присосался к горлышку.
Может, вино и было великолепным, только вкуса я не почувствовал. Надо выпить как можно больше и как можно скорее, пока обалдевший от моих действий Алекс молча наблюдает за происходящим, не торопясь снова атаковать.
— Последняя воля приговоренного — закон? — хмыкнул он, когда я отставил бутылку.
— Ага, — подтвердил я и рассмеялся, — Скажи, братишка, ты меня уважаешь?
Алекс вопроса не понял, но слегка замешкался, я же без зазрения совести запустил в него фаерболом. Огненный шар прошел в паре сантиметров над его головой — сукин сын в последнее мгновение успел пригнуться — и прожег в двери дыру размером с кулак.
— Это не по правилам! — взвизгнула Моргана.
Я сформировал второй огненный шар и, подбрасывая его на ладони, объяснил сестрице где и в каком виде видел ее, Алекса и все их правила. После трех лет сухого закона, алкоголь подействовал мгновенно, а пьяному, как известно, море по колено. Тормоза отказали напрочь, а магия, которую я перестал контролировать, рванула наружу.
— Теперь сыграем по моим правилам! — объявил я и снова пульнул фаерболом в Алекса, точнее, чуть правее: убивать его в мои планы не входило, да и вообще, хотелось поиграть.
— Мазила! — обрадовался он и ответил тем же.
Его огненный шар поджег портьеру, но меня там уже не было, я формировал следующий шар.
— Осторожнее! — закричала Моргана, устремляясь прочь из комнаты.
Я щелкнул пальцами, и с потолка обрушился поток воды, мгновенно погасивший начинавшийся пожар.
— А как же сила? — крикнул я вслед сестрице, но она даже не обернулась, поторопившись скрыться за дверью.
Алекс снова бросился на меня с мечом, все еще полный решимости отправить меня к праотцам, но, честное слово, ему бы стоило сменить тактику. Понятия не имею, откуда у меня в руке взялся кнут, но я тут же пустил его в ход. Взмах — меч Алекса летит на пол. Еще взмах — кровавая полоса пересекает грудь противника, рубашка виснет клочьями, еще… Самое странное, что я никогда не владел этим видом оружия, а тут гляди ж ты… Еще взмах — конец ремня обмотался вокруг шеи противника. Алекс вцепился в петлю руками, пытаясь ослабить захват, но я не дал ему этого сделать. Подскочил, потянул сильнее.
— Что ты сделал с Викторией? — выкрикнул я ему в лицо. — Где она?
В ответ он только хрипел, а лицо наливалось краской. Я ослабил петлю.
— Говори!
— Обойдешься, — выплюнул он мне в лицо.
Я размахнулся и впечатал кулак ему в переносицу. Кровь струйкой потекла из носа, но Алекс только рассмеялся и тут же заехал мне пониже пояса. Ссука, аж искры из глаз посыпались! Я до крови закусил губу, сдерживая рвущийся наружу вой, и прежде, чем согнуться пополам, успел зарядить гаду рукоятью Гелисворта в висок. Противник свалился без чувств, а я… короче, следующие несколько минут были не из приятных. По итогу, я все же добрался до Слез Леса, и мне полегчало.
Силы закнчились вдруг и резко, выветрившись вместе с разудалой пьяной удалью. Да, совершенно неожиданно обнаружил, что трезв, как стеклышко. Слезы Леса помогли? Наверное… поэтому я уселся прямо на насквозь промокший ковер, обхватил руками голову. Из приличных слов — одни междометия. Не знаю, сколько я так просидел, но через какое-то время ко мне вернулась способность двигаться. Я поднялся на ноги, не без труда выпрямился.
Однако, устроили мы тут светопреставление. Портьеры висели обгоревшими клочьями, балдахин над кроватью держится на одном гвозде и честном слове, зеркало разбито, стены в следах копоти, как будто после настоящего пожара, на ковре, занимавшем большую часть комнаты — лужи.
Алекс, как раз растянувшийся в одной из них, все еще не шевелился. Я склонился над ним, нащупал пульс на шее — уфф, живой. Хотя, он — бугай здоровый, что ему станется? Несмотря на то, что он пытался отправить меня к праотцам, смерти я ему не желал. И не только потому, что мне теперь позарез нужно узнать, что он сотворил с Джеммой (правда, я все же надеялся, что он блефовал, исключительно чтобы вывести меня из равновесия). Да и вообще, все происшедшее все еще казалось мне чем-то совершенно неправильным. Создавалось впечатление, что старому товарищу хорошо так промыли мозги, и я даже мог предположить, кто за этим стоит. Впрочем, с этим разберемся позже.
На всякий случай, я еще наложил сверху замораживающее заклятие — меньше всего хотелось снова с ним драться, к тому же сейчас есть дела поважнее.
Оставив его величество почивать в не слишком подобающем монарху месте, я подошел к кровати. Юля все так же спала — хотя, наверное, точнее было бы сказать, находилась в глубокой коме — и на окружающее не реагировала.
«Дядя, есть идеи, что делать?» — спросил я, не слишком, впрочем, надеясь на ответ.
«Предлагаю делать ноги, ” — отозвался он, — „И поскорее. Найди сына и уходите.“
«В смысле? — обалдел я. — А Юля?»
«Что ты там Ромке про наблюдательность рассказывал?» — хмыкнул он.
Я почесал затылок и призадумался. Дядя смотрит моими глазами, а значит, видит то же самое, что и я. Вопрос: что именно я пропустил? Конечно, было бы лучше, если б он не сыпал загадками, а сразу объяснил, в чем дело, но это будет уже не дядя.
Юля… для меня в ее облике не было ничего необычного. Вьющиеся светлые волосы мягкими волнами обрамляли лицо, знакомая россыпь веснушек на носу и щеках, четко очерченные губы… Губы! Точно, губы! Последний раз я видел Юлю еще в начале весны, но вряд ли за полгода что-то сильно поменялось: губы у нее были накачанные, да и ресницы отнюдь не натуральные, а волосы — совершенно прямые и как-то полосато окрашенные — черт его знает, никогда не понимал, как, а главное, зачем они это делают? Что в этом красивого? Впрочем, моего мнения по этому поводу никто не спрашивал, но современные стандарты красоты моего родного мира вызывают у меня оторопь. И да, впервые увидев Юлю на той встрече выпускников, я был неприятно поражен изменениями в ее внешности. А сейчас я видел перед собой ту девчонку, в которую был влюблен в выпускном классе, а значит… Черт, как же я раньше не догадался?!
Та, что все это время прикидывалась матерью моего сына, именно в этот момент открыла глаза — как будто мысли
