Эрван с улыбкой подчинился. Он наслаждался тем, что находится далеко от Парижа, инкогнито, вместе с коммивояжерами, которых ждали в залах заседаний с пластиковыми перегородками и потертыми паласами. Кабинет, который ждал его самого, был ничем не лучше.
Самолет тряхнуло на полосе. Снаружи – дождь, холод, асфальт. Мрачная встреча после разлуки. Ему с трудом верилось, что он прилетает в Брест в четвертый раз. Как и остальные пассажиры, он уткнулся в свой мобильник и проверил сообщения – ничего важного. Ни одного звонка от команды. Даже от Одри ничего… Ее молчание тревожило. Ничего не нашла в Лувсьене? Или, наоборот, столкнулась с проблемой? Или же просто продолжила с утра пораньше свои расспросы соседей на улице де ла Тур?
Он уже собирался ей позвонить, как вдруг заметил за стеклами зала прилета потерянное лицо подполковника Верни. На горле у него под водолазкой еще виднелась повязка – пуля в Локиреке угодила в шею прямо над воротом пуленепробиваемого жилета.
Увидев, как он стоит в неизменном черном плаще, Эрван испытал мимолетную грусть. Последний из трех мушкетеров: Аршамбо был убит при захвате, Ле Ган, из штаба «Кэрверека», теперь получил новую должность. Только жандарм верно стоял на посту. Эрван быстренько отправил Одри СМС – «Позвони мне» – и засунул телефон в карман.
По тревожной улыбке Верни Эрван понял, что офицер подготовился к худшему (он не стал объяснять ему причины своего приезда). Короткое рукопожатие. Банальности о поездке и о погоде. На этот раз никакого кофе в «Brioche dorée». Брифинг в машине, по дороге в спецбольницу.
Эрван помнил серо-зеленый пейзаж, но сегодня ему был предложен зимний вариант – пейзаж серо-серый. Дождь как из металлических опилок падал на равнины, которые казались выскобленными до их гранитного основания. После ржавчины осени зима переливалась под ливнем полированным металлом.
В нескольких словах он изложил дело Каца – Барер. Много и ничего. Навязчивая тень в и без того смутной картине. Имело смысл прояснить вопрос. Верни не возражал, уставившись на дворники, танцующие под грозой. Наконец на фоне размокших ланд показались глухие стены Института Шарко, обнесенные оградой и рвом, наполненным водой.
– Вы предупредили их о нашем приезде?
– Нет, – бросил Верни. – А надо было?
– Ни в коем случае.
Они прошли через зону безопасности, оставили оружие и личные документы на первом пропускном пункте и вступили на территорию спецбольницы.
Верни прервал свое молчание, прежде чем переступить порог из армированного металла:
– А что мы на самом деле ищем?
– Представления не имею. Но надеюсь, это будет не столько ответ, сколько финальная точка.
95– Как вы познакомились с Филиппом Усено?
– Я был его преподавателем в университете «Париж-Декарт» по поведенческой и когнитивной терапии.
– В каком году?
– В 1986-м или 1987-м, уже не помню.
– Сколько вам было лет?
– Около сорока.
Жан-Луи Ласей проманежил их около часа. Нормальный ход: максимум, на что Эрван мог рассчитывать, – это отношение к его приезду как к «визиту вежливости». Они устроились в тесном кабинете, заваленном папками и книгами, которые образовывали стены, ширмы и колонны по всем четырем углам комнаты.
Медик по-прежнему был одет как студент элитного английского колледжа, белый халат распахнут, под ним – жилет, как и положено в приличном учебном заведении, и оксфордская рубашка, что составляло странный контраст с сединами и морщинами стареющего плейбоя. По неясным причинам психиатр оставил Верни ждать снаружи.
– Несколькими годами позже вы вместе основали клинику «Фельятинки» в Шату. Как вам удалось собрать фонды?
– Добывание средств взял на себя Филипп. Учитывая мой опыт, банки пошли нам навстречу.
– А откуда он взял деньги? У своей жены Изабель Барер?
У Ласея вырвалась улыбка: одно это имя объясняло причину нового допроса – имя той, с кого начался скандал.
– Изабель, да… Вначале она входила в совет директоров клиники.
Ирония судьбы: психиатры основали собственную клинику благодаря той, которая стала их постоянной пациенткой.
– Они уже были женаты?
– Да.
– В конце девяностых вы покинули клинику. Почему?
– У нас возникли разногласия в отношении направления развития. Филипп превращал клинику в убежище для богатых невротиков. Меня же такого рода… бизнес не интересовал.
Эрван кивнул на окно – над зелеными газонами колючая проволока, двери с защитными устройствами, бронированные стекла.
