарты Уилла стали килограммов на пятьдесят легче, а нарты Джефа — соответственно, тяжелее. Джеф молча принял этот дар и ушел к своей упряжке. Перераспределение груза закончено, мы тронулись, но… Собаки Джефа, кажется, не почувствовали, что их нарты стали на 50 килограммов тяжелее, а собаки Уилла, в свою очередь, ни в коей мере не отреагировали на то, что их нарты стали легче на те же самые 50 килограммов. Отставание по-прежнему увеличивалось. Уилл был явно обескуражен. Мы вновь остановились и перепаковали нарты, сместив основной груз ближе к середине.
