При каждом гребке перевозчик заносил железный шест на несколько метров вперёд, вонзал его в невидимое дно, а затем отталкивался с такой силищей, что лодка подымала значительное волнение – стремительно отлетали назад каменные наросты, воздух с силой бил, грозил из лодки вырвать, но всё равно оставался мертвенным, тяжелейшим – от него кружилась голова, и хотелось бежать, вырваться на свободу, на простор, насладиться свежим дыханием…
Но вот вынырнул из мрака противоположный берег, лодка с силой ударилась в него, и посыпала с радостными завываньями нечистая, каменистая сила. Причём сначала высыпали самые маленькие, и уж за ними, с тяжёлым гулом выбрались более массивные, более несуразные фигуры. Когда они вошли в темнеющий поблизости туннель (там ещё можно было различить первые ведущие вверх ступени) – перевозчик вновь навис над Ярославом и проговорил:
– Теперь вручаю тебе часть своей силы и окутываю твою фигуру мраком… Но помни – хоть многие в себе силы почувствуешь, не вздумай чего учинить – всегда найдётся такая силища, которая раздавит тебя, словно муравья…
После этого Ярослав действительно почувствовал себя богатырём – толстенный железный шест оказался в его руках, и он стал его выгибать – вдруг захотелось огреть этого нечистого да и броситься на помощь Алёше и Оле, но перевозчик вновь осадил его прежними словами, а сам, заметно волнуясь, принял образ небольшого каменного уродца, и, прокричав, чтобы Ярослав не мешкал, поспешил за своей «роднёй».
* * *
…Быстро скакал Вихрь. Проносились назад деревушки, мелькали бородатые лица крестьян, и румяные щеки их жен, шаловливые ребятишки кричали что–то; многие из них с удивлением взирали на них – ну не диво ли: юноша и девушка, скачут на ослепительно черном коне неведомо куда, а за ними несется огромная огненная псина.
Алеша говорил Оле:
– Уж довольно мы на морозе с тобой ночевали. Надо нам, как солнце клонится начнет, попроситься в какой–нибудь дом. Нас, я думаю, пустят…
А Вихрь чёрной стрелой летел всё вперёд и вперёд, с каждым рывком приближая их к цели… Вот где–то за их спинами отрывисто пролаял Жар. Алеша помотал головой, словно пытаясь сбросить с нее что–то и проговорил.
– И правильно Жар лает – время к вечеру, а мы с утра ничего окромя зайца не ели и отдых всем нам нужен. Стой, Вихрь, сейчас оглядимся.
Конь послушно встал, выпуская из широких ноздрей клубы белого пара и нетерпеливо перебирая копытом, подбежал и Жар: пес совсем умаялся, об этом и дал знать хозяевам – с самого утра, он несся, стараясь не отстать от Вихря. Теперь он тяжело дышал, а язык свешивался до самой земли – с укором смотрел он слезящимися глазами на Алешу и Ольгу, словно бы говорил: «Что ж вы про меня совсем позабыли? Я, ведь, весь день надрываюсь, бегу за вами… Тяжело, тяжело мне теперь, ох сил совсем нет, весь день за конем бежать…»
– Бедненький! – вскрикнула Ольга и, спрыгнув с Вихря, подбежала ко псу, пала перед ним на колени, обняла огненную голову…
Жар все еще дышал отрывисто и часто, но, кажется, понимал каждое обращенное к нему слово и с обожанием смотрел на Олю.
Спрыгнул с Вихря и Алеша и тоже присел на колени рядом с Жаром, молвил:
– И меня прости. – и потрепал его за ухом.
Жар завилял хвостом.
Так, сбившись вместе простояли они некоторое время на дороге. Юноша и девушка стоящие на коленях подле огненного пса, и конь, склонивший к этому псу голову, словно что–то тихо шепчущий ему на ухо…
И было это в окруженье поля. День уже прошел и большое, огненно–рыжее солнце наполовину скрылось за краем земли. Позади виднелась деревня которую они проехали некоторое время назад и не заметили – из труб поднимались в бардовое небо струйки дыма.
Алеша решил было поворачивать Вихря обратно, но сделать этого не успел, потому что тут прорезался в морозном воздухе стремительный галоп; и вот уже стоит перед ними, трясётся тот самый конь, который незадолго до этого служил Ярославу. Ведь, как только мальчик соскочил с него, точно разжалась сдерживавшая его прежняя незримая, колдовская ручища, и конь в ужасе перед нечистью, бросился и несся назад по Янтарному тракту до этого самого мгновенья. Теперь же, признав Вихря, он остановился перед ним, и несколько раз, жалуясь, толкнулся своей мордой в его.
Чтобы тут – конь бежит одинокий, мало ли что – ан нет же!.. Велением ли колдовским, или по роковой случайности (скорее всё ж колдовством), но, когда Ярослав соскакивал, то положенное в футляр письмо, которое он вёз капитану морского судна – выпало из его кармана, а он и не заметил этого – футляр зацепился за застёжку на седле, да так и проболтался всю дорогу. Футляр был знаком и Алёше и Оле – Ярослав успел показать его им во время пребывания в разбойничьем городке.
– Жив, жив, жив – хорошо то как… – робко улыбнулась Оля.
– Н–да. – кивнул Алёша. – Только вот какая–то беда с ним приключилась – это точно…
Со стороны леса приближался, насколько это было возможно быстро, воз груженный дровами – в возу сидел мужик, который испуганно оборачивался к темнеющей лесной полосе, при этом губы его дрожали – вот пронеслась прямо над его головой пара чёрных ворон, и он аж вскрикнул:
– Ишь, нечистые! Разве ж можно так пугать!.. Я то думал… – но он даже и продолжить не посмел, и обратился к Алёше и Оле. – Ну, и долго ли ещё здесь стоять собираетесь!.. О–ох, и я то задержался! Коварны зимние сумерки – подберутся незаметно, а как нагрянут, так и сбежать не успеешь. А ведь в любую минуту Они нагрянуть могут! Что ж вы тут стоите?
– Да у нас с другом какая–то беда приключилась – он, должно быть, сейчас в этом лесу…
– Вот уж действительно беда! – с неподдельной горечью вскрикнул мужик и даже притормозил свою лошадку – та принялась знакомиться с Вихрем, а мужик тем временем говорил. – Стало быть и пропадёт, ведь сегодня Ночь Большого Полнолуния.
– Ночь Большого Полнолуния. – хором повторили Алёша и Оля – внимательнее посмотрели в небеса и тут всё вспомнили.
Розоватое, разлитое по западу небес сияние уходящего солнца постепенно затухало, как гаснут угли в кострище, с востока наползала темень в которой тревожным, трепещущим светом одна за другой выделялись холодные, о чём–то недобром вещающие звёзды. И из–за восточного горизонта, окружённая непроницаемым мраком и сама мертвенно сияющая восходила полная Луна. Она казалось громадной – раза в три больше обычных своих размеров; и, когда Алёша и Оля повернулись к ней, то как раз выступил тёмный провал рта, и – наважденье! – рот этот пришёл в движенье, зашевелился, и леденящий, чуждый какой–то звон рассыпался в воздухе; тут же, без всякого ветра, взвились над полем несколько вихрей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