– Вы предпочитаете преступников?
– Именно.
– Вы продали свою долю?
– Когда я уходил, «Фельятинки» котировались невысоко. Это на сегодняшний день они превратились в уважаемый институт.
– Вы сразу перешли сюда?
– Нет, я руководил несколькими государственными психиатрическими службами. В 2005-м мне предложили этот пост. Настоящее везение.
Эрван чуть было не отпустил едкую ремарку по поводу чокнутых убийц. Не изображай из себя агрессивного недоумка.
– Расскажите мне об Изабель. Вы ее знали?
– Да. В конце восьмидесятых мы были друзьями.
Непонятно почему Эрвану вдруг пришла мысль о любовном треугольнике.
– А вы были женаты? – наудачу спросил он.
– Нет. Не понимаю, к чему вы клоните.
– Вернемся к чете Усено. Поначалу их семейная жизнь складывалась хорошо?
– Я бы не сказал. Они любили друг друга, но душевное здоровье Изабель создавало слишком много проблем. К несчастью, Изабель полностью соответствовала расхожему клише: психиатр такой же ненормальный, как его пациенты. Но к чему все эти вопросы?
Поскольку Ласей без малейших колебаний согласился побеседовать, Эрван как минимум задолжал ему эту информацию:
– Изабель Барер умерла в ночь с 17 на 18 ноября этого года.
– Убита?
– Откуда такая мысль?
– Но вы ведь работаете в бригаде судебной полиции, так?
– Она попала под машину рядом с Бобуром, в Париже.
– Самоубийство?
– Нет. Просто несчастный случай.
– Вы уверены?
– Да, я здесь не поэтому. – Невольно он перешел на тон властного копа. – Вернемся к душевному здоровью Изабель. По моим сведениям, она была неоднократно госпитализирована в «Фельятинки».
– Я был против. Мне это казалось, скажем так… деонтологически неверным. Филипп меня убедил. Он говорил, что сумеет успешнее ее лечить, если она будет рядом. Он всегда надеялся, что ей удастся вернуться к занятиям медициной.
– Но лучше ей не стало.
– Изабель страдала различными психозами, но главной проблемой была шизофрения с параноидальным уклоном.
– Как у Тьерри Фарабо?
– Почему вы заговорили о нем?
– Мы еще к этому вернемся. Продолжайте.
– Курсы лечения давали непродолжительный эффект. Кстати, по большей части она не придерживалась рекомендаций.
– Психиатра Усено явно подвело чутье, раз он на ней женился.
– Что вы имеете в виду? Любить можно только тех, кто в полном здравии?
– Вы прекрасно понимаете, что я хотел сказать. Филипп должен был предвидеть, что жить с Изабель будет невозможно.
– Он верил… – В голосе психиатра появились нотки смирения. – Люди всегда верят…
– Во время нашей первой встречи вы сказали, что от душевной болезни вылечить невозможно.
– Совершенно верно. Можно только надеяться на… улучшение.
– Тогда зачем он допустил рождение детей?
– По той же причине: в надежде, что все уладится.
– Он думал, что материнство ее вылечит?
– Никогда в жизни. Мы же психиатры. Нам платят за то, чтобы мы не верили в подобный вздор… – запротестовал он со странной озлобленностью, как будто в те давние времена сам стал жертвой этих избитых представлений. – Нет, он думал, что им удастся вдвоем создать семью, он…
Потрепанный плейбой остановился.
– К чему весь этот допрос, в конце-то концов?! – воскликнул он, передвигая блокнот на письменном столе. – Скажите, почему вы здесь и расспрашиваете меня о людях, которых я не видел уже больше десяти лет?
Эрван хотел бы избежать любых объяснений, но его позиции были слабоваты, а вопросов еще много. Откашлявшись, он перешел к изложению событий:
– К моменту несчастного случая Изабель называла себя Эриком Кацем и имела психоаналитическую практику в Париже, выдавая себя за мужчину. Она заполучила пациентов своего бывшего мужа. Можно даже предположить, что она некоторым образом принимала себя за него. Вас это удивляет?
– Нет.
– Как можно оставлять подобных индивидуумов на свободе?
– Я отказываюсь обсуждать с вами проблемы такого рода, – отрезал Ласей, обретя свой высокомерный тон. – Вы позволяете себе судить о целом веке исследований, компетенций, психиатрических теорий…
Эрван улыбнулся – у него еще оставалось кое-что в запасе.
– Помимо прочего, мы обнаружили, что Изабель, которая не присутствовала на похоронах своего бывшего супруга и их общих детей, вернулась позже на кладбище, чтобы эксгумировать тела.
