А вот первый день Нового года начался у Морозевичей с небольшой размолвки. Когда Андрей встал (часов в одиннадцать), Лера к тому времени как раз вернулась из ванной. Андрей поздравил её с Новым годом, она его тоже, но как-то довольно прохладно.
— Ты что это сегодня не в духе? — спросил Андрей, обнимая её.
— А, ну тебя, — отмахнулась жена.
— Не понял, что случилось?
— Что случилось, что случилось — ты оказывается алкоголик.
— Вот те на. Это ещё почему?
— Да потому что вчера или сегодня ночью сам выпил целую бутылку коньяка.
— Ну и что. Мы же за стол сели вчера где-то в половине одиннадцатого, а просидели почти до четырёх часов утра. Да за такое время да под такую замечательную закуску это ещё и немного.
— Вот-вот, и этого тебе, оказывается мало.
— Я не говорю, что мне мало. Просто объясняю, что это, пожалуй, в норме за пять с половиной часов сидения за праздничным столом. Два дня назад я, пожалуй, не меньше выпил.
— Так там ты танцевал и весь алкоголь улетучивался. А ночью ты сиднем просидел за столом все эти пять часов. Не мог меня хотя бы на танец пригласить.
— Вот оно что. Но ведь у нас магнитофона нет, как бы мы без музыки танцевали?
— По телевизору музыка была, можно было выбрать момент и потанцевать.
— Ну, вечером пойдём на КУОМС на танцы, и там можно будет танцевать сколько ты захочешь.
— Вот. На КУОМС, а ты там опять напьёшься.
— С чего это я буду напиваться? Я не собираюсь там пить. И разве я вчера, точнее, сегодня ночью был пьяным? Ты, между прочим, тоже немало выпила — и шампанское пила, и вино.
— Одно дело шампанское, а другое дело коньяк. Так что ты ал-ко-го-лик, — назидательно по слогам произнесла Лера.
— Ну, вообще-то, алкоголик — это не тот, кто за один раз выпивает бутылку коньяка или водки, да ещё и не за один раз, а за пять часов. Я, между прочим, рассказывал тебе, как в Бресте парень выпил бутылку водки вообще менее чем за минуту. А вот алкоголик — это человек, который пьёт не так уж много, но зато каждый день и при этом не может без этого обойтись. Ладно, не будем спорить. Обещаю в дальнейшем бутылку коньяка или другого крепкого спиртного напитка сам не выпивать. Лерочка, давай не будем сориться в первый же день Нового года. А то, как начнём год, таким он у нас и будет.
После этой примирительной фразы Андрей начал напевать известную в их юности песенку. Слух он имел неплохой, но голос у него был очень неважный — петь он никогда не умел:
Опять мы с тобой поссорились.
Почему? Почему?
Опять целый вечер спорили,
А о чём не пойму.
Нам дружба потерянной кажется,
А другой не начать.
И первым никто не отважится
Подойти и сказать:
Давай никогда не сориться,
Никогда, никогда!
Пусть в сердце дверца откроется —
Навсегда! Навсегда!
Пусть в счастье сегодня не верится,
Не беда, не беда!
Давай ещё раз помиримся,
Навсегда! Навсегда!
Услышав пение мужа, Лера рассмеялась и сказала:
— Ладно, хватит подлизываться. И находишь же ты подход. Считай, что мы помирились. Я согласна — давай никогда не ссориться. Только не нужно мне своим козлиным голосом — так, по-моему, ваши с Кирзоняном голоса называл Александров — продолжать петь песни. Песня красивая и правильная, а вот поёшь ты её совсем неправильно.
Таким образом, в несколько сокращённом семействе Морозевичей (они здорово скучали по сыну, хотя и регулярно отсылали ему посылки) воцарился мир. А вечером они, с удовольствием пошли на новогоднюю ёлку и очень хорошо провели там время. На этот вечер Валерия уже просто надела своё зимнее пальто — не хотела она мелькать при таком скоплении народа в своей новой шубе. Лера там, конечно, от души натанцевалась. Танцевал и Андрей, благо, что здесь можно было выбрать танцы по своему вкусу и не танцевать их по пять подряд. Танцы и в этот вечер, хотя завтра был рабочий день, продолжились за полночь. Были на праздновании и дружинники, правда, уже в другом составе, нежели вчера. Танцы сопровождались и гуляньем во дворе, куда многие выходили, чтобы посмотреть праздничный фейерверк. Этот фейерверк организовывался самими посетителями КУОМС. Если в Союзе празднование Нового года обычно сопровождалось лишь конфетти, бенгальскими огнями, серпантином и хлопушками, то в Германии, кроме тех же хлопушек, имелись и куда более эффективные средства пиротехники. Дело в том, что в ГДР было много различных "шумовых" и визуально красивых средств пиротехники. К таковым относились различного размера и силы звука большие тёрочные спички-петарды, которые при зажигании создавали звук, по меньшей мере, выстрела, и различные ракеты. Эти ракеты были на тонкой длинной деревянной тросточке (которая втыкалась в снег) и при поджигании взмывали в небо и рассыпались разноцветными огнями как настоящий (хоть и небольшой) фейерверк.
