— А что это?
— Гоуэр-Галч. Студии «Коламбиа». Прямо через бульвар Сансет в Гоуэр. Совсем недалеко. — Нили откинулся на спинку своего сиденья, и глубокое кожаное кресло с мягким скрипом поглотило его.
Я по-прежнему сидел на краешке своего сиденья.
— Нервничаете?
— Пожалуй. — Какие уж тут сомнения! — Да. Я со многими встречался, но тут вдруг мне звонит директор студии… А что он за человек?
— Гарри? Он сукин сын. — Нили произнес это с той же приятной улыбкой на лице, с какой здоровался со мной. — А если вы расскажете кому-нибудь, что я так говорил, я буду это отрицать до самой смерти. Но все-таки это правда: Гарри — сукин сын.
— Я слышал еще, что он скуп.
— Да? От кого?
От Лилии — но черта с два я стал бы произносить ее имя.
— Да так, — ответил я.
— Правильно, — похвалил Нили мою скрытность. — Но от кого бы вы это ни слышали, это тоже правда. Гарри — сукин сын, причем скупой сукин сын. Если он может выудить из вас пенни, то постарается выудить и два. Но как бы то ни было, я неплохо у него получаю.
— А что вы, э-э… ну, то есть…
— Я — технический помощник мистера Кона. Во всяком случае, так называется моя должность. А делаю я всё, что понадобится мистеру Кону.
— М-м, очень любопытно.
— Обычная работа, никакого показного блеска, но Голливуд же не весь из звездной пыли и сказок состоит. Некоторые люди позируют перед камерами. Другие трудятся. — Он похлопал меня по коленке. — Расслабьтесь, Джеки. Ехать нам недолго, но постарайтесь получить удовольствие от этой поездки.
Я откинулся назад, и «линкольн» принял меня в свои кожаные объятия.
Как и обещал Нили, поездка оказалась короткой. Мы подъехали к воротам «Коламбии», и охранник, стоявший с таким видом, будто оберегал военное укрепление, впустил нас, взмахнув рукой. Студия показалась мне маленькой, хотя я раньше и не бывал на студиях. Но там не было никаких съемочных площадок на открытом воздухе — никаких просторных территорий, застроенных фальшивыми фасадами городов Дальнего Запада или нью-йоркских улиц. И в отличие от студий, какими их изображали в кино, тут нигде не расхаживали участники массовок в костюмах ковбоев, рыцарей в латах или гангстеров, будто им нечего больше делать, как день-деньской разгуливать в костюмах. Я заметил только кучку звукооператоров да еще кучку дремлющих водил.
И все же это была первая киностудия, куда мне довелось попасть. И мне она казалась сделанной из чистого золота.
Мы подъехали к административному зданию. После того как Дом остановил машину, Нили вышел, придержав для меня дверь.
Он сказал:
— Поднимитесь на лифте на верхний этаж. Там вам кто-нибудь покажет, куда идти дальше. Когда вы спуститесь, мы будем здесь. — Снова эта его улыбка.
Я вошел внутрь, поднялся на лифте. Миновал длинный коридор, по дороге старательно отгоняя мысли о предложениях кинопроб, о той или другой роли. Подошел к секретарше, сидевшей прямо перед огромной двустворчатой дверью.
— Джеки Манн? Минутку, пожалуйста. Я сейчас узнаю, готов ли мистер Кон принять вас. — Это была та самая девица, сыпавшая слова скороговоркой, которая звонила мне утром. Она нажала на кнопку на какой-то черной коробке, сказала туда: — Мистер Кон, к вам пришел Джеки Манн.
Коробка что-то ответила, но я не разобрал, что именно.
Секретарша указала рукой в направлении дверей, как девица из игрового шоу с раздачей призов. Повинуясь потайному механическому устройству, створки двери раскрылись передо мной. Едва я вошел в кабинет, как они начали за мной закрываться. Я заметил: никаких дверных ручек. Войти или выйти можно было только с помощью этого скрытого волшебства.
Чудно.
Чудно было и скопление лампочек на потолке — ярких лампочек, — которые били в глаза, слепили тебя, когда ты входил в комнату. Создавалось ощущение, будто входишь в полицейский участок. Похоже, этот Кон хотел пару секунд поизучать тебя перед тем, как ты сможешь на него посмотреть.
Когда же я смог посмотреть на него, выяснилось, что смотреть было особенно не на что. Гарри Кон совершенно не производил впечатления всесильного владыки. Круглая голова. Лысая макушка. Большие уши и нос, буквально стекающий с лица. Воск, подтаявший на солнце и теряющий форму. Кружка пива, а не человек. Строптивец. Сидел он за огромным столом. Наверно, думал, что такой стол придаст ему важности. На самом деле стол превращал его почти в карлика.
