Два дня пробыл в Пикстоне; Оберон похорошел и возмужал. Я рисовал, играл в игры, лазил на крышу и к концу дня устал. Из Пикстона – в Мидсомер-Нортон, где живет моя мать, окруженная величайшей добротой и заботой теток. Ей пришло уведомление, что через полгода она должна освободить квартиру, и она считает, что наступил конец света. Общаясь с ней – беспомощной, отчаявшейся, неспособной дать внятный ответ на простейший вопрос, – я испытывал постоянное раздражение и уехал, устыдившись, что был с ней не ласков.
Пасха, 1 апреля 1945 года Месса в церкви на Уорвик-стрит. Тщетные попытки позавтракать: рестораны либо закрыты, либо надо стоять в очереди. К обеду архиепископ: общителен, наблюдателен, при этом не может обойтись без упоминания августейших имен: «Я сказал лорду Бивербруку… » [384] , «Александр [385] сказал мне: “Cui bono” [386] ». При этом ел с аппетитом и, по-моему, ушел в хорошем настроении.
Понедельник, 2 апреля 1945 года Дневной спектакль в «Виктория Палас» [387] . К ужину Генри Йорк и Диг. Нес вздор о символизме в своей книге [388] и говорил вещи вполне здравые о низшем сословии и о России, которая, по его словам, рухнет через десять лет от мздоимства.
Четверг, 12 апреля 1945 года Похмелье. Послал цветы Энджи, отменил встречу с бессмысленным янки, критиком Эдмундом Уилсоном [389] , которого обещал было поводить по городу. Всю вторую половину дня просидел с Коннолли в «Уайте», там же и поужинал, выпил бутылку шампанского, немного воспрял и пошел к Коннолли, где встретил вышеозначенного Уилсона. Отменил нашу с ним встречу и на следующий день.
Пятница, 13 апреля 1945 года <…> Узнал от Маклина, что получу разрешение распространить информацию о хорватской церкви среди членов парламента, редакторов газет и журналов, и т.д. Умер Рузвельт; его сменил какой-то смешной человечек; лорд Шервуд от него в восторге. На фронте однообразие: одна победа следует за другой. День победы внушает мрачные предчувствия. Надеюсь, что удастся празднования избежать.
Среда, 18 апреля 1945 года <…> Очень жарко. Вел с Т.С.Грегори [390] невеселую беседу о крахе Европы и о наступлении русского язычества. Грегори говорил о том, что задача Англии – навести в Европе порядок. Я возразил, что нам не хватает людей даже на то, чтобы установить порядок у себя дома. Рекомендовал катакомбы. Отец д’Арси свято верит в христианское будущее Европы.
Чагфорд,
вторник, 1 мая 1945 года
Вчера вечером приехал в Чагфорд. Путешествие получилось не из приятных: какая-то безумная проводница почему-то вынесла в Тонтоне из поезда мой багаж, и мне пришлось три часа торчать в Экзетере под мокрым снегом. <…> Бедняга Беллок сильно сдал. Отрастил великолепную седую бороду и в плаще и шляпе, которые не снимает даже дома, похож на архимандрита. То, что попадает к нему в карманы – тосты, сигареты, книги, – исчезает бесследно; он антипод фокусника, извлекающего предметы из шляпы. Говорил не переставая, внятно и толково жаловался на то, на что принято было жаловаться лет сорок назад. Что англичане боготворят немцев и уважают только богатство. Что богатые своей ложью поработили бедных. Что богатые платят оксфордским профессорам, чтобы те лгали. Очень возможно, и я через сорок лет стану таким же несносным занудой, обличая коммунизм. «Английский банк не дал Наполеону создать империю». «Французы – народ католический». Иногда, поддавшись на уговоры женщин что-нибудь спеть, он, просветлев лицом, тихо радуясь и запинаясь, принимается дрожащим голосом напевать старые французские марши и песенки из репертуара мюзик-холлов его юности. Сознает, что немощен и забывчив, но в том, что он чудовищный зануда, отчета себе не отдает.
