Внезапно умер дедушка – черноволосый юноша с портрета, энтузиаст с взъерошенною шевелюрой. Сначала был парализован, а, через пару дней, скончался. Врачи были бессильны – возраст и инсульт.
Недолго без него жила и бабушка, что в юности позировала Фальку. Достойно жили и ушли в преклонном возрасте. Их схоронили на Ваганьковском. Борис Петрович – старший все предусмотрел, заблаговременно купил участок.
О промежуточном звене – родителях Бориса и Марго, рассказывать не станем, у них была своя, довольно серенькая жизнь. Отпущенный им срок они прожили мирно, и успокоились в одной ограде с дедом – Борис Альцшулер никогда не забывал родства.
Марго и её муж, экс-олимпиец Алексей Прибегин, по большей части жили в загородном доме в селении Ильинском, где тот же дедушка Борис отстроил, что тут скромничать, дворянское гнездо – огромный теплый дом из бревен на участке площадью чуть больше полгектара.
Жили они дружно, и, без скидок, полноценно. Согласие там было, и любовь, чего желали им в напутствии на свадьбе. А близнецы были отличные ребята, отец заслуженно гордился их спортивными успехами. Они его любили, и, бесспорно, уважали. А мать – они почти боготворили.
Прибегин – замечательный спортсмен, хороший тренер, – настойчиво работал с сыновьями, с надеждой на большое будущее и прекрасный результат: в пятнадцать оба были мастерами спорта, и он в них видел целеустремленность, и очевидную заявку на успех.
Большую часть участка, там, где было озерцо, Прибегин обустроил, как спортивную площадку – с любыми тренажерами, со шведской стенкой. И выстроил там крытый павильон, где был боксерский ринг, две штанги, также – душ и раздевалка. Василий с Гватемалом тренировались минимум два раза в день, домой шли лишь перекусить, и быстро возвращались на свой любимый стадион – купаться, загорать, и отдыхать. А дальше – все продолжится, и снова тренировка.
Примерно через год, как умер дедушка, так и не видевший литовского внучка, Борис Альцшулер, все-таки, решился на развод. Любви в их браке не существовало изначально, детей не получилось, а куковать с достаточно чужою женщиной до старости – довольно грустная, так скажем, перспектива.
Он съездил в Вильнюс и вернулся с Аликом. Не будем углубляться, что он наговорил и Ингеборге, и подросшему сынку. Важней всего, что мальчик захотел поехать с папой, хотя ему и было очень странно называть так незнакомого мужчину. Сначала Алик говорил Борису – «вы».
Он выглядел немного странно, тот литовский мальчик. Ростом был повыше среднего, нормального в двенадцать лет. Наверное, поэтому и выглядел худым, хоть тетя Инга бдительно следила за меню, балансом протеина и клетчатки, и всех необходимых витаминов. Учился в школе с русским языком, но, что закономерно, говорил с акцентом, и не было словарного запаса.
Борис не признавался и себе, но он испытывал досаду, что мальчик так похож на Агнию, незабываемую первую жену. И, если в ней его пленила угловатость, то в сыне вызывала чуть не раздражение, поэтому он и не делал Алексею замечаний, а успокаивал себя, что все пройдет.
Ингеборге рассказали в школе, что Алекс замечательно поет, и каждую неделю, три, или четыре раза, она водила голосистого племянника на репетиции в хор мальчиков. Там был прекрасный педагог, большой репертуар, их приглашали на концерты. И скоро Алика назначили солировать.
Борис приехал и забрал его на лето, в тот загородный дом в прекрасном месте Подмосковья. Он рассказал ему о тетушке Марго, о братьях, и о тетушке Таисии. И как они его там ждут.
– А братья у тебя – тебе ровесники, – Борис и в ум себе не брал, что Гватемалу и Василию шестнадцатый годок. – У нас там озеро, вы будете купаться. Да, и пора уж привыкать – я с осени хочу забрать тебя в Москву, я договаривался в школе, чтоб взяли моего сынка. А русский – быстро выучишь, я спрашивал уже про педагога.
И тете Инге было нечего сказать. В конце концов, куда деваться, пусть поедет. Не к незнакомым людям, а к родне, хотя знакомство только понаслышке. Но, разве с мальчиком ей предстоит разлука? Вернется скоро и расскажет, что и как.
«Тогда и состоялась эта жуть, как близнецы знакомились с Алешей.» (припомните слова Таисии Авдеевны).
* * *
Лето в том году не уставало радовать прекрасною погодой, теплом, а если иногда и шли дожди, то это только освежало.
Марго решила жить в «имении» безвылазно, да так оно и получилось. Продукты были из соседнего колхоза, а зелень, овощи, и фрукты – неужто покупать, когда и превосходный сад, и огород? Муж тоже проводил в Ильинском много времени, но отлучался, выезжал на тренировки, сборы и соревнования – он был ведущим тренером команды у легкоатлетов. Ну, и, конечно же, Таисия Авдеевна, незаменимая подруга – нельзя было представить без неё свободный распорядок загородной жизни.
