найдешь новых друзей.
— Лучше — на море, как в прошлом году.
— Ладно, — сказал Дима. — Значит, я так понимаю, ты поехал бы туда, где есть возможность поплавать, позагорать, посмотреть зверей, но никак не сидеть за партой. Да?
— Да! — улыбнулся Митя, и Даша в который раз подумала о том, что Дима с сыном прекрасно понимают друг друга, и длительные объяснения, как с Вороновым, им не требуются.
После ужина дети отправились играть в комнату, а взрослые остались на кухне. Даша с удивлением отметила, что больше не трепещет в присутствии Димы. Ее замужество имело еще один положительный момент: оно отрезвило ее от пылких чувств юности. Теперь она смотрела на Смирнова как на отца своих детей, как на давнего друга, но ей уже не хотелось упасть в его объятия. В этот вечер, сидя с ним рядом и разговаривая о детях, она отчетливо ощутила, что ее юность миновала. Она прошла, унося с собой ее первую любовь, ее страхи, отчаянья, восторги и обиды. Дима остался для нее тем, кем и был: мужчиной, подарившим ей детей.
И то, что он все понял и не корил ее, а просто искал выход из сложившейся ситуации, словно в этом не было ничего особенного, окончательно успокоило ее.
— Может, не стоило Кольке говорить про Катю?
— Я не говорила. Он сам догадался. У нас с ним… ничего не было.
— Но ты же могла как-то…
— Наверное, — вздохнула она, — но… не захотела. К тому же ваши родители…
— Я помню, отец был против.
— Не только. Мне звонила ваша мама.
— Мама? — удивился он. — Зачем?
— А зачем она в первый раз звонила? За Колю боялась. Надеюсь, она не в курсе. А как ты догадался?
— Я же не слепой. Кареглазая темноволосая девочка как-то не слишком похожа на лысеющего блондина.
— Он не блондин, а русый, — возразила она.
— И глаза бесцветные.
— Голубые, — Даша рассмеялась. — Если он тебе не нравится, то это вовсе не значит, что он рыба, а не человек.
— Мне он не может нравиться, — посерьезнел Дима. — Он прессует моего сына. И прессует иногда совсем не по-детски.
Он покосился в сторону гостиной, откуда доносились детские голоса, и понизил голос:
— Ты знаешь, что однажды, когда я забрал Митьку, он чуть не плакал после его нотаций и спрашивал меня, нельзя ли ему жить со мной.
Дашино лицо вытянулось. Она даже не догадывалась об этом. Дима продолжал:
— Я, конечно, успокоил его как мог. Объяснил, что он — мужчина и не может оставить свою маму без поддержки. А наш Митька — рыцарь! Это, конечно, твое дело, с кем жить, но я не хочу, чтобы мои дети росли под таким прессингом. Митька — светлый, радостный мальчишка, он не нуждается в дополнительном стимулировании и воспитании идеальных качеств. А этот твой Воронов вгоняет его в депрессию. С таким воспитателем у детей разовьется куча комплексов. Ты этого хочешь? На нас с Колькой родители не давили. Мы не стали научными работниками, как они, не стали физиками, сами выбрали себе профессии. И в детстве мы сами решали, что читать, с кем дружить и когда ложиться спать. Ты тоже воспитывала Митьку так же. И что, он стал от этого хуже? Конечно, это твоя жизнь, и Воронов — твой муж, я не вправе давать тебе советы, но если ты вышла замуж только из-за тех дурацких сплетен, то это просто глупо.
Даша, опустив голову, молча согласилась с ним. Известие о том, что ее сын, пусть под влиянием минуты, был готов уйти из дому, сильно взволновало ее. Смирнов увидел ее смятение и намеренно перевел разговор в другое русло. Он был добрым человеком и не хотел окончательно добивать ее. Все выяснив, он теперь понимал ее поступок.
— А если я сам повезу Митьку к морю? — раздумчиво сказал он. — А что? У меня много неиспользованного отпуска. Я с девчонками провел только неделю, потом Жанна прилетела. Она собирается пробыть в Италии до конца месяца. Да и теща с ними. А я мог бы отдохнуть с сыном. Когда такое в последний раз было? Хоть пообщаемся нормально. Надеюсь, со мной ты его отпустишь?
Дима улыбнулся, а Даша покачала головой:
— Я всегда тебе доверяла.
— Ну один раз было, — с укоризной посмотрел он на нее: — Почему ты тогда мне не позвонила?
— Не хотела создавать тебе новых проблем, — призналась она. — Боялась, что твоя Жанна догадается.
— Она считает, что Катя — дочь Воронова.
— Официально так оно и есть.
Дмитрий пристально посмотрел Даше в глаза:
— Ты не сказала мне, потому что боялась, что я буду против. Как тогда с Митькой. И ты… была права. Ты бы поставила меня перед выбором. Если женщина хочет ребенка, то это решать только ей. Знаешь же: хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам.
Даша насмешливо покачала головой:
— Сама бы я не справилась.
Дима тоже не сдержал улыбки:
— Да-а-а, дела… Никогда не думал, что напложу столько детей. Жанна вообще больше рожать не хочет.
— Просто у вас уже двое. А у меня был только Митя.
Дима замолчал и после паузы вдруг сказал:
— Тебе не надо было рвать с Колькой. Он тебя любит. Я жалею, что помешал вам. — Он отвернул голову, пряча глаза. — Я был эгоистом.
Даша прикоснулась к его плечу:
— Не кори себя. Я давно должна была понять, что ты любишь свою жену и никогда ее не бросишь.
Он смущенно кивнул головой:
— Мы, Смирновы, все однолюбы.
Он поднял на нее глаза, боясь увидеть в лице Даши знакомое выражение любви и преданности, но увидел только участие и спокойное понимание доброго друга.
— Колька не может тебя забыть.
— А как же его девушка?
— Он не женится на ней. Я же тебе говорю: мы с ним — однолюбы.
— Я посчитала, что несправедливо заставлять его растить наших с тобой детей. Он должен иметь своих.
— А это вряд ли, — возразил Димка. — Колька переболел в детстве паротитом. Ну, свинкой. Ему тогда было лет двенадцать. Врач говорил, что если бы он был младше или если бы болел без осложнений… а так — прогноз очень нехороший… в смысле продолжения рода. Так что у него, возможно, и не может быть собственных детей. Я как-то забыл об этом, а недавно мы с мамой говорили…
— И этот диагноз окончательный? — встревожилась Даша.
— Кто ж его знает? — пожал плечами Димка. — Но с другой стороны, он же не с одной встречался. С Наташей они хотели детей. Если мама спрашивала, когда женитесь, он отшучивался, что, мол, как забеременеет, так