Он поднял глаза. И сказал мне:
— Хватит трахать мою звезду! — Никаких преамбул, никаких экивоков. Сразу к делу.
Услышав такое приветствие, я понял, зачем он меня звал. Речь шла не о том, чтобы заманить меня на съемки в Голливуд. А о том, чтобы я оставил в покое Лилию Дэви. У Май Бритт уже возникло множество неприятностей с карьерой в «Фокс» из-за Сэмми. По-видимому, Лилии грозила та же опасность в «Коламбии» из-за меня.
Вероятно, студия была в ярости из-за нашего романа, так что в конце концов тут не выдержали и решили вызвать меня на ковер. Но сам Гарри Кон, этот лилипут за великанским столом, не способен был вселить в меня панику; к тому же, с ходу потребовав: «Хватит трахать мою звезду», он ясно дал мне понять, что никакая работа у него мне не светит. Поэтому в ответ на требование Гарри я переспросил:
— О какой именно звезде речь?
От моей шутки Гарри стал из белого красным, как столбик термометра.
— Ты хотя бы понимаешь, что делаешь! — Откуда ни возьмись появилось кнутовище, и коротышка грохнул им по столу. Очевидно, он этим кнутом ни одну лошадь, кроме собственного стола, не хлестал. Чистый Голливуд: фиглярство в исполнении повелителя фигляров. — Ты хоть чуточку понимаешь, что делаешь!
— От Лилии я ни разу не слышал жалоб.
Он только покраснел еще больше. Так покраснел, что я уж подумал: сейчас у него пар из ушей повалит, как в номере у группы «Три марионетки». Но, похоже, сообразив, что криками и воплями от меня ничего не добьешься, Гарри заставил себя успокоиться, а потом продолжил:
— Джеки, я не хочу, чтобы ты принимал меня за… за расиста какого-нибудь. Ничего подобного. — Теперь Гарри вел себя со мной как любимый дядюшка, который пытается отвоевать лишний кусок индейки за праздничным столом в День благодарения. — У меня, как и у всех тут, прогрессивные взгляды. Если бы вы с Лилией были другими людьми, я бы не имел ничего против вашего… вашего романа. Но вы же не другие. Лилия — звезда, а публика не потерпит, чтобы у звезды была связь с чернома… с негром.
Я заметил, что полка позади стола Гарри забита флакончиками духов и нейлоновыми чулками. Гарри не хуже солдата, расквартированного в измученной войной Европе, экипировался для постельных побед на кастинговом поле.
— У меня такое ощущение, что Лилии безразлично мнение публики.
— Зато мне оно не безразлично! — Гарри снова раскалился. — Эта женщина является значительным вложением времени и денег.
— Эта женщина — личность. — Я, раньше всегда воспринимавший Лилию просто как ходящий-говорящий секс, вдруг виновато бросился на защиту ее человеческого достоинства. — Нельзя сводить живого человека к долларам и центам.
— Черта с два! — Гарри схватил со своего стола листок бумаги и швырнул его мне. Листок закружился, полетел и упал на пол.
Я не собирался поднимать эту бумажку, но разглядел на расстоянии, что там был отпечатан целый перечень разных статей расходов: затраты на съемки, прически, косметику, рекламу, разъезды… Гарри удалось-таки досконально расписать Лилию до последнего пенни.
— Вот во что мне обошлась эта сучка! Вот сколько она стоит! Ты мне все это вернешь после того, как ее погубишь?
— …Нет.
— Тогда оставь ее в покое. Вот здесь, прямо сейчас — чтоб между тобой и этой женщиной все было кончено!
— Это всё?
— А разве этого мало?
Тут я решил, что с меня достаточно оскорблений, что Гарри Грозного пора послать на хрен.
И я сказал:
— Пошел на хрен.
Гарри снова покраснел как помидор. Его кнутовище чуть ли не искры высекло из стола.
— Ах ты чертов черномазый ублюдок! Да я тебя…
— Ты меня — что? Что ты мне сделаешь? Перестанешь давать мне роли в кино, которых никогда не предлагал? Поройся в какой-нибудь другой главе своей книги угроз. Эта мне не годится. И я точно знаю, что Лилии ты тоже ничего не сделаешь. Так что ты останешься просто злобным коротышкой, каким и был всю свою жизнь. До встречи, Гарри. Не вставай. Или ты уже стоишь?
Я направился к двери — к нераскрывающейся двери. Постоял секунду, выжидательно поглядел на Гарри.
Он нажал на кнопку у себя на столе.
Створки двери раскрылись.
Я вышел вон, а Гарри сыпал мне вдогонку громогласные проклятия, вылаивал грубые ругательства и колоритные замечания.
Быстрая на язычок секретарша лишилась дара речи.