Муж Алексей и дома оставался требовательным тренером, и, нет – да – нет, старался забежать и посмотреть, как выполняют Вхутемас и Гватемал его рекомендации, и корректировал нагрузки. Но, в целом, был доволен сыновьями – они были упорны и настойчивы, не ударялись в фанатизм. Родители считали счастьем, что близнецы не знают одиночества. Что их на этом свете – целых двое, таких похожих, совершенно идентичных. Братья видели себя единым целым, дальнейшая судьба им представлялась общей, и смысл жизни по отдельности они не представляли.
И так.
Василий с Гватемалом были заняты, работали над совершенствованьем плоти.
Но.
Старшим тоже было некогда скучать. Марго писала монографии, анализировала творчество художников, отыскивала линии, ведущие от Босха до Анри Руссо, и проводила параллели с Пиросмани. Прибегин уезжал на сборы, на ответственные тренировки. Куда-то уезжал и возвращался. Таисия всегда была при деле, за исключеньем тех моментов, когда необходимо быть свободной. Борис Альцшулер, Алекса отец, таскался каждый день в Ильинское после работы.
Неспешно опускался летний вечер. Они – ходили в гости, принимали у себя.
Тогда лишь начинали поднимать заборы вдоль участков в четыре метра вышиной, чтобы скрываться от соседей. В Ильинском не успела завестись такая мода. Знакомых на ближайших дачах было множество, и всё – интеллигенция. Артисты, музыканты.
Марго едва вступила в средний возраст, и, как же молода она была в те времена, приветлива, общительна. Про её мужа – что там говорить. Он, если не был центром общего вниманья, то, без сомнения, себя им ощущал. Таисии везде всегда бывало хорошо, давно, с самых тех пор, как Маргарита её сделала подругой.
И у Бориса появился постоянный собеседник, сын крупного чиновника из министерства, вселившегося в дом напротив, через улицу, лет пять тому назад. Звали Бориного друга Эдуард, они беседовали без интеллектуальных тем, а попросту – о жизни. Борис уже давно и твердо открестился от искусства, закончил Бауманский, стал хорошим инженером. А Эдуард был, вроде бы, прораб, учился он в строительном, и с удовольствием вел разговоры на технические темы. Больше всего они любили автомобильные вопросы – Борис давно водил «Москвич», а Эдуард купил недавно, зато и разобрался до последней втулки. Он был не просто автомобилист, а очень знающий механик.
* * *
Борис Альцшулер, старший брат Марго, зашел под вечер на веранду, где отдыхала Маргарита и что-то делала Таисия, уютно сел в плетеном кресле, и произнес:
– Ну, вот и всё.
Никто не шелохнулся – сегодня он был должен развестись и, значит, это состоялось. Лишь Маргарита через паузу сказала:
– Слава Богу.
Таисия давно ходила у Альцшулера в невестах, ещё и до призыва в армию. Она, конечно, сохраняла хоть какую-то надежду, но радости не изъявляла, а только раза три кивнула, между прочим.
– И я, Марго, – промолвил старший брат чуть патетично, – решил всерьез заняться сыном, и для начала привезти его сюда.
Марго лишь бросила:
– И скоро ты поедешь?
* * *
На третий день, когда все собирались к завтраку, к воротам подрулил «Москвич». И с заднего сиденья появился мальчик, как будто на смотрины (Борис в то время отгонял машину на стоянку). Довольно невысокий, белокурый, чрезмерно худенький литовский брат.
Неправильно сказать, что Алик был смущен – он был пунцовый от всеобщего вниманья. Он вылез из машины и застыл, и заразил смущением родню – все растерялись и не сразу двинулись ему навстречу.
Неловкость разрешила Маргарита – она буквально кинулась к ребенку, прижала его голову к груди, потом взяла за плечи, чуть откинулась, и наклонилась, чтоб поцеловать, и прошептала:
– Как долго ты не ехал!
У мальчика, невольно, был ответ: «А как бы я приехал сам?». И этот ироничный отголосок помог ему раскрепоститься, он быстро познакомился со всеми. Пришел его отец и все отправились к столу.
И этот Алексей Альцшулер… Он выглядел почти заморским гостем, скорей – дипломатическим посланником: на нем был шевиотовый костюм, и галстук, и жилет, и даже волосы приглажены какой-то ароматной жидкостью. Он выглядел нелепо, когда кругом расположились родственницы в легоньких халатах, а юные гиганты – только в шортах. Народу-то немного было, через минуту – Алик всех узнал. И даже, непонятным образом, не путал близнецов, а четко обращался – Гватемал и Вхутемас. Так только мать их различала, безошибочно. Однако Алик сразу удивился – в какие игры сможет он играть с могучими парнями, его двоюродными братьями? Борис ошибся в возрасте. Он говорил сынку, (смотрите выше), что братья-близнецы – его ровесники.