Узнал, что в прошении вернуться в Югославию мне отказано, и ничуть не расстроен. Моя честь не пострадала. Рад, что сделал все возможное, чтобы вернуться, и рад, что не еду. Окончания войны ждем с часу на час. Муссолини убит самым непотребным образом; ходят слухи, что Гитлер наконец-то свихнулся. Во Франции коммунизм берет верх. Россия оскорбляет Соединенные Штаты. Берусь за святую Елену [391] .
Воскресенье, 6 мая 1945 года Прочел достаточно и могу завтра же садиться за «Елену». Весь день ждали, что сегодня будем отмечать победу, но в девять вечера объявили, что День победы завтра. <…> Отрадно закончить войну в штатском, за письменным столом. Помню, как еще в самом начале я писал Фрэнку Пэкенхему: для нас ценность войны в том, чтобы осознать, что мы не являемся людьми действия. В результате, чтобы в этом убедиться, у меня ушло больше времени, чем у него. По тому, как развивались события первые два года, я мог бы стать одним из тех молодых людей Черчилля, которые сначала получают медаль за отвагу, а потом выдвигают свою кандидатуру в парламент, – вот чем я рисковал. Слава Богу, эта опасность меня миновала: я по-прежнему писатель и работаю над материалом столь же «несовременным», как и я сам.
Лондон,
понедельник, 28 мая 1945 года
День выхода в свет «Брайдсхеда». Чудесное письмо от Десмонда Маккарти: обещает отрецензировать роман в «Санди таймс». В Чагфорде стало тоскливо, и, поработав с неделю, приехал в Лондон, заехав по пути в Пикстон. Славно провел неделю в Лондоне; за это время мне предложили дипломатический пост в Афинах (ответил согласием), а также замок в Уиклоу. Написал в «Таймс» о притязаниях Тито на Триест, и на мое письмо отозвался, если не ошибаюсь, Фицрой Маклин. Во втором своем письме переключился на преследование Церкви в Югославии и теперь с нетерпением жду завтрашнего номера. Купил наручные часы с репетиром и тут же их разбил: 120 фунтов. <…>
Пикстон-парк,
воскресенье, 1 июля 1945 года
Вернулся в Пикстон после почти месячного пребывания в Лондоне, где вел жизнь старика, болтающегося между «Гайд-Парком», «Уайтом» и «Бифшексом». Мне достался великолепный люкс, где я нежился в жаркие дни, сладко подремывая на диване. Каждый день ходил в книжный магазин Нэнси Митфорд, где, как правило, встречался с Осбертом Ситуэллом или Джералдом Бернерсом. Работать даже не пытался. «Брайдсхед» имеет успех: за первую неделю весь тираж распродан, роман продолжает пользоваться спросом. За вычетом отзывов, где меня обвиняют в социальных предрассудках, все рецензии положительные. Американцы объявили «Брайдсхед» книгой месяца, на чем я заработаю десять тысяч, а возможно – еще столько же от регулярных продаж и прав на экранизацию. Чтобы не платить четыре пятых этой суммы государству, попробую, если получится, заявить пять тысяч фунтов своим годовым доходом на последующие пять лет. <…>
В субботу со мной приключилась любопытная история. Отправляясь в Далвертон, я взял с собой свое воинское удостоверение, на котором значилось: «Это удостоверение подлежит обмену на билет». Предъявляю его в кассе и заказываю билет. Кассир, не стесняясь в выражениях, велит мне вернуть билет и ехать по удостоверению. Разозлившись, я его не послушал, ушел с билетом, занял в вагоне угловое сиденье и только развернул сверток с бутербродами, как услышал, что ко мне обращается репродуктор: «Капитан Во, направляющийся в Далвертон, срочно зайдите к начальнику вокзала». Я даже не пошевелился, но сидевшие в вагоне пассажиры стали с нескрываемым любопытством переводить взгляд с меня на мое имя на чемодане. Репродуктор вызывал меня в течение получаса каждые пять минут, и я даже забеспокоился, как бы мной не заинтересовалась военная полиция. Когда поезд отошел от перрона, я решил, что опасность миновала, однако в Тонтоне, четыре часа спустя, до меня вновь донеслась из репродуктора моя фамилия. Когда же поезд прибыл в Далвертон, заранее предупрежденный контроллер отобрал у меня обратный билет. Боюсь, что это еще не конец истории.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