Первая мастерская по изготовлению пиротехники в Германии была создана ещё в далёком 1790-м году. Она находится там до сих пор, а подобные различные фабрики совместно ежегодно производит не один миллион ракет. Однако в ГДР приобрести пиротехнику можно было только в канун новогодних праздников. В другое время торговля праздничными фейерверками строго запрещена. Соответствующие ведомства зорко следят за соблюдением этого положения в торговых местах.
При этом пиротехника делится на несколько категорий. К так называемому "первому классу" относятся более-менее "скромные" экземпляры, которые можно зажигать и дома. Ко "второму классу" причисляют более серьезные вещи, которые можно запускать исключительно на свежем воздухе, и купить их могут только те, кому уже исполнилось 18 лет.
Вот и сейчас во дворе курсов усовершенствования было много как желающих запустить эти ракеты, так и много желающих полюбоваться этим красивым зрелищем. А в самом помещении танцев во время редко прерывающейся музыки слышались звуки взрывающихся петард и визг женщин. Небольшие петарды (размером примерно в 5–6 см при толщине 7–8 мм) были в целом безопасны для окружающих (если только не держать их в руках), но звук у них был (различной силы) отнюдь не слабый. Андрей был знаком с этими средствами пиротехники ещё с первого празднования Нового года в Борстеле. Они ему понравились, и он их накупил немало как в прошлом году, так и в этом. Но здесь он их использовал мало, а в основном радовал сына и удивлял соседей уже по возвращению в Союз. Там запаса этой пиротехники у него хватило года на три.
ГЛАВА 33. Новые поездки
Однако Андрей даже за празднованиями не забывал и о работе. У него в памяти постоянно крутились мысли о различных пакостях, которые ему преподносил этот праздник два года подряд — то авария с трубой на доме, то драка в кафе. Как бы чего не произошло и в этом году. И он, предупредив Леру, направился через дорогу в котельную. И правильно сделал, он как будто в воду глядел. В правом помещении котельной у одного из котлов, прислонившись к стенке, дремал на лавочке кочегар Виктор Сахно. Он даже не заметил вошедшего начальника теплохозяйства. Андрей посмотрел на приборы на котле — показания тех уже начинали подбираться к критическим отметкам. Морозевич зашёл ещё и в помещение левой котельной. Остальные кочегары были на местах и в нормальном состоянии. Начальник теплохозяйства дал распоряжение одному из кочегаров присматривать временно параллельно и за котлом, где работал Сахно, второго же отправил срочно подыскать замену Виктору (или в общежитии или, скорее, здесь рядом на КУОМС). Сам он остался в правом помещении котельной. До этого кто-то уже разбудил Сахно, и тот усиленно делал видимость работающего, хотя всем было прекрасно видно, что он изрядно пьян. Морозевич начал отправлять его домой, но тот сопротивлялся и доказывал, что он может работать. Силой тащить его домой Морозевич не мог. Поэтому он попросил кочегара Семёна Шороховского, который приехал в госпиталь почти в одно время с Сахно, уговорить того уйти домой.
— Сеня, в таком состоянии Виктор меня не поймёт и только сделает хуже сам себе. Объясни ему, что либо он сейчас уйдёт домой, либо завтра же утром я подаю командиру рапорт на его отправку в Союз. Убедить сейчас его сможешь только ты. Вы с ним оба старожилы и он тебя поймёт. Меня он всё ещё считает новичком в госпитале, и сейчас будет продолжать артачиться. А я ему зла не желаю. Вам осталось то проработать менее полугода. Так зачем себе всё портить. Если он добровольно покинет котельную, то я никому ничего сообщать не буду.
Семён долго о чём-то разговаривал с Сахно, очевидно, убеждая его. Наконец, Виктор начал одеваться и собираться домой. Но перед этим всё же подошёл в Морозевичу и довольно грубо начал выговаривать ему:
— Ну что, поймали? И радуетесь теперь? Вы вон какой наряженный, чистенький, а я здесь на праздник должен пахать. Ну и отправляйте в Союз, подумаешь. И там работу найду, и получше этой.
